Спектакль московского Театра наций «Рассказы Шукшина» стал одним из самых значительных событий VIII Международного Рождественского фестиваля искусств в Новосибирске. Что, впрочем, не удивительно: как рассказал журналистам участник спектакля, художественный руководитель Театра наций и известный российский актер Евгений Миронов, «Рассказы Шукшина» объехали уже с десяток фестивалей. И реакция на них исключительно благожелательная, повсеместно.
Соскучились по открытости
С этим спектаклем вообще произошло какое-то чудо. (Улыбается.) «Рассказы Шукшина» действуют на всех, на все социальные слои, никого не оставляя равнодушным. В Москве его посещали и министры, и олигархи, и простые люди. Уже не раз вывозили за границу. И реакция везде до удивления одинаковая — в одних и тех же местах хохочут, плачут. Меня это очень удивляет. Одна француженка просто обрыдалась после сцены по рассказу «Сапожки», где деревенский мужик чуть ли не на всю зарплату покупает жене белые сапоги. Казалось бы, что им эти сапожки, у них их завались! Ну что вы, сказала она, это могло произойти и в нашей французской деревне. Важны же человеческие отношения — они в рассказе очень четко прописаны.
Наверное, интерес к Шукшину и к нашему спектаклю в том, что люди соскучились по простоте, по открытости. Эти чувства стали дефицитом. Одно время у нас в стране Василия Макаровича поставили на полку советских авторов, чтобы он там пылился, и забыли о нем. А оказалось, что он великий российский писатель. И это настолько пробивает — причем не только публику, но и нас, актеров. Мы просто летим играть этот спектакль, с огромным удовольствием.
Экзамен на родине Шукшина
Это было предложение режиссера Алвиса Херманиса — поехать на родину Шукшина и начать там репетировать. Село Сростки, Бийский район Алтайского края. Я тогда подумал: прекрасная идея, какой он молодец! Дело не в том, что мы как артисты хотели там подсмотреть какие-то характеры. Нам было необходимо увидеть само место. Реку Катунь, о которой говорится во всех рассказах Шукшина. Его соседей, родственников, о ком он писал (некоторые на него даже обижались) и которые до сих пор там живут, — нам нужно было увидеть их лица. И, знаете, это наложило особую ответственность. Мы вдруг поняли, что не просто какие-то роли играем, а рассказываем о конкретных людях.
Мало того — потом художник спектакля Моника Пормале вместе с Алвисом сделала потрясающую сценографию, простую, но очень выразительную: сзади сцены — фотографии жителей Сростков, они меняются с каждым рассказом. Эти люди все время с нами, и мы чувствуем, что надо быть очень честными — перед ними, перед собой. Недавно гастролировали в Бийске, так эти бабушки и дедушки специально приехали на спектакль — слава богу, все живы. И они хлопали каждый раз, когда выносили портреты, — узнавали своих. Это было так трогательно! Мы сдружились и сроднились с ними и после спектакля плакали и обнимались. Очень важный экзамен для всех нас, очень интересный опыт в жизни. Таких ощущений у меня не было никогда. Наверное, то же самое, если представить, что я сыграл Гамлета, а потом общался в Эльсиноре с героями этой шекспировской пьесы.
Без мыслей о результате
Посмотрев два спектакля Алвиса Херманиса — «Долгую жизнь» и «Соню», — я просто влюбился в этого режиссера и очень хотел с ним поработать. «Соня», кстати, шла у нас в Театре наций, мы смотрели ее рядом с Галиной Борисовной Волчек. Я заметил, с каким прищуром она смотрит спектакль, и решил — все, надо срочно договариваться с режиссером на постановку. И опередил Галину Борисовну. (Смеется.) Это очень важно, если учесть, что Алвис большой талант, широко известен в Европе и его график работы расписан на годы вперед. У нас с ним договоренность, что он поставит следующий спектакль в Театре наций, дай бог, через год.
Cам я поначалу не собирался играть в «Рассказах Шукшина». Алвис прежде никогда не работал в России, и я хотел, чтобы он поработал с российскими артистами, с нашей молодежью. Но когда он начал рассказывать о будущем спектакле, а потом я еще перечитал Шукшина... Нет, подумал, я тоже хочу в этом поучаствовать! Кстати, когда мы репетировали «Рассказы Шукшина», не думали о результате, получится или не получится. Был интересен процесс, в первую очередь.
