Известный французский режиссер-документалист Элен Шатлен уже не раз приезжает в Красноярск. На III Красноярской ярмарке книжной культуры по приглашению Фонда Михаила Прохорова она представляла не только фильмы своих соотечественников, но и встретилась с читателями как переводчик на французский книги современного российского писателя Василия Голованова «Остров, или Оправдание бессмысленных путешествий». В интервью «ВК» она рассказала об издании русской литературы во Франции.
Элен, как много русской литературы переводится на французский язык?
Очень много. Особенно для нас сейчас интересна современная волна российских авторов. Например, Улицкая — это большая литература. И французские читатели, для которых мы работаем (несколько издательств, выпускающих переводы русской литературы), — они ждут эссе, актуальных размышлений о том, что происходит в России. В чем-то это созвучно с нашими проблемами. И в частности, у издательства «Новое литературное обозрение» (НЛО) солидный фонд таких книг, так что, думаю, нам во Франции стоит пошевелиться, переводить и издавать их еще больше. (Улыбается.)
Вы знаете, на книжную ярмарку в Красноярск я приехала с Жоржем Коньо, он представитель издательства «Age d’Homme», которое когда-то начиналось именно с русской литературы. Оно спасло всю русскую литературу 20-х годов прошлого века, опубликовало ее во Франции. Сейчас издает также переводы книг с других славянских языков — чешского, польского, сербского. Они начали в 60-е годы, наше издательство «Вердье» появилось тридцать лет тому назад, а я курирую в нем свою русскую серию «Slovo» больше десяти лет. До этого в «Вердье» не было русской коллекции.
Что интересно переводить лично вам?
Из последних работ — это как раз перевод «Острова» Василия Голованова. Кстати, наш первый опыт публикации во Франции современного российского автора.
Насколько удачный, на ваш взгляд?
Весьма. В Париже на международном салоне языков и культур «Эксполанг-2009» я даже получила за перевод его книги третью премию «Русофония» от Фонда Ельцина. Так что теперь мы будем активнее работать в этом направлении.
Прежде вы переводили русскую классику?
Не только, это были и писатели XX века. Хотя сегодня их книги, пожалуй, уже классика. Я переводила, например, Сигизмунда Кржижановского. Знаете его? Читайте, это великий русский писатель! Он умер в 1950-м. В России его почти никто не знает, и во Франции до появления наших переводов он тоже был практически незнаком. Но он прекрасный автор, настоящий русский Кафка, искренне рекомендую почитать.
Также мы издали всего Шаламова — то, что было уже переведено, и что-то перевели сами. Перевели и опубликовали всего Хармса. Я курировала этот проект, но сама не переводила.
Интересно, как восприняли произведения Хармса французы?
Наше издательство не боится рисковать. (Улыбается.) Хотя, конечно, издавать во Франции такого необычного автора, как Хармс, — это подвиг. Мы получили литературный приз «Русофония» за перевод его книг. Но нужно понимать, что на это ушло десять лет работы.
А мне самой сейчас хотелось бы перевести и донести до французских читателей другие произведения Голованова.
Чем вас увлек этот писатель?
Он очень одаренный и очень мудрый автор. В 1997 году дебютировал книгой «Тачанки с юга», посвященной истории махновского движения. Позже он также выпустил биографию Нестора Махно в серии «Жизнь замечательных людей». «Остров» — его вторая книга. Мы с ним по-настоящему дружески работали и будем и дальше сотрудничать. Он представил нам нескольких писателей, которые ему интересны, — согласитесь, не всякий автор готов позиционировать других, а не себя. Так что, думаю, вскоре у нас в издательстве появится целая серия произведений современных российских писателей, прежде неизвестных во Франции.
Какие тиражи у ваших книг?
