Рынок спортивной одежды в России сжимается. Количество отечественных производителей сокращается не потому, что люди стали меньше заниматься спортом. Азия, в частности Китай, давит дешевым импортом. Гусиный пух Сибири успешно заменяется китайским утиным и куриным. Успешно для производителя — не для потребителя. Об этих и других тенденциях рынка легкой промышленности «ВК» беседует с директором красноярской компании «Рок Пилларс».
Скальная порода
Николай Леонидович, ваша компания шьет одежду для занятий спортом. Не потому ли, что сами вы много лет занимались альпинизмом и скалолазанием?
Именно мои спортивные занятия определили выбор. Когда участвовали в соревнованиях по альпинизму, отчетливо стали понимать: одно из самых слабых мест наших команд — экипировка. Родилась идея сделать скальные туфли. В Советском Союзе к концу 80-х годов такого опыта не было. Мы использовали потенциал Красноярского технологического института, разработали уникальную резину и силами энтузиастов в 1989 году выпустили первые шесть пар скальных туфель. Я тогда работал директором институтской лыжной базы — прямо там, в неотапливаемом помещении, мы и наладили «производство». Лаборатория делала резину, мы ее наклеивали на калоши — и испытывали. Таким образом прошли испытания около двух тысяч образцов, прошли успешно. Мы поставили производство на поток. Во многом помогла тогда фабрика «Ионесси» — они отдавали нам свои неликвиды, материалы, колодки, какие-то нужные нам приспособления… А после того как сборная России, обутая в наши туфли, стала чемпионом Советского Союза, мы получили заказы со всей страны на полгода вперед.
Почему прекратили выпускать обувь — стало невыгодно?
Сейчас обувь под торговой маркой «Рок Пилларс» производится в Чехии и поставляется более чем в 30 стран мира. У нас с самого начала были большие амбиции, мы точно знали, что должны выйти на мировой рынок. Отсюда, кстати, и название: «Рок Пилларс» переводится как «каменные столбы». С одной стороны, мы должны были «звучать» по-английски, с другой — отражена уникальность региона.
Первый зарубежный рынок, на который мы вышли, — чешский. Там уже было представлено несколько производителей скальных туфель. Чехия — обувная держава, у нас очень удачно складывались отношения с тамошними партнерами. Но в 1993 году в России начались активные перемены, не все они к лучшему. Мы потеряли кожевенную промышленность, встала химия, сырье приходилось уже ввозить из-за рубежа… Производить продукцию здесь стало невыгодно. По предложению нашего зарубежного партнера мы перевели производство в Чехию. Тогда это потребовало серьезных финансовых вложений, нам они были не под силу, поддержки со стороны банков или государства получить не удалось. В результате сегодня мы никак финансово не участвуем в этом проекте. Хотя торговую марку сохранили.
Нынешняя экономическая ситуация не позволяет вернуть сюда производство?
Технически это возможно. Все наши ноу-хау, все разработки, сделанные в то время, актуальны и сегодня. Проблема в рынке сбыта. Для такого производства, даже небольшого, нужен гарантированный сбыт. А рынок спортивных товаров в России развивается не теми темпами, которые позволяют что-то гарантировать. Потребности россиян в скальных туфлях как раз закрываются сполна теми объемами, которые попадают сюда из Чехии. Мы эту продукцию под собственной торговой маркой покупаем у нашего московского партнера. Пока нас это устраивает.
Что, Европа больше нуждается в скальной обуви, чем Россия?
Там очень популярно скалолазание. Этот вид спорта в европейских странах — в первой пятерке. Много гор, скал, огромное количество тренажеров для лазанья, они установлены даже в дошкольных учреждениях. Входной порог — то есть необходимые затраты на снаряжение — относительно невысокий: купил скальные туфли, веревку — в принципе, уже можно идти на скалу. Потому там и рынок снаряжения так активно развивается.
Всегда думал, что Россия в альпинизме впереди всех…
Все именно так. В Красноярске вообще очень сильная школа скалолазания — может быть, одна из самых сильных в мире. Просто раньше в каждом вузе да и во многих средних учебных заведениях были бюджеты на развитие спорта, вузы могли себе позволить, например, отправить команду по скалолазанию на сборы на два месяца… Было много спортивных клубов, секций и т. д. Теперь это только начинает возрождаться. Мы это направление рассматриваем как потенциал, как будущий рынок, но для развития бизнеса сегодня оно не кажется мне перспективным.
Разодеть в пух
Ваша основная продукция — пуховики. Вы позиционировали ее как «товары широкого ассортимента для активного образа жизни». Вероятно, такое определение справедливо и для ваших конкурентов, работающих в сегменте спортивной одежды. Кто покупает? Много ли ведущих активный образ жизни?
Возрастной диапазон потребителей пуховой одежды очень широк, от младенческого возраста до пожилого. Есть три территории, где качественный гусиный пух: Сибирь, Аляска и Канада. Мы используем только сибирский пух — пух белого гуся. Есть одно важное требование, которое производителю необходимо выдерживать: пуховик должен дышать, потому что человек активно двигается. Шить поэтому надо так, как если бы вы обшивали команду, идущую покорять Эверест. Отсюда высокие требования и к качеству самого материала, ниток и т. п.
