Все-таки обозначаю эту тему в колонке, хотя не очень и хочется. Во-первых, большинство, кому надо, и так маленький роман мой прочитали. А во-вторых, и высказаться успели...
Однако, поступило ко мне из разных уголков литературной вселенной от разных людей, писателей следующее резонное соображение. Вот я (они говорят) полтора года в «Блоге Нечаева» ругаю всех на чем свет стоит (не совсем правда, многих и хвалил). Так поставь и себя теперь, дескать, пусть другие отыгрываются. Так по-честному будет.
Не знаю по-честному или нет, но ставлю, теперь уже все равно.
Вот он, маленький романчик мой «Сибирский редактор».
А вот и небольшой перечень соображений и впечатлений от автора:
Прежде всего, спасибо тем, кто меня поддержал и кому эта вещь действительно понравилась. Набралось таких человек пять, еще человека три с реакцией более-менее адекватной. По моим подсчетам среди моих знакомых число нормальных людей примерно соответствует
Работой над этим произведением (если это можно назвать работой) я на данный момент доволен, получилось у меня приблизительно то, что я и хотел. А хотел я создать живой, концентрированный текст, насыщенный событиями и яркими переживаниями, даже болью, намеренно далекий от так называемой «художественности», которая меня лично задолбала и по причастности к которой я в последнее время четко определяю плохую литературу (всю современную российскую литературу). Персонажами «СР» в основном горжусь: они все настоящие, непослушные, неподчиненные автору. От прямых связей героев с их прототипами я бы публику все же предостерег.
Конечно, основная задача моя была художественная (здесь уже без кавычек), то есть просто такой текст создать, а не дай Бог, обижать кого-нибудь или рассказать о ком-нибудь правду.
Не уверен, что я смогу создать нечто подобное на другую тему, все же литература для меня — дом родной, и я здесь информационно, эмоционально, как угодно заряжен по максимуму. Полагаю, как никто в мире.
Где-то даже рад, что столь многие люди в городе и в стране окончательно утвердились в том, что я «подонок, негодяй, мерзавец» и т.д. Когда ближний твой перестает сомневаться и обретает твердость в вере и убеждениях — это не может не радовать. Ах, да, еще «дерьмо» забыл, «дерьмо» — это особенно дорого, потому что от близких родственников, которые после этой книжки от меня отказались (не врите, суки, я отказался от вас первым).
Очень рад (не люблю слово «очень», но сейчас действительно очень), что по поводу обсценной лексики не было никаких замечаний: народ наш, похоже, привык, что автор может писать, как ему заблагорассудится (местами до этого с трудом доходили).
Искренне не могу понять, на что можно в этом тексте обидеться. Большинству, даже если оно так прямо себя узнало, ну не на что, правда. Что, Коля Штромило (а в начале это конечно Штромило) не бухал и не приходил в редакцию пьяный и сознание не терял? В тот период времени он жил у меня, и с ним, и со мной много всего интересного происходило. Кстати, был бы Коля сейчас хоть в малейшем здравомыслии, он бы первый пожал мне руку, я в этом уверен. Или что Дарование всех там переимело (знаем, о ком речь)... Ну во-первых, если это правда, обижаться не на что, а если не правда, вообще надо спасибо сказать, я прототипу только лишний пиар делаю. И так почти со всеми.
В книге нет намеренного цитирования. Только в одном месте я, как мне помнится, дважды, использую строки Эльфриды Елинек (в переводном варианте), и то только потому, что я ее в то время читал.
Одной из побудительных причин написания этой книги, так скажем, последней каплей, стал рассказ моего коллеги по одной из моих теперешних нелитературных работ, совершенно постороннего человека, о моем деде, что дед... смотрите первую строку произведения. После этого я понял: все, хватит, достало. Надо писать, говорить, оформлять.
К деду я, конечно же, отношусь хорошо, но делать из него жупел, икону, а тем более кататься на его имени всю жизнь, получать с этого имени дивиденты считаю непорядочным. То, что он с собой сделал, этот страшный, убийственный поступок требует, даже нет — просит искупления, покаяния. Ни в коем случае не прославления или чего там еще. Я естественно не против называния улиц дедовским именем, издания его книг, всего прочего. Но не считаю эти деяния важными. Душа этого сложного и странного человека просит у нас пощады, сочувствия, понимания. А поступок, так или иначе, требует исправления, и мы, живые, ради живых должны хотя бы попытаться что-то выправить в этой истории. Я попытался по-своему.
Антон Нечаев
