Принимая форму сосуда

Один человек как-то отозвался о другом: «Неплохой он парень, только он такой… всегда принимает форму сосуда». Про то же самое можно сказать грубее, конечно. Так вот, подумалось: не он один. Растекание жидкостью — мейнстрим и хороший тон современности.

Посмотрим на политику. Как сказал политолог Сергей Кургинян, политики в современном мире не делают политику в том смысле, как ее делали в 19-м и даже еще в 20-м веке. Они ее скорее обслуживают. Ну то есть нечто куда-то едет, а ему меняют масло, заправляют его бензином, протирают тряпочкой. Меняют колесо. Но куда оно едет и зачем — это вопрос не к людям, которые «политики». Едет и едет, не дурное, чай, само знает. Главное — мы при деле. Как это ничего не делаем? Вчера только такой болт вкрутили, и красочкой в прошлом месяце покрывали, и вообще… Как это ничего не делаем, когда вот написано: «главный штурман».

И, конечно, они очень много работают, случается, и по 15 часов в сутки без выходных. И, наверное, недаром едят хлеб с икрой: если бы другие крутились лучше — там были бы другие. Только вот омывать собой главные тенденции современности можно вообще без перерыва на отдых, но это не совсем чтобы политика.

К определению, что это такое, еще вернемся. Ну а пока пример, чтобы развеяться.

«Что скажет народ?»

Есть такая страсть и напасть, как боление за футбол. По данным социологов, в России пиковое число болельщиков — около 40 миллионов. Примерно столько смотрели матчи, например, чемпионата Европы 2008 года. Причем каждый следующий матч — на несколько миллионов человек больше, чем предыдущий. Равнодушные поначалу втягиваются по ходу. Так вот, болельщиков, конечно, много, но это меньшинство населения, у нас все-таки 140 миллионов живет.

Защитники прав меньшинств могут быть счастливы. Меньшинство уже из состава этого меньшинства, ведь не каждый зритель — трехцветный фанат с дуделкой, оттянулось на большинстве. Дуделки, сопелки и «оле-оле-оле» в три часа ночи — слово «преступление» тут излишне пафосно, но это правонарушение. Если пять человек на лавке в обычную ночь загудят и задудят, принято звать милицию. Милиция приезжает. А вот если то же самое делает уже пятьсот человек, то надо терпеть — ибо народный праздник. Но это праздник меньшинства, которое очевидно обламывает большинство, нарушая к тому же российский закон. Но это понятно, и речь вообще не о том.

Мы о политиках. Как они в этой ситуации себя ведут? Во-первых, почти ни одного, который бы сказал, что ему футбол по фигу. Хотя это неправда. Или тайная ложа футбольных фанатов захватила власть, или во власти обычная пропорция. Допустим, каждый третий болеет, а двум третям все равно, это не их кино. Но никто не признается журналистам: это не «патриотично», не «народно» и прочее прагматичное. Ну и в страшном сне не увидится российский политик, который сделал бы заявление: «Шуметь и бухтеть за пределами стадиона неприлично и незаконно, я с вами не пойду, и, если вы намерены это делать, милиция разгонит вас по домам; если вы не пойдете по домам, вы пойдете в тюрьму; если вы не пойдете в тюрьму — у милиции есть табельное оружие». Страшный сон, да ведь?

Проявление воли — смерти подобно. Если бы героиновых наркоманов было в РФ на порядок поболее и у них был бы какой-нибудь праздник, как бы с ним соотнеслась такая элита? Скорее всего, фотографировалась бы со шприцем. Говоря о том, как ее якобы бодрит утренняя доза. Ибо как же иначе? Иначе народ не поймет.

«Процесс пошел»

Какая тут логика? Уловить текущий тренд, как идут события до тебя и без тебя. Поведя чутким носом по ветру, вздохнуть и приноровиться. Надо идти впереди стада, ибо впереди трава гуще и понты шибче. «Трава гуще» и «понты шибче» — маркер социальной успешности. Но вот куда идти, это можно отдать на самоопределение стада, на волю волн, на промысел божий. Процесс, как некогда выразился глава СССР Михаил Горбачев, пошел. Ну пошел и пошел, туда ему и дорога. И мы за ним.

Что значит — «процесс пошел»? Удивительно, но фразе генсека тогда даже не удивились. Ну представьте, капитан корабля говорит: «Нас несет на зюйд-вест, ну что делать, идем на зюйд-вест». Или повар: «Каша выкипает из котла, делать нечего, едим с пола». Ну то есть процессы сами по себе, а доблесть субъектов — процессы не менять, а приноравливаться. Ну пусть на зюйд-вест несет, а ежели скалы, то, главное, первыми в шлюпку. Ну а если каша уже на полу, то давайте устроим ей маркетинг, каша с полу — самое то, «ударим половой жизнью по голоду!», ничего, даже весело. Чего бы ни случилось, говорим, что это наш план. Ничего, что дефолт, главное, что по плану. По-своему тонкое и умное искусство. Но это не управление. Это что-то иное.

Ну вот были в 2005 году такие штуки, названные отчего-то национальными проектами. Кажется, их звали «Образование», «Здравоохранение», «Сельское хозяйство» и «Доступное жилье». Главная тема года была. Все они рассосались более-менее без следа, разве что «Доступное жилье» имело последствие — ипотека стала массовой, и цены на жилье стали в 2—3 раза выше. А почему оно так?

А это наше искусство активного приспособления к среде достигло своих вершин. Управлять, планомерно изменяя среду, уже нет особой нужды. Среда бурлит по своим законам, чего-то в обществе вспучивается, прорывается, течет. Мы угадываем, где вспучится, куда потечет, занимаем места, отпрыгиваем.

Ну и чтобы не было совсем грустно, поработаем адвокатом дьявола, точнее, адвокатом вот этой реальности. Что у нас называют проектами — понятно. Но любители больших проектов должны помнить, что это такое. Довольно жестокая штука, можно вспомнить Сталина, Петра Первого, даже Ельцина — трупов поменьше, так и проектность пожиже. Мы готовы?

Наполеон политиком не казался, он им был. Представим, как бы Наполеон решил проблему футбольных фанатов, кабы те ослушались полицию. Как вариант — посредством артиллерии.