Помню, как в 2007 году на краевую «Театральную весну» приехала критик Татьяна Тихоновец и устроила всему публицистическому корпусу фестиваля сущий ад - по три спектакля в день, два из которых - в телевизионной версии, и постоянно – въедливые обсуждения увиденного. Самые бурные дискуссии тогда развернулись вокруг премьерной «Чайки», которую поставил в театре Пушкина его новый главный режиссер Олег Рыбкин. Ох, сколько было криков, ретроградных причитаний и какого-то самоуверенного скепсиса! Сам я тоже шумел увлеченно, поскольку в то время учился на каком-то по счету курсе красноярского журфака и как раз заново открывал для себя Чехова, творчество которого оказалось куда шире кондовых хрестоматийных трактовок «Вишневого сада», а также всяческих эссе о блестящих на плотине горлышках разбитых бутылок.
Спектакль меня восхитил, прежде всего, тем, что его драматургия выстраивалась и параллельно оригинальному тексту, позволяя тому звучать во всей пронзительной красоте, и сквозь него, выдергивая классических персонажей в пространство свободной зрительской интерпретации. Эта отстраненная театральность, изящная и психологически выверенная до абсолюта, настолько меня заворожила, что все прочие замечания казались (и до сих пор кажутся) мелочными и несущественными. «Чайка», как вы знаете, была номинирована на «Золотую маску», главную театральную премию страны, и до сих пор остается, по моему мнению, одним из лучших красноярских спектаклей большой сцены. Важнее, однако, что её полет навсегда изменил театральную жизнь города – люди смогли ощутить, наконец, живой театр, и потому каждый следующий спектакль Рыбкина воспринимался в первую очередь как нечто живое, дышащее, волнующее – и только потом в обывательском сознании рассыпался на сочетание плюсов и минусов. Того же стали требовать от других спектаклей, в том числе и в других театрах, и внезапно выяснилось, что выезжать на старом багаже больше нельзя.
Первое интервью с Олегом Алексеевичем я тоже запомнил на всю жизнь. Долго готовил вопросы, почему-то волновался, зачем-то советовался с тогдашней пресс-службой и в итоге получил совершенную ерунду. Уже третий по счету вопрос (довольно-таки глупый, что-то о провинциальности публики) возмутил режиссера настолько, что он, немного побушевав, на все последующие отвечал односложно. Хорошего текста не получилось, зато получился отчетливый и очень характерный портрет – импульсивного, амбициозного, сосредоточенного на своих ощущениях, но при этом открытого человека, который способен быть как «вещью в себе», так и камертоном любых общественных изменений. Благодаря этим его чертам из репертуара театра никуда не исчезла классика, но при этом афиша обогатилась замечательными образцами современной драматурги; сейчас «Пушка», даже будучи нещадно критикуемой одними и неумеренно восхваляемой другими - один из самых интересных и разноплановых театров Сибири.
Сегодня у Олега Алексеевича юбилей – ему исполнилось 50 лет. Накануне я попросил своих друзей и знакомых в нескольких словах охарактеризовать его творчество. Кто-то писал - «не верю!», кто-то – «кошмар и разврат!», кто-то - «гениально!», кто-то - «мне страшно нравится, а вот маме – не очень»; как и ожидалось, мнения вышли крайне полярными и эмоциональными, под стать имениннику. От себя же хотел поблагодарить Олега Алексеевича за его колоссальный вклад в театральное искусство нашего края и пожелать успехов на режиссерском поприще. Знаете, в детстве я всегда косо поглядывал на мрачноватый зал "Пушки", которая представлялась мне скорее пустотелым лафетом артиллерийского орудия. Кажется, что стрелять по-настоящему она стала именно сейчас.
