Профессор, доктор физико-математических наук
Родился в1952 году в Омске (отец – историк и писатель, мать – преподаватель литературы).
Обучался в Новосибирской физматшколе, в 1967 году поступил на физический факультет Новосибирского университета.
В 1968 году организовал студенческое выступление против политических процессов, был исключен из университета, после чего окончил профтехучилище, работал токарем, освоил различные профессии – от металлообработки до работы актера.
В 1972 году окончил математический факультет Омского педагогического института.
В 1980 году присвоена ученая степень кандидата физико-математических наук по специальности «Дифференциальные уравнения и математическая физика»;
В 1991 году присуждена ученая степень доктора физико-математических наук по специальности «Биофизика».
В 1993 году присвоено ученое звание профессора по специальности «Применение вычислительной техники и математического моделирования в научных исследованиях».
В течение шести лет работал заместителем директора по науке Института вычислительной математики СО РАН; автор и соавтор более 200 научных работ, в том числе 14 монографий. Среди его учеников 6 докторов и более 20 кандидатов наук.
Александр Горбань создал несколько новых научных направлений, развивающихся в институтах РАН и за рубежом. Его школа получила всемирную известность своими исследованиями в области физической, химической и биологической кинетики, теории динамических систем и обучаемых нейронных сетей. Является создателем и заведующим первой в России кафедры НейроЭВМ в Красноярском государственном техническом университете.
В разные годы работал по приглашениям в Клеевском (Clay) математическом институте (Бостон, США), Курантовском (Courant) математическом институте (Нью-Йорк, США), Институте высших научных исследований (IHES, Париж, Франция), Цюрихском федеральном политехникуме (ETH, Цюрих, Швейцария).
В настоящее время возглавляет кафедру прикладной математики в Лестерском университете (Лестер, Великобритания). Одновременно заведует отделом в Институте вычислительного моделирования СО РАН (Красноярск).
Александр Николаевич, как западные коллеги относятся к представителям российской науки?
Зарубежные коллеги отличаются высокой степенью дружелюбия и внимательности, взаимопомощи всегда и во всем.
Причем делают это искренне?
Я понимаю подоплеку Вашего вопроса, и она меня не очень радует. Я встречал много абсолютно дурацких комментариев на тему, что «они вежливые, но неискренние». Искренность – когда человек предлагает помощь, и готов помочь на самом деле. В этом смысле их поступки точно соответствуют декларации. А чтобы тебя любили как родного – это уж, извините…
Чем вы сегодня занимаетесь за рубежом?
За рубежом я работаю, и это мое основное состояние. Преподаю, делаю все, чтобы соответствовать существующим стандартам преподавательской, научной, учебной, административной работы. Проще всего с наукой, на втором месте обучение, на третьем – сложная организационная система, которая в Англии принципиально отличается не только от нашей, но и от любой европейской.
Опыт, который я приобрел в Швейцарии, здесь мне мало чем помогает. Система настолько другая, что трудно себе представить. Например, административные обязанности распределены по всему факультету и каждый год меняются. Это входит в служебные обязанности. На мне сейчас организация двух семинаров, плюс организация лестерской городской олимпиады по математике среди школьников и прочее. Начальников в нашем понимании нет. Например, я заведую кафедрой прикладной математики, но при этом никому не начальник. Просто я должен делать так, чтобы все работало.
Что можете сказать о зарубежных студентах?
Студенты приятные, умненькие, по российским стандартам очень плохо образованные. Слабая средняя школа в части математики, правда, английский язык они знают лучше меня (смеется). Особенно хороши студенты, приезжающие по международному обмену – французы, итальянцы, немцы. Они знают, чего хотят, и учатся. Местные студенты более расхлябаны, что совершенно естественно. Если не ждать, чтобы все они были математиками, то в целом впечатление хорошее.
На ваш взгляд, какие черты наиболее характерны для наших ученых?
Сложный вопрос. Во-первых, они сильны, очень сильны; но я считаю что мы, российские ученые, способны упиваться собственной гениальностью, забывая о тщательной проработке деталей и точном размещении своей работы в мировом научном сообществе, что не менее важно, чем гениальность. Зачастую я вижу, что человек при очень красивой идее раз от разу не додумывает каких-то деталей.
Второе – даже когда идеи более проработаны, они не размещены внутри существующего потока работ, и остаются изолированными островками человеческого ума. Работа либо принимается в общий поток, либо обтекается и забывается, и как раз понимание общего потока и умение быть принятым в него у нас почти не развито.
В чем же основная причина такой обособленности?
Это результат длительной изоляции, «железного занавеса», специфических культурных традиций, когда более ценится блестящая идея, в то время как способность ее преподнести считается чем-то более мелким и не очень достойным великого ученого.
