Пока дома заваливаются, лица медленно покрываются то красным, то зеленым, а позы принимают искусственно-театральную вдохновенность, в Витебск возвращается из Парижа Марк Шагал, раздобыв себе место комиссара искусства. Он хочет превратить город в центр революции и в лучший мир — горожане оказываются не совсем к этому готовыми, но на фоне революции и тотальных изменений всего как-то не очень сопротивляются. Шагал обрастает недругами, последователями, которые липнут к нему, как ракушки, и заглядывают в рот, оказывается одним из углов любовного треугольника, теряет контроль над ситуацией и между делом пассивно противостоит Казимиру Малевичу, который заботливо вынесен через тире в название фильма и который тут же по сюжету преподает в училище и вещает о супрематизме как главном и единственном варианте искусства.
«Шагал-Малевич» предстает то склокой местечковых, еще не знаменитых художников по поводу правил рисования, то мифическим сопротивлением Шагала и власти. Хотя в целом фильм не показывает ни художественного мира (ограничиваясь ракурсами, псевдо-соответствующими картинам Шагала), ни реальности, запечатленной в истории. Конечно, коровы, как и положено, летают, одинокие мужчины обнимают торы, скрипач играет себе, идя по тропинке, дом неоднородно заливается краской, а фон позади Малевича пронизывается ровными супрематическими фигурами.
При этом не совсем ясно, зачем — Александр Митта (один из старых и проверенных кинематографистов страны, по учебникам которого учат сценаристов) порождает странную историю: берет за основу жизнь реальных людей, очищает ее до основания, оставляя как ориентиры почти только одни названия: фамилии, Витебск, знаменитые картины. Потом впихивает несколько живописных сцен, несколько точно узнаваемых цитат из документальных источников, и дальше намешивает поверх всего этого несколько других сюжетов для того, чтобы все эти фамилии и образы склеились. Любовь самого Шагала, известная, столетняя, меркнет на фоне отношений его жены и бывшего поэта, ныне комиссара. Порыв к улучшению мира и искусства тонет в советчине и революции, с жесткой концовкой, мелодраматичной и сопливой, но, опять же, имеющей мало отношения к заглавной истории.
Фильм снимался под рабочим названием «Миракль о Шагале», которое потом заменили на более конфликтное. Миракль — это средневековая мистерия, то есть в стихах или прозе сделанная история о святых, разработка известного сюжета, центральным эпизодом которого является чудо. В здешнем святом восхвалении чудом является ни что иное как сам Шагал — и проглотить этот фарс довольно сложно. Малевич предполагается как фигура гораздо более четкая, бравая и насмешливая, актеры как будто играют в масках, тарабанят свои слова, улыбаются, набрав за щеки ваты. Из совершенно безумного — плакат «Клином красным бей белых», по фильму нарисованный с подачи вернувшегося из тюрьмы Малевича, на самом деле принадлежит Лисицкому (хоть они и рисовали в Витебске в одно время). Еще в фильм не вошел момент про застеленную Шагалом платками комнату (из дневников), бездарно упущена знаменитая демонстрация в Витебске (с плакатами по эскизам художника) — показана слишком просто. Финальное как бы чудо подводит итог картонно-ненастоящим декорациям, мучительным, театральным сюжетам, окончательно принявшим вид притворства. Образы хаотично наброшены друг на друга, закулисье полыхает, люди летят: чудо родилось мертвым.
Для знакомства с жизнью и работами художников (и Шагала, и Малевича) лучше обратиться к их литературному наследию, которого много — есть автобиографии, дневники, программные тексты. Смотреть эту странную вещь «по мотивам» не стоит — запутывает и только мешает.
