Главная
>
Статьи
>
Общество
>
Образование в РФ: стратегический отстойник?

Образование в РФ: стратегический отстойник?

04.09.2008
5

Дело привычное — начался новый учебный год. Букеты вручены, 1 сентября отмечено, будни начались. Но что за деятельность происходит в классах? Чиновники и приравненные к ним лица, верные долгу, отчитываются бодро. Эксперты сетуют: образование в кризисе. Что имеют в виду?

Мало сказать «российское образование в кризисе», должно рассказать, как дошли до жизни такой. Тренды, причины, следствия. Но сначала: а точно ли кризис-то?

Ну какие нужны критерии? Тесты на знания, будь то история или математика, плавно фиксируют сползание где-то начиная с 1960-х годов (с 1990-х в очевидной фазе). Один факультет, один курс, один классический советский задачник. В 1960-х годах отличники могли решить оттуда все 3 тысячи задач, в 1980-х брались за триста, а сейчас им специально отбирают тридцать — самых легких, чтобы решили хоть что-нибудь (реальная ситуация, рассказанная преподавателями из бывшего КГУ). Вопросы типа «когда началась Великая Отечественная война?» или «где находится на карте Москва?» подразумевали, что на них отвечает 100% выпускников средней школы. Но это устаревший стандарт, сейчас даты Октябрьской революции и Великой Отечественной не знают многие «хорошисты» (это автор наблюдал лично).
Процент людей, дотянутых до 11-го класса средней школы, сейчас больше, чем в том же 1960-м или 1980 году. Процент 18-летних людей, умеющих читать и писать, — меньше. То есть некогда в России их практически не было, сейчас появились. Процент молодых россиян, способных к восприятию сложного текста, будь то Пушкин или вузовский учебник, тает. Спор лишь о том, тает он 20 лет или 50 лет. Касательно навыков профессиональных, чем дальше — тем меньше «специальность», прописанная в дипломе, соответствует реальным умениям.
Спросим себя — как выглядит ситуация целостно? Чтобы понять реальность, давайте оттолкнемся от самых популярных мифов о ней.

Миф первый: «постиндустриальное общество»

Говорят, переход к постиндустриальному обществу повышает спрос на образование масс. Это неправда. Спросим себя — что такое постиндустриальное общество? Мы не называем зиму «постосенью», а утро «постночью». Приставка «пост» говорит лишь о том, что нечто закончилось, оставляя не ясным, что началось.Образование в РФ

Кончилось общество, где большая часть населения трудилась в индустриальном производстве. То есть были инженерами, квалифицированными рабочими, чернорабочими. Еще в молодости, когда и коммунистом-то не был, Карл Маркс связывал с этим огромные надежды. Мол, когда машина освободит человека от труда, человек освободится для творчества.
Автоматизация состоялась. На Западе нет необходимости труда, как ее понимал Маркс. Но примерно с началом постиндустриала началось… оглупление западного человейника (отражается даже в тестах на IQ). Освобожденные от труда разошлись на две большие группы. Первая села на пособия, подаяния, мелкое воровство и частное иждивение, это выбор целых «цветных» кварталов. Вторая группа села на искусственно придуманную работу, как правило, идиотскую. В Европах стало больше мелких государственных бюрократов, корпоративных клерков, продавцов, охранников. В Центральной Европе некогда проблему безработицы решали, раздув в 2 раза штаты собесов: исключительно с целью забрать людей с улицы!

Вся эта публика — криминальные нахлебники и офисный планктон — ни в каком образовании, по сути, не нуждается. Весь сегодняшний мировой ВВП можно делать в 2 раза меньшим населением Земли, радикальные теоретики говорят — в 5 раз меньшим, оставив лишь китайских работяг под присмотром 100 миллионов западных менеджеров и инженеров.
Короче: образование в раннем постиндустриальном обществе нужно меньше, чем в позднем индустриальном! В России все еще круче, параллельно идет два процесса — разрушение высокого индустриализма позднего СССР и сегментарная постиндустриализация. Оба процесса враждебны качественному массовому образованию.

