Александр Дамм: «Господдержка позволяет хозяйствам выжить. И только»

Краевой агропромышленный сектор продолжает показывать положительную динамику развития: растут урожайность, надои, привесы, появляются новые виды сельского хозяйства. Однако на поверку такой результат оказывается лишь «средней температурой по больнице». При точечном рассмотрении конкретных ситуаций в отрасли обнаруживается множество проблем: от устаревшего парка техники до крайне низких закупочных цен на сельскохозяйственную продукцию — и все это мешает дальнейшему эффективному развитию. И здесь на первый план выходят усилия властей, которые, по мнению председателя комитета по делам села и агропромышленной политике ЗС края Александра Дамма, должны быть направлены на развитие сельского хозяйства, но пока остаются лишь на уровне инструмента выживания.

Главное — помочь

Начнем с достаточно общего вопроса. На носу начало нового политического сезона. Каких результатов удалось достичь в прошлом году и какие первоочередные задачи сегодня стоят перед краевой властью относительно сельского хозяйства?

Сельское хозяйство в Красноярском крае развивается достаточно динамично и эффективно, если говорить об общих показателях. Ежегодно прирастают объемы производства зерна, увеличиваются надои, повышаются привесы. Но это в целом. В частности же сегодня существует ряд хозяйств, которые из-за своей низкой эффективности не имеют возможности развиваться. И задача власти — обеспечить равные возможности для развития как крупных и прибыльных хозяйств, так и мелких и низкорентабельных, тех, что находятся в сложных природно-климатических зонах и расположены в районах с неразвитой транспортной инфраструктурой. Вот, собственно, исходя из этого, мы сегодня работаем над совершенствованием закона о государственной поддержке предприятий агропромышленного комплекса.

А если конкретней — что это за действия?

Ну, к примеру, уже в этом месяце мы собираемся слетать в Эвенкию — познакомиться с условиями оленеводства, которое для этого района края является основным видом сельского хозяйства, его потенциалом и возможностями выхода на краевой рынок. Задача проста — определить основные точки воздействия, где нужна и может оказаться эффективной господдержка.

А нужно ли развивать эту отрасль сельского хозяйства?

Несомненно. Там ведь огромные запасы кормовой базы, большие возможности по домашнему выращиванию оленей. А через это можно увеличивать производство мяса в крае.

И какие показатели могут быть достигнуты на этом направлении?

Мы сегодня в крае производим 30—35 тысяч тонн говядины, а оленина могла бы дать привесок в 10—15%. Здесь, правда, встает проблема переработки этого мяса и доставки сюда, к основным рынкам сбыта. Наверное, если везти просто мясо в тушах, то оно будет стоить очень дорого в связи с транспортной составляющей. А если наладить на месте, в Эвенкии, первичную переработку, то это могло бы снизить транспортную нагрузку на цену на единицу готовой продукции.

Давайте вернемся к показателям развития. Какие результаты достигнуты в первом полугодии этого года и как они соотносятся с аналогичными результатами прошлого?

Тут проще, наверное, все же говорить по результатам года, так как уже сейчас видны определенные предпосылки, да и судить о зерновых, например, по итогу полугода вряд ли получится.

Хорошо, давайте по году…

Если в прошлом году урожайность зерновых в крае составила 25,9 центнера с гектара, а объем произведенного зерна составлял 2,508 млн тонн и было засеяно 970 тысяч гектаров, то в этом году засеяно уже 1,020 млн гектаров, предполагаемая урожайность — 26 центнеров с гектара и, соответственно, удастся произвести, если никакие факторы типа погоды не вмешаются в процесс уборки, 2,6 млн тонн зерна. В этом году больше заготовлено и кормов — сена и сенажа, — соответственно, мяса и молока также будет произведено больше. Увеличатся и надои: если в прошлом году этот показатель был на уровне 3,866 тысячи литров на одну фуражную корову, то в этом — почти 4 тысячи. Таким образом, несмотря на сокращение поголовья крупнорогатого скота, которое продолжается на территории края за счет мелких хозяйств, объем надоев все же увеличится. Получается, что по основным показателям сельское хозяйство региона продолжает развиваться. Хотя, если более критично взглянуть на состояние дел, окажется, что по ряду хозяйств ситуация далека от благополучной.