Сестра по духу
В «Рассказах Шукшина» восемь артистов, каждый из нас играет по нескольку персонажей, и это необыкновенное счастье. Счастье, потому что есть возможность в одном спектакле прожить сразу несколько судеб. Сложность в том, что ты должен уложиться в 15 минут, сыграть эту жизнь. И сыграть как мини-спектакль — с началом, развитием и с концом. Все мои герои там — абсолютно разные люди, со своими характерами. Мне везло в жизни — я играл с очень хорошими актрисами. Но моя партнерша по «Рассказам Шукшина» Чулпан Хаматова — у меня ощущение, что это моя сестра, моя половина. На каком-то интуитивном уровне я ощущаю ее, будто себя самого, — так мне с ней легко... И мне очень хотелось бы еще не раз с ней что-нибудь вместе сыграть.
Чувства из прошлого
Не сказал бы, что у Шукшина в его рассказах все люди — хорошие. Есть там и всякие вредятины — как Глеб Капустин в рассказе «Срезал», которого я играю. Но по сравнению с сегодняшними монстрами они все равно прекрасны. Не скрывают своих чувств, не прячутся. Если хитрят, то это такая прелестная хитрость. Они настоящие. К сожалению — что отметил и Алвис Херманис, — эти рассказы скорее о прошлом, которого у нас уже не будет никогда. Произошло вымирание дорогих чувств. Но поскольку, не побоюсь этого слова, у спектакля такой большой успех, наверное, частичка этих чувств в нас осталась. И в артистах, и в зрителях.
А что касается моей личной жизни... Наверное, я не смог бы сделать того, что сделал, не только без помощи замечательных людей, на которых мне всегда везло, но и без тех ориентиров, которые многие из них задают, сами того не ведая. Это как компас. Если бы я не встретил Солженицына, то все равно бы как-то жил. Но для меня очень важно, что я смог ощутить камертон его жизни, его невероятный стержень, то, как он прожил свою жизнь, — во мне это отозвалось. Мне повезло, потому что я, грубо говоря, держал его за руку и мне словно передался некий заряд от его личности, — не знаю уж, как надолго его хватит... Вот такие люди в моей жизни были, есть и, надеюсь, еще будут.
Театр или кино?
Это разные виды искусства, их нельзя сравнивать. Взаимоотношения с ними у меня складываются периодами. Сейчас период кино, до того три года не снимался. Наверное, во многом потому, что ничего интересного не предлагали. Только Никита Сергеевич Михалков предложил одну из главных ролей в фильме «Утомленные солнцем — 2». Я отказался, потому что у меня как раз был бешеный график занятости в театре, я не мог от него надолго оторваться. Отказался и подумал: ну все, теперь он на меня на всю жизнь обидится. Но он вдруг вскоре перезвонил: «Я придумал для тебя другую роль в „Утомленных солнцем“». Две недели снимали под Москвой, в мороз. Я ему очень благодарен за это приглашение, премьера фильма в мае.
А сейчас у меня начались съемки в «Достоевском» у Владимира Хотиненко, играю там самого Федора Михайловича. В восьмисерийный телевизионный фильм уместилась вся жизнь писателя, заканчивается история за три года до его смерти. Кстати, Чулпан играет в фильме жену Достоевского. Съемки начались в середине октября, закончатся в начале июня. И все это время у меня не будет ни единого выходного. В конце декабря Владимир Панков выпускает в Театре наций премьеру рок-оперы «Ромео и Джульетта», так я по ночам прихожу посмотреть, что у них там получается. Не знаю, как жить дальше при столь плотной занятости. (Смеется.)
Ориентир для театра
Пока мне не дали «Золотую маску», у меня было сложное отношение к этой премии. Все номинировали и номинировали, но никак не давали. (Улыбается.) А если серьезно, это главная театральная премия России, альтернативы нет. Большой срез всей российской культуры. После «Маски» также проводятся гастроли ее номинантов и лауреатов, а это значит, что есть возможность показать их по всей России. И для Театра наций большая честь, что в этом году за спектакль «Рассказы Шукшина» мы выдвинуты на «Маску» сразу в семи номинациях. Плюс в двух номинациях выдвинут еще один наш спектакль — «Бедная Лиза», хореографический опыт Аллы Сигаловой. В главных ролях Чулпан Хаматова и артист балета Андрей Меркурьев.