Миф второй: «рынок знает, чего надо»

Мантрой последних времен стали в России фразы «ученик — заказчик образования» и «рынок все расставит на место». В последнем случае подразумевается, что заказчик образования — работодатель, и он-то точно не оплошает.
В реальности оплошают все. Ученик, которому предоставили статус «заказчика», ничего не выигрывает в целеполагании и проигрывает в смирении. Его не научили планировать свою жизнь, ставить цели, ему, наконец, не привили волю. Ему просто сказали: гуляй, Вася… И Вася натурально загулял.

Однажды я вел семинар у второго курса. «Да вы, блин, гоните, я заказчик образования, блин, вам ясно?» — пробовала учить меня гопота с задней парты. Заказ его был один — чтобы я провалился. Я пообещал заказчику кинуть в него стул и вскоре бросил тот вуз.
Работодатель, в отличие от прыщавого дворового юнца 15 или 20 лет, — мужик серьезный. Он знает, что ему надо. Но он не будет спонсировать «лишние сложности». Ему нужны хорошие водители, хорошие продавцы, может быть — хорошие копирайтеры. 90% бизнеса сидит еще на советских фондах, и ничего. Космические программы частному российскому бизнесу не нужны, водородный двигатель вреден, усиление психики и культуры населения — как минимум по фигу. НИИ для него — площади, которые можно сдать, и уроды, которых нужно слить.
Есть вещи, нужные всем вообще, но за которые не будет платить никто конкретно. Образование, отданное в России корпорациям и более никому, превратится в гигантское и качественное ПТУ по обслуживанию нефтяных вышек. С крошечными факультетиками пиара, финансов и менеджмента… В каком-то смысле будет честнее, чем сейчас: в системе тотальных декораций. Но только ли ясности мы хотим?

Миф третий: «всеобщее высшее»

Миф, что всеобщее высшее — хорошо, и миф, что это возможно. Ныне на тысячу душ студентов в пару раз больше, чем в позднем СССР. Провозглашено всеобщее 11-летнее образование. Когда число выпускников школ сравняется с числом мест в вузах — будет по факту всеобщее высшее. Главная причина всех количественных «ростов» — качественный провал в стандартах.

Слишком многие играли в РФ на их понижение. Кто-то играл и на повышение, но силы были неравны. Образно можно сказать так: выиграл симбиоз менеджмента системы образования с дебилиатом из самых темных народных масс — против среднего класса учителей, «серых лошадок» школ и вузов.
Некогда слушал речь одного красноярского ректора. На совете вуза он распекал девушку-преподавателя: слишком много двоек на курсе. Нюансы вуза были таковы, что двоек по предмету, по гамбургскому счету, должно было быть 95%. Поскольку никто не позволит выгнать 95% студентов, по итогу они стирались на тройки, но в процессе обучения число двоек — прямо пропорционально честности преподавателя.

Более того, оценка — последнее оружие педагога, вдруг ставшего постыдно беззащитным. Предположим, ученик говорит учительнице — «да ты чумная корова, имел я тебя» и т. д. В царское время или при Сталине — скорее всего, хана пареньку, вплоть до срока. В позднее советское время, скорее всего, исключили бы из заведения. Ныне в 90% случаев — без последствий. Вообще. Ну, родителей в школу, может быть. Ну, докладная записка декану. Ученика нельзя бить, нельзя штрафовать, нельзя выгнать, это полное всевластие гетто над белым герром профессором, устроенное прямо в аудитории.
Веришь либо в совесть учеников, либо в атавистический страх «оценки», чуждый отморозку, но держащий массу. И вот последнюю защиту ректорат выбивает. Слушая ректора, я слушал речь предателя своей гильдии. Если предположить, что топ-менеджера что-то связывало с девушкой на зарплате в двести долларов.

По факту интерес директоров, ректоров, чиновников от образования — максимизация финансового потока. Чем больше школьников и студентов, тем сильнее поток (и напрямую деньги от «платников», и косвенные деньги от государства — за число учеников и среднюю успеваемость оных). Поэтому, во-первых, брать всех. Во-вторых, не выгонять никого. В-третьих, завышать успеваемость. Все выше, и выше, и выше… «Институт» назвать «университетом», «школу» назвать «лицеем», и понеслась душа на Канары.

Точно такие же интересы — у школьника-дурака. Если школяр не хочет учиться, то администрация в системе образования — его первый союзник, а конкретный «препод» — враг. Последнего жалко. Обреченность иметь дело с тем, кто не хочет иметь дело с тобой, невозможность прервать фарс обучения — за что такое наказание?