А рынки сбыта для этого возросшего производства здесь, в крае, найдутся?

Сбыт — это больной вопрос, проблемный. Собственно, поэтому же мелкие хозяйства и не выживают. Находятся далеко, к ним за их небольшим объемом произведенной продукции никто не едет, а если едет, то цену устанавливает такую, что и говорить смешно. Мы еще в июне этого года, внося дополнительные меры в закон о господдержке сельхозпредприятий, заложили отдельные деньги на продвижение товара на рынок. Там есть ряд направлений: компенсация части затрат торговым сетям за приобретение продукции местных сельхозпроизводителей, возмещение части затрат, связанных с реализацией за пределы края и (или) на экспорт продукции, произведенной в крае, и некоторые другие меры.

А вообще размеры господдержки АПК достаточны для нормального и динамичного развития отрасли или только закрывают текущие нужды?

Скорее закрывают текущие нужды и для дальнейшего, более эффективного развития, конечно, недостаточны. Хотя во время мирового кризиса трудно рассчитывать на развитие, важнее просто выжить. И все же на Западе компенсация затрат на производство составляет около 40%, у нас это 3—4%. Ну о каком достаточном уровне поддержки может идти речь? Тут, кстати, и становится понятным, почему нашему крестьянину, единственным средством снижения издержек которого является уменьшение себестоимости продукции и заработной платы, а на внедрение каких-то новых технологий, как правило, вообще не хватает денег, так трудно конкурировать с европейской сельхозпродукцией. Конкуренция на уровне себестоимости в сельском хозяйстве вообще очень сложна, поскольку она, в принципе, находится у всех примерно на одном уровне.

Так что, утверждение, что сельское хозяйство — низкорентабельная, экономически неэффективная отрасль, все же верно?

Большей частью да. Нигде в мире агропромышленный комплекс не живет и не развивается только за счет собственных средств, за счет самоокупаемости. Везде государство участвует в этих процессах. В США крестьянам компенсируют до 25% от затрат на производство, в Германии — 50%, а в Японии — все 75%. Причем японцам в 7 раз выгоднее покупать тот же рис в Китае, а не выращивать у себя, но тогда продовольственная безопасность страны окажется под угрозой.

А какая отрасль сельского хозяйства сегодня в крае лидирует по показателям, уровню развития?

Зерноводство, конечно. Как в конце 90-х прошлого века наметилась эта тенденция, так и продолжается. Это понятно, ведь производство зерна по сравнению со всем остальным требует наименьших затрат, наряду с высоким спросом на продукцию. Вы посмотрите, что нужно для зерноводства: весной собрался с силами, взял кредит, посеял, летом обработал, осенью еще раз напрягся, собрал урожай, отдал кредит, на прибыль живешь до следующей весны. А молочное и мясное животноводство требует постоянной и кропотливой работы. Длинные кредиты, вложения в оборудование и инфраструктуру, обусловленная этими факторами низкая рентабельность — все это делает животноводство малопривлекательным видом сельского хозяйства.

Не раз сейчас прозвучали кредиты. Сельское хозяйство сегодня живет только на кредиты или все же есть хозяйства, которые работают на собственные средства?

Без кредитов агропром вообще жить не может. И это не только в России, это везде так, поскольку, как правило, требуется достаточно большой объем единовременных затрат, и только потом появляются доходы, с которых можно эти расходы погасить. Поэтому во всем мире кредиты — это основной инструмент жизни сельского хозяйства.

