Интернет-газета Newslab.ru пригласила в проект о гражданском обществе сразу двух гостей — это ученые Сибирского федерального университета, кандидаты философских наук Татьяна Феньвеш и Александр Павлов. Они расскажут читателям, чем культурная толерантность отличается от терпимости, почему оба понятия не свойственны природе человека и чем опасны игры с национальными чувствами.
Экономия средств и энергии
Т.Ф: Культурная толерантность подразумевает терпимое отношение к другой культуре и ее носителям. Иногда, сталкиваясь с другой культурой, мы испытываем шок. Шокирует то обстоятельство, что можно жить иначе. Почему, например, кто-то ест палочками, а не вилкой или руками? Чем больше визуальный, интеллектуальный разрыв между культурами, тем менее мы склонны быть терпимыми и толерантными. Не случайно греки считали, что есть их культура, а все остальное — варварство.
На самом деле быть изначально терпимым к другой культуре человек по определению не может. И это нормально. Одна культура не привыкнет к другой, она способна только выработать механизмы сосуществования. Культурная толерантность, как один из таких механизмов, является насильственной. Она противоречит природе самой культуры, потому что изначально культуры формировались как априорные враги. Толерантность — не столько достижение человеческого духа, сколько необходимость жить в мире, поскольку избавиться от других культур невозможно.
Исторически в России были все предпосылки к тому, чтобы формировать именно такую модель толерантных отношений. Империя, которая существует за счет силы — это крайне неудобно и затратно. Формирование нового мировоззрения, где одним из основополагающих принципов межкультурных отношений была толерантность, вызвано банальной экономией средств и энергии. Необходимость жить дружно возникает для того, чтобы не уничтожить друг друга в бесконечной войне. Но стоит только перешагнуть за определенный барьер, как о толерантности забывают и начинают демонстрировать личные, партикулярные, национальные интересы как общечеловеческие. Это скорее канал завоевания, чем повод взаимодействия культур.
Терпимость по инерции
Т.Ф.: В Советском Союзе декларировалась дружба народов. Это было необходимо, иначе СССР не был бы монолитным, устойчивым политическим образованием. В образовательном процессе присутствовало изучение национальных культур и литературы. Мультфильмы эпохи Сталина содержали очень простую мораль, представленную в художественно-игровой форме — культуры не так уж далеки друг от друга, открывалась общечеловеческая мораль. Вы думаете, что люди так поступали от сердечной доброты? Это была хорошо продуманная политика, направленная на сохранение единства государства.
После распада Союза у нас возникли известные проблемы. Но инерция, которая была присуща огромному культурному образованию, еще позволяет нам двигаться совместно. Вопрос в том, успеем ли мы сформировать новые типы межкультурных взаимоотношений до того, как иссякнет этот импульс. Объяснения, что нельзя обижать другого только потому, что он принадлежит другой культуре, нужно проводить с обеих сторон. Одно дело — толерантность доминирующего этноса, а другое — малых народов. Будут ли они к нам толерантны? Тут несколько вариантов отношений: «Россия — это тот, кто нас кормит, заботится, и поэтому мы должны ее уважать, любить и слушаться». Или «Поскольку Россия нас угнетает, то пусть кормит, а мы ее любить не обязаны». Не все республики Союза одинаково относились к Российской Советской Федеративной Социалистической Республике. Эти вопросы невероятно деликатные, связанные с этнической психологией. Человек может проявлять к другому толерантность, но в ее основе лежит только инстинкт самосохранения.
А.П.: Толерантность и терпимость — разные вещи. Толерантность — понятие более политико-правовое, холодно-формальное. Человек может не любить кого-то, но вынужден соблюдать правила поведения. Когда идет речь о более глубинных вещах, внутреннем сознании, уважении — вот это терпимость. Толерантность уравнивает всех, независимо от того, к какой культуре принадлежит человек. Например, как в Европе. Но и там сегодня это понятие начинает испытывать большие перегрузки. Во Франции мигранты сформировали большие диаспоры и требуют, чтобы некоторые элементы шариатской системы вошли в правовую кодификацию. Чтобы с ними считались не столько в правовом, сколько в морально-религиозном аспекте. И это при том, что европейские государства — традиционно христианские.