Высокие требования к качеству исключают возможность использования дешевых материалов. Китайские пуховики менее качественны, зато дешевле. Ощущается конкуренция?
Конкуренция в основном между равными производителями. Это российские — их немного, — это канадские компании, хотя у канадцев цена намного выше нашей. Остальное — Юго-Восточная Азия. Не конкуренты. Их товар более низкого качества. Пережить зиму в Норильске в пуховике, произведенном в Азии, невозможно. Неважно при этом, какую эмблему на него наклеили. До 90 % пуховиков ввозится на российский рынок из Азии. И дело не в том, что они не умеют шить, — умеют, они вполне способны изготовить качественный пуховик. Но как только они его сошьют, его цена окажется значительно выше, чем сегодня. Поэтому и пух там — не гусиный, а утиный вперемешку с куриным. Конечно, это намного дешевле, чем дорогой пух белого гуся. Но гусиный греет и дышит.
Там же дело не только в качестве пуха: он как-то умудряется вылезать сквозь материал, из которого сшит пуховик!
Проблема технологии и сырья. Можно гарантированно обеспечить отсутствие миграции пуха за счет дешевого материала, но это будет материал типа полиэтилена, под которым тело не дышит. Часть пуховиков из Азии именно такие — совершенно замечательные внешне, пух не лезет, но при этом пуховик совсем не дышит. А если пух лезет — возможно, это просто нарушение технологии. Игла некачественная, пробиваются дыры такие, сквозь которые мигрирует пух, нить не пуходержащая… Есть специальные немецкие нитки, есть итальянская фурнитура, японские молнии, высококачественные корейские ткани — они все это не используют.
Кризис как-то поменял рыночный расклад?
Многие дорогие магазины раньше свысока смотрели на нашу продукцию — возили финские, канадские пуховики. Кризис резко подстегнул цену на этот товар, от 30 до 40 %, — и отношение к отечественным производителям переменилось. Сейчас на внутреннем рынке ситуация для российских производителей не столь угрожающая. Проблема — в кредитах. Если раньше розничная торговля могла получать кредит под товар в обороте, теперь в 70 % банков с нее требуют залог в виде имущества. Как правило, у торговых сетей, с которыми мы работаем, такой недвижимости в собственности нет — следовательно, и заложить нечего. В то же время наша позиция на рынке достаточно жесткая: мы не даем товар с отсрочкой платежа и не даем «на реализацию». У нас финансовые возможности тоже ограничены.
Госрезервы
Для вас кризис только наступает или уже наступил?
Наступил. Мы получили серьезный удар от банковской системы. Производство не может жить без оборотных средств, без кредитных ресурсов. В конце года, когда мы, как обычно, намерены были перекредитоваться, банки не позволили нам сделать это. Пришлось погасить текущие кредиты, а новых нам не дали. Тем сложнее, что это был весенний период, когда сезон кончается, сбыта нет — соответственно, нет притока денег. А кредит не дают. Мы в течение пяти месяцев пытались получить кредит — получили, но под очень высокий процент. Поэтому сейчас сокращаем объемы производства, проводим реорганизацию всех структур.
Как государство может поддержать легкую промышленность?
Поддержка существует. Форм довольно много, мы в курсе и участвуем в программах. Проблема в том, что государственная власть планирует одно, а банки, которые в этой программе участвуют, поступают иначе. Раньше мы могли взять инвестиционный кредит на пять лет и получить на него компенсацию процентной ставки — конечно, это было выгодно. Сейчас банки ужесточили условия, кредиты выдаются на один год, длинные деньги недоступны, через два-три месяца кредит нужно начинать отдавать. Но он еще работать не начал! Цикл любой производственной компании достаточно длинный. Изменилась позиция банков и в части приема залогов. Теперь они не принимают в качестве залога товар в обороте, а принимают только недвижимое имущество. Есть еще поддержка, связанная с расходами на выставочную деятельность, с сертификацией продукции, но это небольшие деньги. Рынок сегодня вроде бы готов потреблять нашу продукцию, многие сети сворачивают свою деятельность в регионах, уходят товары-заменители, которые раньше были конкурентами. Рынок освобождается, места в торговых комплексах пустуют. Можно было бы зайти. Но нам нужны длинные деньги — трех-пятилетние кредиты.
А такой способ, как диверсификация бизнеса, помогает выжить?
У нас бизнес достаточно диверсифицирован — мы выпускаем не только одежду, но еще и палатки. С самого начала была такая установка — и мы продолжаем ей следовать: используем только собственные разработки. Все, что мы придумываем, — абсолютно инновационно.
Патентуете?
Начинаем. К нашей радости, государство сегодня приветствует такую практику. Сегодня для любой фирмы-производителя считается нормально, когда она ежегодно на 50 % меняет ассортимент продукции. У нас такое было в начале 2000-х годов. Сейчас мы вынуждены сокращать разработки по многим позициям.
Много ли таких фирм в России, которые используют в производстве только собственные разработки?