Если кредиты столь важны, то подорожание кредитных ресурсов из-за кризиса не убьет ли сельское хозяйство совсем?

По крупным хозяйствам можно с уверенностью сказать — нет. Банки продолжают их кредитовать, пусть с дисконтом залога, пусть чуть дороже, но продолжают. А вот что касается небольших и совсем мелких, то там ситуация сложнее и велик риск, что этот год они отработают в лучшем случае в ноль, а в худшем получат немалые убытки.

Не приведет это к массовому оттоку мелкотоварных хозяйств с рынка?

К массовому не думаю. Тенденция к закрытию мелких хозяйств на сегодня и без того существует — ежегодно уходят 8—10 таких предприятий. В этом году их, судя по всему, может быть больше, но обвала не будет, поскольку еще весной буквально в ручном режиме отслеживалось каждое хозяйство, предоставлялась помощь и поддержка. Та же фиксация цен на топливо, действующая по сей день, дала возможность крестьянам получить дизтопливо по 14,6 тысячи рублей за тонну против 21—23 тысяч в рознице. Это большое подспорье сельчанам.

А насколько сегодня хозяйства края готовы к уборочной?

Вообще эти работы уже ведутся, но с некоторой задержкой. Если в прошлом году на 7 сентября было обмолочено 30% зерновых, то сегодня — только 14%. Но проблема здесь не в готовности хозяйств, а в погодных условиях, которые сильно затормозили осенне-полевые работы.

Успеем?

Все опять же будет зависеть от погоды.

А какие-нибудь способы ускорить этот процесс есть?

К сожалению, нет. Зерно — это тот продукт, который можно убирать только тогда, когда его обогрело солнце, когда оно сухое. Держать же в хозяйствах увеличенный парк комбайнов, что называется, на всякий пожарный случай экономически нецелесообразно. Конечно, есть научно обоснованные нормы работы комбайнов, которые составляют около 138 гектаров в сезон, в крае же она доходит до 250—260 гектаров, а по некоторым хозяйствам и до 300. Поэтому вроде бы ресурс есть, но надо понимать, что увеличенный парк нужно содержать, обслуживать, да еще и поставлять на него кадры. К тому же составляются эти научно обоснованные нормы исходя из того, что существуют хорошие погодные условия, что комбайнер работает 8 часов и т. д. На деле же комбайнер работает ровно столько, сколько светит солнце, — у него сдельная оплата труда, поэтому, пока можно, он молотит.

Такая усиленная эксплуатация техники не приводит к ее повышенному износу? В каком вообще состоянии сегодня находится парк сельхозтехники?

Это еще один больной вопрос. Если еще в начале 90-х годов прошлого века в крае на те же самые посевные площади у нас приходилось более 9 тысяч комбайнов, то сегодня их лишь 4 с небольшим тысячи. Причем из них порядка 80% комбайнов уже давно выходили свой ресурс — они эксплуатируются по 15—20 лет, хотя не должны больше 10. Мы понимаем это, и, например, в прошлом году мы компенсировали до 30% за покупку новой рядовой сельхозтехники и до 50% за покупку энергосберегающей техники. Всего по этой программе было выделено 833 млн рублей, и все эти деньги были освоены.

По зерну более-менее понятно. А что происходит с овощами: картошкой, капустой?

А тут все отдано на откуп личным подсобным хозяйствам — сегодня в промышленных масштабах ни картофель, ни капуста сельхозпредприятиями края практически не производятся. Для понимания объемов: 94% всего производимого в крае картофеля — это личные подсобные хозяйства. По остальным овощам этот показатель находится на уровне 70%. Причем достаточно большую долю в этом занимают «китайские теплицы».

А как обстоят дела со сбытом на овощном фронте?

Нормально, но временами странно.

Что имеется в виду?