Понимаете, сам я как елка, у меня уже много разных «игрушек». Но эти номинации касаются Театра наций, что для нас сейчас очень важно. Причем дело даже не в премиях как таковых, а в понимании того, куда мы идем. Если серьезное жюри сказало, что мы двигаемся в верном направлении, значит, так и есть. (Смеется.) Хотя понятно, что ко всем призам нужно относиться спокойно.
Не до «звездности»
Ощущаю ли я себя хорошим артистом? Да, ощущаю. Точнее, опытным, я бы сказал. Мне повезло — я работал с великими режиссерами и играл потрясающие роли. Многим великим актерам, может быть, не так везло. А мне повезло, и я очень благодарен за это судьбе.
А всякая «звездность» измеряется в секундах, когда, например, вручают какую-нибудь премию. А наутро после вручения у меня, как правило, либо съемка, либо репетиция. И видели бы вы меня в тот момент! Новая роль, новые партнеры, понимание, что нужно сыграть это сейчас или никогда, — не до «звездности», тут выжить надо. Мне нужно докопаться до сути, донести ее до зрителей, сыграть — это огромная ответственность. И так все время — мне просто некогда почувствовать себя звездой. Думаю порой: ну ведь есть же тусовки, party, где люди ходят в шикарных туалетах. (Смеется.) Я если туда и выезжаю иногда, лишь потому, что необходимо рассказать о новом фильме или спектакле. А так, для себя, — не получается, говорю без кокетства.
Взгляд со стороны
Я ощущаю все свои провалы, о которых публика, может, даже и не подозревает. Стараюсь быть честным с самим собой или же слушать людей, которым доверяю. Их очень немного, и они всегда говорят мне правду. Помню, когда играл Гамлета у Питера Штайна, у нас был прогон за два дня до премьеры. По внутреннему самоощущению у меня все получалось — я просто летал по сцене. Пригласил на прогон своего давнего друга Авангарда Николаевича Леонтьева, замечательного артиста из театра «Современник», теперь он артист МХТ. А он посмотрел спектакль и сказал: «Женя, это провал». Помню свою реакцию: «Что ты мне такое говоришь?! Я Гамлет!» Бросил трубку. А потом остыл и понял, что мы столько лет знакомы и он не стал бы мне просто так это говорить. Перезвонил, и он сказал: «Ты не играешь боль. Ты играешь так легко, что проскакиваешь очень важные моменты. А Питеру Штайну, великому режиссеру, видимо, не до тебя, он занят выстраиванием всего спектакля». И вдруг я понял, в чем ошибка. Прошел всю роль по каким-то болевым уколам в сердце, их набралось очень много. А прежде я их словно промахивал, не замечая. И я ему очень благодарен за тот случай. Очень важно такое услышать, когда голова немножко кружится и ты забываешь обо всем, не можешь взглянуть на себя со стороны.
Быть не только актером
Мне 43 года. Не могу сказать, что устал от своей актерской деятельности, она мне по-прежнему интересна. Но лет пять назад вдруг стал обращать внимание не только на себя и вовнутрь себя. Может, это связано с возрастом. Но я увидел ряд проблем, которые существуют в нашем театральном деле, захотелось что-то изменить. Мы с друзьями — Кириллом Серебренниковым, Чулпан Хаматовой, Романом Должанским, Теодором Курентисом — провели акцию по поддержке театральных талантов при Совете культуры при президенте России.
Далее возник фестиваль современного искусства «ТЕRRИТОРИЯ». Мы вдруг поняли, что вроде бы все хорошо, у нас есть традиционный театр — но сколько можно радоваться успехам прошлых лет? Мы ведь не развиваемся, это стыдно! В России тяжело идет развитие театра, нет молодых режиссеров. Очень трудно найти молодых, которые удивляют, что-то ищут. Поэтому если появляется что-то живое, настоящее, мы за это сразу хватаемся. В Театре наций мы представили два открытия, два новых имени. И один из этих молодых режиссеров, Никита Гриншпун, уже номинировался на «Золотую маску» со спектаклем «Шведская спичка».
