Всемирно известный оперный бас
Pодился в Тбилиси (Грузия) 12 февраля 1955 г.
В 1977 году одновременно окончил вокальный факультет Тбилисской консерватории и политехнический институт. За год до этого состоялся его профессиональный дебют на сцене Тбилисского театра оперы и балета в партии Мефистофеля ("Фауст").
С 1978 по 1981 год стажировался в Ла Скала.
1981 год – лауреат международного конкурса "Вердиевские голоса" в Буссето.
1982 год – являясь стажером Одесской государственной консерватории, он получает I премию конкурса имени П. И. Чайковского в Москве.
С 1983 года выступает за рубежом на ведущих оперных площадках мира, среди которых Ла Скала, Венская Штаатсопер, Баварская Опера, Гамбургская Опера, Опера де Пари, Сан-Франциско Опера, Вашингтонская Опера, Метрополитен Опера. Выступает с сольными концертами по всему миру.
1985 год – выиграл Международный вокальный конкурс имени Лучано Паваротти. После сенсационного выступления в партии Рамфиса в "Аиде" в Ковент-Гарден его вокальная карьера стремительно пошла вверх.
1987 год – по приглашению дирижера Герберта фон Караяна исполнил партию Командора в опере “Дон Жуан” на Зальцбургском фестивале, там же принимал участие в исполнении реквиемов Верди и Моцарта под управлением Караяна.
1998 год – удостоен высшего в оперном мире звания "каммерзингер".
2003 год – после 10-летнего отсутствия в России отметил 25-летие сценической деятельности на сцене Большого театра.
Семейное положение: женат. Имеет двоих взрослых сыновей.
Паата Шалович, у артиста Вашего уровня рабочий график наверняка расписан на несколько лет вперед. Как же Вам удалось выкроить время для концерта в Красноярске?
Я давно мечтал попасть в Сибирь, а когда очень хочется, то время всегда найдется, тем более эти гастроли были запланированы полтора года тому назад. В мае будущего года у меня специально оставлено время для выступлений в других сибирских городах. В Сибири я первый раз. Давно слышал о характере сибирских мужчин и красоте сибирячек. Знаете, важна не только внешняя, но и внутренняя, душевная красота, а ею сибиряки всегда славились. Я узнал это на собственном опыте. Кроме того, край поразил меня своей природой, которую мне показали со смотровой площадки Красноярской ГЭС – это потрясающе, я советую всем приехать сюда хоть раз и посмотреть.
Говорят, сибирский зритель «холодноват»?..
Не думаю, на концерте принимали нормально. Напротив, настораживает, когда с самого начала начинают кричать «браво» - это значит, что кого-то подсадили, как это бывает в столичных городах. Окончание концерта было таким, как я и ожидал.
Вы выступали в самых известных театрах мира. Где, на Ваш взгляд, самый взыскательный зритель?
Публика везде одинакова. Если ты хорошо выступаешь, она всегда от всей души аплодирует. Всегда нужно выкладываться, независимо от того, разбираются слушатели в музыке или нет, потому что, в конечном счете, когда настоящее искусство на сцене, то публика всегда в восторге.
Итальянцы – признанные ценители оперного искусства, а у нас зритель не избалован настоящими мастерами оперы. Есть ли для Вас разница?
Разница в том, что если, не дай Бог, плохо споешь, итальянцы закидают тебя помидорами или освистают прямо в театре, чего здесь однозначно делать не будут. Это из-за того, что итальянцы очень ревностно относятся к своему искусству.
Какой из мировых театров Вам запомнился больше всего?
У меня очень большие воспоминания о Ковент-Гардене, где я двадцать шесть лет тому назад начал свою карьеру. Хорошие воспоминания связаны с Ла Скала, поскольку там много работал. Впрочем, нравится везде, где хорошо принимают, а хорошо принимают там, где хорошо выступаешь.
Кроме русского, итальянского и французского, на каких еще языках Вы исполняете?
На немецком. Но у меня нет желания продолжать эту практику, поскольку не так хорошо получается петь на немецком, несмотря на то, что знаю язык и говорю на нем нормально. У меня было много приглашений, однако я исполнил партии лишь в нескольких немецких операх – «Похищение из сераля», «Волшебная флейта» Моцарта, «Фиделио» Бетховена и других. Я сам замечаю, что это пение мне не удается, и в дальнейшем планирую отказаться от немецкого. В этом отношении предпочитаю итальянский. Мусоргский, Верди – вот авторы, оперы которых у меня получаются хорошо, с ними я выступаю по всему миру. Из французских пою Мефистофеля в «Фаусте» Гуно.
Вы в своем творчестве отдаете предпочтение Верди. Им написано больше партий для баса?