Смотрите, что касается первичного сбыта (производитель — переработчик), то там все отлажено. Сбыт хоть происходит и нецентрализованно, но все же организованно. Что же касается собственно попадания на прилавки магазинов, то здесь все интересней. По тому же картофелю нередки случаи, когда произведенная здесь картошка фасуется и продается уже под брендом, например, алтайской. И уже по большей цене.

То есть нашу картошку вывозят на Алтай, там фасуют и привозят обратно?

В том-то и дело, что нет, если только речь не идет о технологической переработке, например, в чипсы. Ее просто здесь обрабатывают, моют, сушат, фасуют в сетки, клеят ярлык алтайской и поставляют в магазины. Так же, кстати, происходит и с алтайской мукой, которая, по сути, сегодня только бренд, а производится для нашего рынка здесь — на Ачинском мелькомбинате, из нашего же зерна.

И насколько этот процесс увеличивает цену продукта? Я имею в виду вот что: есть «Алтайская мука», произведенная на Алтае из их зерна, а есть произведенная здесь из нашего. Стоят в рознице здесь, в городе, они наверняка одинаково. А насколько в действительности должна быть разница?

Полагаю, только исключение транспортных расходов должно бы дать 10—15-процентное снижение цены. Безусловно, с такой ситуацией нужно разбираться и принимать соответствующие меры.

А вообще какую долю потребности нашего региона в продовольствии сегодня может покрыть сельское хозяйство края?

Существуют опять же научно обоснованные нормы потребления тех или иных продуктов, на основе которых и обозначается потребность. По молоку это, к примеру, 305 литров в год на одного человека. В крае сегодня производится 229 литров. Потребляем чуть больше. Причем 4—5% нашего молока сегодня уходит за пределы региона, остальное потребляем здесь. По мясу картина идентичная — что производим, то и потребляем практически в полном объеме. Однако если говорить об объемах производства регионального сельского хозяйства в целом, то они составляют примерно 60—70% от научно обоснованных норм потребления. Таким образом, ресурсы потребления для наращивания объемов производства в крае есть. Если же говорить о фактической продовольственной безопасности, то сегодня, к сожалению, в Российской Федерации она утеряна — доля местных продуктов питания составляет лишь порядка 60%, тогда как только на минимальном уровне необходимо 80—85%.

А насколько сегодня наши товары конкурентоспособны по сравнению с продукцией других регионов?

Очень конкурентоспособны. Наша продукция вообще является более качественной, с учетом того, что, как это ни парадоксально звучит, у нас ниже уровень развития. Именно уровень развития определяет количество используемых в производстве биологических добавок и стимуляторов. Мы пока обходимся без этого.

Да ладно. Цыпленок в естественных условиях не растет 2,5 месяца — это результат стимулирования роста. Нет?

Абсолютно верно. Но давайте разводить индустрию, каковой собственно сегодня является птицеводство даже у нас, и другие виды сельскохозяйственного производства и собственно хозяйства. Я сейчас говорю скорее о молоке, мясе и зерновых, производимых в большинстве хозяйств края, где о существовании биостимуляторов и не слышали, а на их закуп и использование просто нет денег.

А в ценах можем конкурировать?

В ценах ситуация сложнее. Себестоимость нашей продукции сегодня объективно выше, чем в других, более развитых с аграрных позиций регионах, например Краснодарском крае, не говоря уж о загранице.

То есть вступление в ВТО все же убьет наше сельское хозяйство, продукция которого не сможет конкурировать с аналогичной, но более дешевой, произведенной за рубежом?

Конечно, не убьет, хотя при существующих подходах — создаст дополнительные трудности. Единственный способ выжить — увеличить государственную поддержку. Причем ВТО ведь не запрещает ее, а лишь накладывает ограничения. Причем для господдержки агропромышленного комплекса это ограничение для России находится на уровне примерно $9,5 млрд, а сегодня в стране выделяется около $3 млрд. Поэтому нужны только воля и желание поддержать отрасль, а до столкновения с ВТО еще далеко.