Т.Ф.: Европа перегибает палку в стремлении быть толерантной в правовом плане, запрещая христианские праздники и Новый год, чтобы не оскорбить чувства мусульман. Здесь нет толерантности. Речь идет о завоевании одной культурой другую. Поэтому если мы будем проявлять толерантность во вред себе, то растворимся в другой культуре. Пока СССР был силен, мы тоже могли позволить себе быть терпимыми, так сказать, «в одни ворота».
Реверансы и заигрывания
А.П.: Иногда возникают довольно забавные ситуации. Каким образом на конкурсе «10 символов России» грозненская мечеть «Сердце Чечни» чуть ли не одержала победу? Вы можете себе представить, чтобы символом России была эта мечеть? При всем моем уважении к мусульманам. В итоге было найдено паритетное решение.
Т.Ф.: Это очень опасные вопросы. Настолько зыбкая болотистая почва, где один неосторожный шаг и попадешь в такую трясину, что не выберешься. Хорошо, что нашли решение, которое устроило всех. Все эти реверансы и заигрывания могут привести к вспышкам межэтнических конфликтов. У кого-то возникнет вопрос: «А почему не мы?». Не все же будут признавать «Сердце Чечни» или храм Христа Спасителя. Впрочем, здесь нужно говорить не о религии, а о культуре. Мы же не обсуждаем египетские пирамиды в контексте верований древних египтян. Это общечеловеческий символ общечеловеческой же культуры, уходящий в глубокую древность. Но сейчас в живые символы вкладываются живые мысли — мечеть остается мечетью, а церковь — церковью.
А.П.: Кстати, в Чечне состоялся исторический прецедент. В середине XIX века, в период восстания Шамиля, русские вели себя, мягко сказано, негуманно. В некоторых населенных пунктах женщины, чтобы не попасть в плен, бросались вместе с детьми в пропасть. Рамзан Кадыров установил этим женщинам — героям войны с Россией — памятник. Для чего? Понятно, что это память, но она начнет цеплять на себя, как снежный ком, другие негативные ассоциации. Что будет, если в ответ на Кубани откроют памятник генералу Алексею Ермолову?
Проблема нашей страны в том, что нет четкой демаркации между рационально-правовыми регуляторами и регуляторами, которые существуют на уровне морали, этноса. До революции не было национальных республик. Были губернии, где жили граждане России, и хотя не все были равны, но существовали общие правила поведения. Со времен Ленина у нас произошло размывание границ — морально-культурных и правовых. И Борис Ельцин, конечно, сказал глупость: «Берите суверенитета столько, сколько хотите».
Т.Ф.: Есть силы, которые расшатывают единство. Самый простой раскол — это национальные чувства. Их оскорбление мгновенно приводит к желаемому результату. В свое время США, пытаясь разогреть конфликт между Арменией и Турцией, напомнили армянам о том, как они не правы, забыв о том, что в 1918 году на территории Турции случился армянский геноцид. Для того, чтобы властвовать, достаточно провести разлом по культурным границам. Мы сразу же начнем ворошить историческую память, вспоминать до седьмого колена того, кто у нас борону украл. И мы будем бить себя в грудь, несмотря на то, что прошли столетия с момента этой исторической обиды. О какой толерантности идет речь? Александр Павлович прав, это могут быть только правовые основы. Скорректировать поведение человека можно, а изменить его установки — никогда.
По заказу агентства по реализации программ общественного развития Красноярского края в рамках долгосрочной целевой программы «Содействие развитию гражданского общества и поддержка социально ориентированных некоммерческих организаций в Красноярском крае» на 2012–2014 годы.