Басовые партии написаны и у Беллини, и у Доницетти, но они моему голосу не подходят, он у меня более драматический, и потому предпочитаю Верди. Это накладывает некоторые ограничения на амплуа, но в чем-то всегда приходится идти на компромисс.
Поете ли Вы на родном языке?
Конечно, пою. К сожалению, на грузинском языке есть хорошие партии для тенора, баритона, сопрано, но просто нет репертуара для баса. Поэтому для всего мира я представляю русский бас, чем очень горжусь, для меня это большой комплимент.
Дирижер Герберт фор Караян назвал Вас «вторым Шаляпиным», считается, что Вам удалось возродить шаляпинскую традицию в оперном искусстве. В чем это заключается?
Шаляпина повторить невозможно, его можно только слушать и восхищаться. Тот, кто пытается его скопировать, выглядит на сцене смешно, поскольку это, во-первых, нереально, а во-вторых, никому не нужно. Шаляпину надо подражать в мастерстве и в поиске чего-то нового, как это делал он. Когда Караян сказал, что считает меня вторым Шаляпиным, он имел в виду, что появился новый талантливый человек, который что-то может в оперном искусстве. Не хочу подражать, а получается, что подражаю, поскольку в Москве в июле состоится запись «Бориса Годунова» Мусоргского, я буду петь три партии – Бориса, Варлаама и Пимена, а пока в записи это есть только у Шаляпина.
Доводилось ли Вам за рубежом работать с Дмитрием Хворостовским?
Дима – мой друг. Только что я прилетел из Нью-Йорка, где в Метрополитен Опера пел три постановки – «Набукко», «Дон Жуан» и «Дон Карлос», а он там поет в «Фаусте». С Дмитрием я был на его сольном концерте в Карнеги Холле, это было потрясающе. Он великий певец и потрясающий парень. У нас были и совместные спектакли – «Севильский цирюльник», следующий в июне в Венской опере «Дон Карлос», где я буду петь Филиппа II, а он – Родриго.
Как Вы относитесь к критике в свой адрес?
К критике отношусь со вниманием. Некоторые мои друзья вообще не читают критику в свой адрес, чтобы не портить настроение. Они рады, когда написано хорошо и не верят, когда плохо. Значит, если ты не веришь критике, то не должен верить и тогда, когда пишут хорошо? Критика не может быть у всех одинакова, тем более на Западе, где одна газета пишет хвалебные статьи, другая же уничтожает. Я в принципе читаю все, потому что в каждой статье можно для себя найти то, что заставляет задуматься. Но увы, такая правда часто портит настроение!
Легко ли с Вами работать партнерам по сцене - режиссерам, дирижерам?
Сейчас легко, а раньше было трудно, особенно режиссерам. Когда я начал выступать, увидел совершенно непривычные западные постановки. Они всерьез ставили то, что у нас делали на «капустниках», и я спорил, сопротивлялся, два раза даже оставил постановку. Потом понял, что это бессмысленно и я только проигрываю, начал поддаваться режиссерам, ведь публика воздает им свое, а певцам – свое. Она понимает, что не твоя вина, если ты глупо играешь. Дошло до того, мне предлагали в «Борисе Годунове», чтоб юродивый подавал Борису бутылку водки, а тот с ним выпивал. Я был не согласен с таким видением сцены и настоял на том, что царь просто принимает бутылку.
Например, в Германии сегодня на одной сцене можно поставить «Бориса», «Дон Карлоса», «Кармен», «Хованщину», «Севильского цирюльника» - что хотите, поскольку оформление универсально и исполнено в черно-белых тонах. Обидно, что все одно и то же, однообразие, а они считают это прогрессивным.
Кстати, в Италии никогда не допустят, чтобы итальянские спектакли ставились подобным образом. Правда, в отношении других опер они себе такое позволяют. В Метрополитен Опера вы тоже не увидите подобных постановок, поскольку их ставят на деньги спонсоров, которые попросту прекратят финансирование, если спектакль им не понравится. А в Германии это государственные деньги, на которые, к сожалению, можно ставить эксперименты.
Есть ли у оперных певцов такое понятие, как выход на пенсию, и во сколько лет Вы планируете оставить большую сцену?
Мы не уходим со сцены, пока нас не выгонят, хотя есть исключения. Например, выдающийся тенор Владимир Атлантов. Когда он ушел, у него было очень много контрактов, но как бы его не просили, он для себя все решил еще много лет назад. Сейчас он снова курит (а в свое время бросал и ждал, когда сможет вновь начать петь), может немного расслабиться с друзьями. Он охотится, рыбачит – кстати, как и я в свободное время. Мне бы хотелось отметить на сцене 50 лет творческой деятельности, а уж потом бросить. Значит, мне осталось еще двадцать три года. (Смеется)
Беседовала Надежда Новикова