Возможно, это зависит от недостаточного финансирования?
Финансирование по большому счету здесь ни при чем. Возможно, слабая проработка связана с необходимостью бегать по урокам и лекциям, отрывая время от науки, но западный ученый загружен не меньше. Пять лекций в неделю, которые я читаю, требуют выкладываться в три раза больше, чем десять лекций здесь. Там другой уровень проработанности, лекция должна быть лучше подготовлена, очень точно соотнесена с модулями предыдущих курсов, я должен подготовить письменное задание, проверить его и откомментировать, опубликовать решения в Интернете. Кроме того, лекцию должна сопровождать презентация, желательно компьютерная.
Конечно, техническая оснащенность…
Да какая там техническая оснащенность! Сейчас в России такие же возможности, как везде, просто ими не пользуются. У нас верх техники – картинки на «прозрачках» и лекции – мелом по доске. Там по традиции «прозрачками» пользуются в крайнем случае. Мела практически нет, вместо него фломастер и белая доска.
Может ли западный ученый заработать на жизнь, занимаясь только наукой?
Нет, причем это не зависит от страны. Научных ставок в мире практически нет. Для этого существует преподавание. Если зарабатывать там, а тратить в России, это довольно много, однако материальные условия не надо преувеличивать. С другой стороны, там жизнь стабильнее, аккуратнее, лучше организована, а главное, дает возможность помогать своим детям.
Возможно, именно это способствует оттоку кадров, пресловутой «утечке мозгов»...
Сейчас отток не так уж и велик, поскольку принимать армию научных работников из России некуда. Кроме того, найти работу на Западе не так просто. Ее находят наиболее активные и уезжают, потому что наука живет там, а не здесь. Национальной науки как феномена давно нет, есть мировая наука как общая река, и ты либо в ней, либо нет. Счастливый идиот, сидящий на берегу с сознанием, что он самый умный – это не ученый, поскольку не быть в мировой науке для ученого значит не быть вообще.
Так, за три года, проведенные за рубежом, я познакомился с ведущими специалистами в своей области, меня узнали, стали читать работы, чего навряд ли можно было достичь, работая только в Красноярске.
И поэтому не планируете возвращаться?
Я вообще ничего не знаю про будущее. Знаете, сейчас Китай возвращает своих профессоров из Америки, выдавая им американскую зарплату и создавая лаборатории такого же уровня оснащенности. Наше правительство пока не имеет никакой стратегии, хотя и много о ней говорит.
Вы не думали о том, чтобы податься в России в большую политику?
Во-первых – нет. Во-вторых, я работал в области политического консалтинга, но все равно я не политик, а технарь. Скажем, есть те, кто унитазы ремонтирует, а есть те, кто в них… ну, в общем, пользуется ими. Так вот, политики делают второе.
Мой папа, много сидевший историк и писатель, говорил: «Сашенька, политика – это разбой на большой дороге». Это некое принципиальное свойство политики – на грани полной безнравственности, поскольку профессиональная работа с такими вещами, как власть и влияние, предполагает некую профессиональную же атрофию нравственности. И это проблема не страны и времени, а всего феномена политики. Цивилизации менялись, а проблема оставалась.
Можно что-то прокричать из подворотни, оставаясь при этом весь в белых одеждах, правитель же должен порой совершать странные и страшные вещи, и не потому что он подлец. На нем лежит ответственность за власть, которую он взял. Это бездна, в которую я не хочу, а наблюдая, что в России эта бездна частично заполнена дерьмом, не хочу вдвойне.
Однако в молодости вы были не чужды политических веяний…
Это было не занятие политикой, а выступление против политического процесса путем надписей на стене. Если говорить высокопарно, власть над духом не властна, и всегда должен быть кто-то, кто встанет и скажет, что у власти есть свои пределы. Так получилось, что в этом месте в этот момент оказался я, правда, не один. За что и получил, хотя и не по полной программе. Исключили из комсомола, университета, по полной было бы посадить на шесть лет. Поскольку мне в этот момент было пятнадцать лет (всем остальным от 19 до 21), прокуратура отказалась возбуждать дело.
Вам было 15 лет на первом курсе?
Да, потому что окончил десятилетку за восемь лет, но суть не в этом. Конечно, могли возбудить какое-то странное дело с организатором – 15-летним подростком, но не стали. Правда, когда следствие закончилось, мне было почти восемнадцать. Но не захотели – и слава богу. Спасибо, что последовали закону и проявили гуманность.
