Рисковый пикник на обочине

Пока в России учатся правильно сочетать слово «модернизация» со словом «инновации», британские аналитики из Credit Market Analysis поместили нас в десятку. Не то чтобы британские аналитики были истиной в последней инстанции, но уж больно примечательна та десятка.

По спискам

Речь идет о риске дефолта по гособлигациям. Оценивались 63 страны-эмитента, и мы вошли в десятку с того конца, который самый рисковый. Вероятность дефолта в ближайшие пять лет оценена в 14,5%. Не самый страшный процент, особенно учитывая, что в 1998 году дефолт уже был, и ничего: вроде бы пережили. Тем более хорошо стоим на фоне Украины: у самостийных братьев славян вероятность этого события 53,7%, то есть дефолт скорее будет, чем его не будет.

Тем не менее — повод задуматься. Кто еще в списке рисковых? Компания такова: Аргентина, Венесуэла, Латвия, Исландия, Литва, эмират Дубай, Казахстан, Ливан. У стран Африки, наверное, по жизни перспективы еще сомнительнее, но таковые страны как-то вообще вне рейтинга. Чьи позиции, наоборот, хороши? По мнению британцев, все надежно у стран Скандинавии, Германии, Франции и США, краха которых патриотическая общественность РФ ждет едва ли не со дня на день.

Рейтинги, разумеется, пишет не абсолютный разум, заслуживающий абсолютного доверия. Люди пишут, в данном случае лондонцы. У лондонцев могут быть, мягко скажем, различные резоны, но... Методика подсчета вроде как объективная: не какой-нибудь, упаси боже, «опрос экспертов», а сравнение динамики цен на кредитные дефолтные свопы, они же CDS, проще говоря — страховки от невозврата. Чем дороже этот дериватив, тем выше риск просрочки. На особое «экспертное усмотрение» улучшить такой показатель вряд ли возможно, вся исходная цифирь в открытом доступе.

Но даже если бы в Credit Market Analysis делали такие выкладки на коленке, ориентируясь на любой ориентир — хоть гадания по Таро, хоть интересы своей родины, хоть продажу всех результатов, — оно все равно не «мнение», а факт. Просто есть такие мнения, которые уже сами по себе факты. Ну вот, например, фраза «Ротшильд сделал неблагоприятный прогноз по рынку золота» означает, что это не частное мнение некоего господина, а предписание рынку: он упадет. Потому что Ротшильд. Или, например, «Сорос не доверяет австралийским облигациям», «Баффет верит в акции китайского автопрома» — это не просто речевой акт. Соответствующие облигации и акции не могут не испытать влияние такого мнения, вопрос лишь насколько. Но акции компании, в которые вложился Баффет в публично выраженной надежде на рост, уже выросли в силу только этого. Баффет сказал — Баффет сделал.

Даже если все рейтинги в экономике — высосаны из пальца, фактом постиндустриального мира будет то, кто и где их сочиняет. Вот когда мировые агентства будут передавать рейтинги британских компаний, составленные в Москве, — то будет наш день. А пока ведь обычно наоборот?

Заболачивание активов

От частного — к общему. Положение РФ в мировой экономике, мягко говоря, действительно нестабильно, что бы ни говорили аналитики. Просто мы сидим с такого места у мирового пирога, что наш кусок, говоря на биржевой фене, подвержен наибольшей волатильности. Фондовый рынок в 2 раза за год вырос, в 2 раза упал, все нормально, это наши будни. Наши штатные аналитики (публика еще более сомнительная, чем английские их коллеги!) бросились защищать Россию: наши облигации, наш рубль — оплот оплотов, надежа надеж. Где бывают наши акции, видели год назад. Гособлигации — это, конечно, серьезнее. Ну и они были там не сильно давно.

Что Россия зависима от цены на нефть, разумеет любой россиянин со средним образованием. Вот представим 20 долларов за бочку, цена, заметим, вполне рентабельная для стран залива. 20 долларов — и чего? Какие у нас будут параметры федерального бюджета? Как будет с инновациями? модернизациями? бандитизмом? каннибализмом? Дефолт — будет нам только сниться или встанет на повестку?

Чуть менее банальная правда, что динамика российской биржи, российского кредитования — все это зависит от Запада более, нежели от РФ. Ставка ФРС, по которой свои люди раздают новорожденные доллары своим людям, влияет на биржевую динамику цены «Газпрома» больше, чем почти любое событие, связанное с самим «Газпромом». Перводвигатель бума потребительского кредитования в России нулевых годов — западный капитал. Наши банкиры занимали простому люду в длинную по высокой ставке то, что сами назанимали в короткую и по низкой, и жили, помимо прочего, вот на эту дельту. Короче, куда ни плюнь, уткнешься в зависимость. Практически наркотическую, если брать, например, те «дозы», что заносили нерезиденты на российскую биржу последние годы (а потом поставки очередных доз срываются, и нас жестоко ломает: так было и еще будет). Вот в 2009-м нам вроде бы сняли ломку, а далее? Если сам Запад начнет ломать от проблем с ликвидностью — что станет с нами-то? И, шире говоря, со всем БРИКом, финансово устроенным так же?

Такая ситуация выбрана Россией в каком-то смысле самостоятельно. Конечно, есть некоторые географические особенности. Есть решения по нам в мировых центрах силы. Но мы сами выбрали войти в мировую экономику именно тем, чем вошли. Сырьевой придаток без независимой финансовой системы, без самодостаточности.

15-20 лет назад в России ТЭК одолел ВПК, точнее, элиты поставили на ТЭК и экспорт, слив ВПК и производство. Во имя стабильности. Ставка на экспорт сырья — не амбициозная, зато гарантированная. Так казалось. Ставка на высокие технологии в 1990 году могла вернуть страну в первый мир, но могла сломать ей хребет — это была игра ва-банк. Во многом благодаря той умеренной ставке Россия все-таки не скатилась в голод в 90-е годы. Заболотились, дабы не сгореть. А в новом десятилетии даже устроили себе небольшой пикник на обочине.

Но вот пикник оказывается весьма рискованным делом. Хотя вроде бы убегание от риска — лейтмотив всех последних 20 лет. Прибежали. К тем же вопросам, от которых убежали тогда.