Надо очень любить детей или предмет, чтобы принять такие условия. Или не уметь делать в жизни вообще ничего, кроме… этого фарса. Тогда идиллия: делаю вид, что учу, вы делаете вид, что учитесь. Пострадавших нет, кроме хороших учеников.
Мы видим: нет инстанции, которая бы держала стандарт. Государство и общество сильно отлучились из этой сферы, а ее сильнейшие игроки хапнули свое на понижении.

Миф четвертый: «объективный ЕГЭ»

Последняя из сильных новаций — единый госэкзамен. По замыслу, мера должна уменьшить коррупцию и дать всем равные шансы. Судя по статистике и личному опыту, коррупция лишь переехала. Лучшие результаты ЕГЭ по русскому языку показаны в национальных автономиях. Нужны комментарии? Помимо того, лично слышал ребят, рассказывавших, как им «рисовали» ЕГЭ: спасибо им за честность.
Побочное следствие системы закрытых тестов — снижение роли учителя и шанса творческого ученика. Есть не очень старательные ученики, не зубрилки, не «ботаны», но… с чувством предмета, что ли. Потом школьные зубрилки делают кандидатские, а люди с чувством предмета — науку. На стадии школы их формальные показатели так себе, но педагог таких чует и может вытянуть. Система закрытых тестов таких выбивает. Ну банально: подросток Эйнштейн читал ночами Канта, но был ужасным учеником и завалил бы ЕГЭ по физике. Догадливость, воображение и интеллект — все это первичнее знаний (все знание человечества лишь следствие чьего-то давнего воображения и ума). Все это игнорируется. Мы копируем систему тестового контроля с США, но США выступают всемирным импортером образования, а РФ его экспортер. Копировать США — все равно что японцам поучится делать автомобили на ВАЗе.

В вузах та же тенденция — в введении модульно-рейтинговой системы: преподаватели с нее стонут, чиновникам с нее радостно. Преподаватель знает, на какую оценку «идет» каждый ученик — как человек, вернувшийся с улицы, знает погоду там. Э-э, нет, говорят ему, мало ли чего на улице померещилось? Вот тебе термометр, барометр — измеряй.
Суть системы — учитель не может поставить ученику «субъективную» оценку. Он должен учесть посещаемость, лабораторные, успеваемость в каждом месяце, причем эта успеваемость разложена по 3—4 параметрам. Предлагается, к примеру, оценивать «креативность» даже у законченных идиотов.
Модульно-рейтинговая система — подарок прежде всего старательным тупицам. Подарок чиновникам, ибо любая отчетность множит их число и значимость, тем более отчетность излишняя. Как и в случае с ЕГЭ, падает личный вес педагогов, они лишь придатки машины. И падают шансы «эйнштейнов», гений не мониторится «посещаемостью». Система превращает заведение в техникум, игнорируя талант и самообразование — две вещи, на которых стоит классический университет. Но нам его не надо.

Миф пятый: «знания в аудитории»

Сам тип современной школы, кризис которой во всем мире с конца XX века, — именуется школой Коменского. Был такой философ в XVII веке, с него и пошло. Классно-урочная система, учебники, учитель говорит, потом спрашивает и т. д. Главное — универсализация.

Именно эта система в XXI веке трещит по швам. Она не соответствует набору современных профессий и стилей жизни. Возьмем, например, профессию журналиста или рекламщика. Как этому учить пять лет в аудитории? Этому учат пять месяцев и на рабочем месте. Максимум, что уместно как «образовательный модуль», — интенсивные курсы. Та же картина с большей частью профессий современного мира. Проще перечислить, кто требует многолетнего обучения: врач, инженер-конструктор, ученый и прочие старинные персонажи, уходящие корнями в века.

Простите, а что тогда происходит в аудиториях? А ничего. Реальное образование для большинства россиян заканчивается к 5-му классу средней школы (читать, писать, считать) и продолжается на спецкурсах (бухгалтеров, охранников, секретарш). «Тогда давайте все закроем и всех распустим» — тоже не предложение.