Кстати, наблюдая за разными людьми, я выяснил, что самыми отъявленными негодяями были комсомольские активисты. Следователь КГБ, который вел дело, был очень рад, что дело перешло в общественную организацию, и был потрясен поведением руководителей этой организации. Он сам ходил к университетским профессорам и просил за меня поручиться, но профессора – сидевшие! – отказались. Нет, он не святой, просто у него была государственная точка зрения, поскольку ходил слух, что мальчик очень способный, опора русской физики, таких надо беречь и лелеять.
И как же дальнейшем сложилась ваша жизнь и карьера с таким пятном?
После я пошел в омское профтехучилище, работал токарем, рабочий коллектив рекомендовал меня к восстановлению в университете. Университет отказал, написав оскорбительный ответ в горком комсомола. Самое смешное, директор ПТУ Владимир Кузьмич Арзамасцев стал в этот момент первым секретарем горкома комсомола, и письмо пришло на него. Он собрал пленум, который решил меня рекомендовать меня в местный пединститут.
После института встал вопрос об аспирантуре, и снова мне не дали рекомендации, омское КГБ было против, хотя и не очень активно. Когда в начале 70-х меня хотел взять один оборонный институт, но безуспешно, мои ученики шутили, что была конференция по мирному использованию Горбаня. О мирном использовании не договорились, зато договорились о нераспространении.
В общем, жизнь чинила препятствия?..
Да не было, по большому счету, никаких препятствий. Когда тебя сажают в тюрьму или ссылают, как Сахарова, это препятствие, но я все же оппозиционер не такого масштаба. Все проблемы я рассматриваю как жизнь. Ну, не смог я восстановиться в НГУ. Если бы я помешался и хотел бы учиться только в Новосибирске или только в столичном вузе, я бы обыкновенно пролетел, но при достаточной гибкости просто выбирал то, что мог выбрать. И люди мне всегда помогали, начиная с того капитана КГБ, который, в отличие университетского проректора, предлагавшего мне быть стукачом, ничего от меня не хотел. Вероятно, у него был достаточный опыт, чтобы понимать, кому можно предлагать, а кому нельзя.
В Омске меня поддержал Владимир Борисович Меламед, ученик выдающегося математика Марка Красносельского. Когда мне нужно было защищать кандидатскую, два замечательных математика – Ольга Александровна Ладыженская и тот же Красносельский нашли провинциальный совет, где никто обо мне не слышал, и помогли защититься. Пусть несколько лет из обучения я упустил, зато когда защищал докторскую в Институте биофизики СО РАН, люди пришли послушать и стояли в проходах. Это было не поздно и не рано, мне еще не было сорока.
Что означает существующее сегодня понятие «школа Горбаня»?
Не знаю. Я всегда работал с учениками, первый свой спецкурс прочитал, когда мне было 13 лет. В первую же осень, когда поступил в Омский пединститут, набрал способных детей из всех школ города и устроил воскресную физматшколу. Они выиграли все призовые места во всех областных олимпиадах, что-то выиграли на всесоюзной, один из них даже вошел в международную сборную.
И так было всегда. Я своих учеников очень люблю, они заставляют меня думать. Сейчас есть очень славные имена среди тех, кто работает в России и за границей. Однако школы как самовоспроизводства стиля мышления не получилось, жестокой школы воспроизводства, как школа Ландау, я не устроил. Просто есть большая группа людей в разных областях – от математики до театра, считающих меня своим учителем, как, например, поэт Сережа Денисенко, завлит омского ТЮЗа. С возрастом я больше становлюсь не учителем, а опекуном – пестую их, помогаю, объясняю, ставлю задачи.
Вы имели отношение и к театру?!
Я был профессиональным актером. Сначала Омский театр поэзии был любительский, затем стал профессиональным. Я играл, ставил спектакли, был ассистентом режиссера. Моя любимая роль – Ильин в пьесе Володина «Пять вечеров».
Можете сформулировать лозунг вашей жизни?
Сейчас бы я сказал: «Делай, что должен, и пусть будет, что будет», поскольку есть некоторые вещи, которые ты не можешь изменить. Я стараюсь этому следовать, хотя не всегда удается смириться с неизбежным. Как, например, смириться с фактом собственной смерти? Вы еще молоды и не понимаете. Как говорит Кастанеда, «спроси совета у смерти». Смысл в том, чтобы измерять свои дела, желания, поступки жизнью и смертью. И это позволяет быть оптимистом, не позволяя мелочам тебя травмировать.
Другое выражение, которое я люблю цитировать, это молитва управленца: «Господи, дай мне силы совершить то, что я могу совершить, дай мне перенести то, что не могу изменить, и дай мне мудрость, чтобы отличить одно от другого».
Я не могу сказать, что доволен своей жизнью, как нельзя сказать, доволен ли ты своей женщиной. Она моя, и она просто есть.
Беседовала Надежда Новикова