Конечно же, это зависит от автора. Например, у книг Хармса тираж — 3 тысячи экземпляров, такой же тираж у первого издания «Острова». Но мы быстро его распродали и потом переиздавали его. Кстати, в России Голованов семь лет назад издал эту книгу за свой счет, меньше тысячи экземпляров, и она вскоре разошлась. Потом мы сделали ее перевод, «Остров» получил во Франции премию за лучшую иностранную книгу Le Prix Laure Bataillon и премию «Русофония», но никто в России поначалу почему-то не хотел его переиздавать. И мы, его друзья, были в таком недоумении, что даже хотели предложить российским издателям сделанный нами перевод на французский — якобы это автор, живущий в Париже, из русских эмигрантов, написал чудесную книгу о России. Но, к счастью, необходимость в такой мистификации отпала, книгу выпустило издательство НЛО.
Элен, а откуда у вас интерес к русскому языку, русской культуре?
Корни моей семьи из России, после Октябрьской революции отец попал во Францию. Моя мать с Украины, из крестьянской среды. А отец родом из Петербурга, из французской протестантской семьи, но точных сведений о его роде у меня, к сожалению, нет. Знаю лишь, что мы в родстве с драматургом Александром Островским.
По какой линии?
Моя бабушка была из его семьи, она вышла замуж за Шатлена. У деда была большая библиотека, в 20-е годы, после революции, Луначарский попытался ее спасти. Но книги погрузили в поезд и куда-то вывезли, концы их найти так и не удалось.
Вы пытались?
Да, мне было интересно, хотелось побольше узнать о своей семье. А вот дом Островского под Костромой Луначарскому удалось сохранить. Он передал его Малому театру, чтобы создать там Дом отдыха для актеров. Помню, после путча я впервые приехала в Россию — а я была едва ли не первой иностранкой, кто приехал тогда сюда после открытия границ. Так вот, мы везли с собой посылки — из-за рубежа люди просили передать своим российским родственникам и друзьям какие-то дефицитные в ту пору вещи. Я пошла в музей Малого театра, там работала дама, для которой меня попросили передать такую посылку. И когда я назвала свое имя, она вдруг воскликнула: «Так вы же дочь Андрея Шатлена!» Я так и села от изумления — в эмиграции никто не знает, откуда я. Но еще больше меня изумил второй ее вопрос: «Мы надеемся, вы приехали не для того, чтобы вернуть дом в собственность?»
Ничего себе вопрос!
Вы не представляете, как я была возмущена. И дала себе слово, что поеду в наш семейный дом лишь в том случае, если меня пригласят туда на какой-нибудь семинар или у меня будет в нем какой-то совместный проект с Малым театром.
С тех пор вы там не бывали?
Побывала один раз. Немножко пошевелила наших французов в Москве, чтобы они проводили там конференции. Это очень красивое место, лес вокруг, вкусная кухня.
А в Сибирь что вас притягивает?
Я десять лет снимала здесь фильмы, мне очень интересна эта территория. В Красноярск приезжаю уже в третий раз. Проводила тут кинематографические семинары от Международной ассоциации документалистов. Мы делаем их для того, чтобы возникла солидная школа авторского кино. Россию захлестнула волна телевизионного кино, она просто смертельна — многие молодые документалисты уже не знают, что такое авторский документальный кинофильм. Хотя в Красноярске давние традиции кинодокументалистики. Так что нужно создавать киноклубы в школах, сеть залов, где можно посмотреть не только коммерческие фильмы. И проблема не в деньгах, просто очень мало людей продолжают этим заниматься. ВГИК когда-то был одной из самых сильных школ кино в мире, но, к сожалению, его накопленный опыт постепенно утрачивается, школа исчезает. Было бы жалко, если бы она ушла навсегда... Именно поэтому я вновь и вновь приезжаю сюда, чтобы передавать молодым опыт авторской киносъемки, монтажа. Чтобы заниматься кино, необходимо обладать сильной волей, потому что на монтаж кинофильма нужно полгода, а не неделя, как на монтаж телефильма. Жаль, что мало кто здесь хочет работать с молодежью. Технике кино научиться легко, гораздо сложнее найти свой авторский взгляд.
Елена Коновалова, «Вечерний Красноярск», фото из архива Фонда Прохорова