Фактически школа и вуз выступают социально значимым отстойником-накопителем. Основная масса «учащихся» просто удерживается так от улицы, криминала и наркомании. Некоторые — налаживают связи. Некоторые — используют халявное время жизни для самообразования и различного опыта, то есть учатся, но по-своему. А в целом — отстойник стратегического назначения. В такой системе неважно, что читать в аудиториях — лекции по предмету или инструкцию к холодильнику под запись… Суть одна: прививание усидчивости.
Когда-нибудь, быть может, разделят образование на базовое и профессиональное. Ну то есть дерево, развивающее базу на новых уровнях (читать, говорить, писать, думать) со съемными блоками профессиональных «компетенций», отданных лицензированным частникам на аутсорсинг. «Хочу учиться на интеллектуала первой ступени плюс блоки маркетинга, репортажа и гипноза». Как-то так.
А пока отстаиваемся.

«Воспитывают пассивного потребителя»

По каким параметрам мы судим, что это кризис? Как и чем мерить его глубину – и на что надеяться? Оценкой делится Александр Аронов Александр Аронов, член-корреспондент Международной академии образования, заведующий кафедрой педагогики высшей школы СФУ:

– О кризисе говорят разные группы: педагоги, управленцы, родители, научные эксперты и теперь уже политики. Пять групп. У каждой свои критерии. Родители говорят: ребенок не хочет идти в школу. В моем поколении были любимые и нелюбимые предметы, а сейчас – никуда не хотят. Еще 15 лет назад школу уже не любили, но еще уважали, говорили – я сейчас цитирую – «обязаловка, заставляловка и принудиловка». Сейчас ни любви, ни уважения, как сказал один ученик, «эта тошнотворная биология…» Учителя говорят: дети не помнят. Вроде научили, через полгода, год – все забыли. В школах бывают теплые осмысленные коллективы, но скорее как исключение, общее настроение: «надо бежать». Управленцы сетуют: мы завалены потоками бумаг, в школах при директорах заводят специальных людей – по отчетам и документам. Приходят распоряжения, которые надо было выполнять вчера… Некогда работать, надо отчитываться. Эксперты говорят: содержание образования не соответствует общественному запросу. Школа дает не тот тип личности, который сейчас нужен. Схоже говорят политики: воспитывают пассивного потребителя, а не гражданина. Такой человек не умеет работать с трудностями – он сбегает. Школы не выпускают людей, умеющих решать проблемы. Они их даже не видит. Как говорила одна женщина: у меня проблем нет, только вот детей кормить нечем, а так – какие проблемы? Причины? Инерционное мышление, система образования консервирована. Сейчас на ЕГЭ 25% двоек на математике, год назад было 20%, два года назад – 15%. Тенденция, но ее стараются не замечать.

Я бы все же рассчитывал на бизнес. Он стонет: нет кадров на всех уровнях. Нет рабочих, чтобы работать на новых станках. Нет менеджеров. Мы же не менеджеров выпускаем, а советских экономистов, которые знают, что в учебнике написано, а не как бизнесом управлять. Не хватает топ-менеджеров, хотя известны специальные методики подготовки. Но система образования окуклилась и работает сама на себя.

«Самое вероятное – коллапс»

В чем корень бед и какие возможны сценарии? Рассуждает Михаил АВЕРКОВ, директор молодежной общественной организации «Сибирский дом», разработчик и директор летних школ, преподаватель философии в СФУ:

– Причина проблем – в том, что образование пытается людей производить (отсюда рассуждения про «нужный» или «ненужный» сегодня тип личности). Мало того – «производить» людей предполагается в той же логике, в какой гайки или муку производят, и они выходят такими же безликими. А людей надо усиливать, надо создавать такие ситуации, когда человек усиливает себя сам или управляет собой. Сценарии? Самое вероятное, что случится с официальной системой образования, – коллапс. Она окажется заложницей неадекватно поставленных задач и станет памятником самой себе. А чтобы альтернативы вышли из подполья и стали сначала точками прорыва, а потом сложились в институты новой системы, потребуется как минимум 20 лет, как максимум – 50.

Где я вижу точки прорыва? Прежде всего это – любая ответственная проба себя в деле и под присмотром: у хорошего мастера на заводе, у сильного научного руководителя в аспирантуре, у разумного тренера. Островками могут стать и смелые проекты, на экспериментальных площадках, в дополнительном образовании. Прообразом может выступать христианская община первых веков нашей эры, когда люди усиливались, действуя совместно и зная, что их дело воплощает на земле высшие ценности.

Александр Силаев, «Вечерний Красноярск»

Рекомендуем почитать