Не больше десятка. Мы не боимся публиковать свои модели в каталогах и буклетах, потому что это в основном разработки прошлых лет.
Есть реальные механизмы участия в деятельности власти, направленные на развитие бизнеса?
Есть различные советы по развитию предпринимательства, мы в них участвуем, когда нас приглашают. Мы состоим в Союзе промышленников и предпринимателей края, сотрудничаем с Торгово-промышленной палатой. Пытаемся донести до власти свои требования — достаточно часто это удается сделать. И власть нас слышит. Другое дело, что возможности у самих властных структур ограничены. Либо механизмы реализации намерений, провозглашенных даже на самом верху, тормозятся на уровне тех, кто их должен реализовать. Я уже приводил пример с банками. Еще один. Принято в крае в рамках закона о поддержке малого бизнеса положение о компенсации процентной ставки по кредитам. Но для того чтобы это положение работало, нужно собрать огромное количество бумажек. Само вхождение в программу не сложно, но система отчетности… Представьте — мы должны были спрогнозировать государственным органам объем налогов на пятилетие вперед. Это возможно? И если реальные объемы уплаты отличались от прогнозируемых, если случались сбои, компенсация приостанавливалась. Хотя сбои могли быть связаны с внешними факторами. Сейчас законодательство в этой сфере подвинулось к бизнесменам. Но встречное движение государства, как правило, не успевает за действительностью. Потому и количество бизнес-структур, обращающихся за помощью, сокращается.
Дорого — не мило
Как наши производители угадывают, какой дизайн будет продаваться, какой нет?
Больной вопрос. На западе дизайнер служит гарантом того, что его придумка будет востребована рынком и производитель не напрасно потратит деньги. Там дизайнер — он же конструктор и в значительной степени технолог. У нас не так. Между дизайнером и рынком — конструктор, технолог, продавец… Дизайнер придумал — конструктор говорит: «Конструктивно это не реализовать, давай скорректируем…» Скорректировали — технолог говорит: «Это технологически нельзя воплотить, давайте поправим здесь и здесь»… Поправили — в итоге выходит совсем не то, что придумал дизайнер. А он-то ориентировался на реальный спрос, на рынок. Наш опыт посещения международных ярмарок меня всегда поражал: иностранные производители приезжают на ярмарку на три дня и обеспечивают себя заказами на год. Проблема российского дизайна — не в отсутствии талантливых людей, такие есть, а в отсутствии базовой школы. В прежние времена на фабрике «Заря» например, какое-нибудь пальто производилось в одном виде три года подряд — о каком дизайнерском поиске, о какой школе можно было говорить? Сейчас только-только складывается система образовательной подготовки дизайнеров одежды в России.
Какие сегменты легпрома пострадали больше других от кризиса?
Конечно, одежда премиум-класса. На самом деле, вопреки сложившемуся представлению, себестоимость продукции дорогого ценового сегмента невысока. Но есть гигантская торговая наценка. И те бутики, которые продавали дорогие бренды, либо уходят от них, либо снижают цены, что, естественно, плохо влияет на сами торговые марки. Отношение к бренду в таких случаях меняется, люди чувствуют себя обманутыми: раньше они покупали эту одежду по высокой цене — теперь цена резко снизилась. Что случилось — качество изменилось или их просто дурачили? Какая цена истинная?
Одежный рынок сегодня интегрирован в мир. Основные производители — в Азии. Там шьют и качественную продукцию, которая в основном недоступна нашим потребителям — цена высока, — и ширпотреб, который активно присутствует на российском рынке. В том числе и под известными брендами.
Что будет завтра?
Сегмент дорогой одежды становится все менее доступен. На рынке КрасТЭЦ цена на товар тоже будет расти — она и сегодня демонстрирует рост. Денег у людей больше не станет, и товары нижнего ценового сегмента все равно останутся на рынке. Более того, они перекочуют с рынка в магазины — процесс уже идет. В этой связи большие перспективы открываются для местных производителей. Тех, которые дорожат маркой, имеют собственные или совместные фабрики. Другое дело, что таких производителей сегодня в России не густо. Очень многие шьют одежду в Азии, снабжая ее собственными торговыми марками.
Как оцениваете собственные перспективы?
Об этом я уже сказал — положительно. Если мы в розницу продаемся по цене от трех тысяч рублей — выживем. Но вот возможности получать бюджетные заказы нет. Нам проще одеть в свои пуховики детский дом на Аляске (так было), чем в Красноярском крае. А красноярским чиновникам проще купить пуховики для детей или туристическую палатку на рынке КрасТЭЦ, чем у нас. Возобновляемый ресурс: сегодня купил, через год купил… Деньги-то бюджетные.
Досье «ВК»
Николай Леонидович Наумов родился в 1961 году в деревне Стрелка Ирбейского района Красноярского края. Детство провел в Курагинском районе. С детства много путешествовал по Кизиру, рыбачил с отцом. В 1983 году закончил Сибирский технологический институт. Профессионально занимался альпинизмом и скалолазанием. Преподавал на кафедре физвоспитания СибГТУ. С 1991 года — директор компании «Рок Пилларс».
Геннадий Васильев, «Вечерний Красноярск»