Дело жизни
С тех пор как три года назад возникло предложение возглавить Театр наций, мой личный успех отошел для меня на второй план. Подумал тогда: все, что меня не устраивает в театральном деле, я смогу здесь исправить. По крайней мере, попробовать. Иначе потом буду жалеть всю жизнь, что остался вариться в собственном соку. Артист — это тоже судьба. И есть замечательные примеры великих артистов, которые занимались только актерским делом и никаким другим, не руководили театрами. А мне вот почему-то захотелось попробовать. И честно вам скажу — я еще в пути, не понимаю, на каком свете живу. Не понимаю до конца, чего мне это будет стоить. За все ведь приходится расплачиваться. Утром просыпаюсь и думаю: «Боже, за что мне все это?» А вечером думаю: «Какой я счастливый!» Это новое дело, интересное, перспективное, новое театральное образование, которого прежде не было, новая структура, которую мы придумали командой. Театр наций — международный театральный центр, где проводится уже три международных фестиваля и один российский. У молодых режиссеров есть возможность ставить здесь свои спектакли — это их первый шанс. Сейчас очень трудно пробиться, особенно молодым, на все нужны деньги. А это место, где они помимо прочего также могут стажироваться у великих режиссеров. Мы ведем с ними переговоры по всему миру, и, на удивление, никто не отказывается от сотрудничества.
И я неплохо адаптировался за прошедшие три года. Помню, как неприятно было в первые месяцы заниматься деятельностью, которая мне прежде была несвойственна, — ходить по кабинетам, выпрашивать деньги. Раньше, когда мы встречались с высокими чиновниками на праздниках в Кремле, они подводили ко мне знакомить своих жен: «Я люблю этого артиста — иди, чмокни его!» Сейчас, когда захожу в их кабинеты, вижу, что, несмотря на уважение к известному артисту, я все равно в ряду других, в очереди. И в какой-то момент я понял, что умру, если не приучу себя, не пойму, для чего я это делаю. А делаю я это не для себя. Как только понял, наглость появилась. (Смеется.) Я почувствовал, что это некая роль. Сейчас свободно открываю любую дверь, и чиновники уже по-другому откликаются. Среди них, к счастью, тоже есть нормальные люди. И мое самое большое желание — чтобы Театр наций наконец достроился, чтобы у нас была своя сцена, мы устали мыкаться. К тому же за все приходится платить — и за прокат спектаклей, и аренду за репетиции (это 30 тысяч рублей в день). А государственных денег хватает разве что на зарплату. Все проекты Театра наций существуют на спонсорские деньги — большое спасибо нашим основным партнерам, Фонду Михаила Прохорова и ОАО «Центргаз».
Сложные игры с самим собой
На вопрос о взаимоотношениях с церковью раньше я отвечал так: прошло время, когда актеров хоронили за оградой церкви. Сейчас церковь очень демократична, известных артистов она принимает с распростертыми объятьями, это способствует ее популяризации. Но так сложилось, что в 33 года я поехал в Оптину пустынь, мне важно было найти для себя ответы на какие-то вопросы. Что-то нашел... Сейчас у меня схожий период. В сентябре я ездил на Афон, в Грецию. Там одни мужчины, женщин туда не пускают. Много монастырей — греческих, румынских, один наш, русский. И что удивительно, я там тоже встретил отца Илию — старца из Оптиной пустыни, сейчас он духовник нашего патриарха.
Очень непросто ответить на вопрос, как эти духовные поиски совместить с актерской профессией... Разговорился на Афоне с одним монахом — ему всего лет тридцать, половину из них он монах. И узнав, что я артист, он сказал: «Вы находитесь на самой низкой ступени понимания божественной сути. Актерство — это ваша временная игрушка, вы должны прийти к чему-то другому». Я начал с ним спорить: у каждого свое предназначение, не всем же только молиться! Очень большая ответственность — осознавать, что в театре на тебя смотрят тысячи, а в кино даже миллионы. И если артист серьезно относится к своему делу, оно перестает быть всего лишь профессией и становится чем-то большим в его жизни. Можно играть разные роли. Я играл и положительных героев, и отрицательных — например, князя Мышкина и Порфирия Головлева. И это всякий раз словно по острию ножа, по краю бездны пройти. Как известно, поле битвы между дьяволом и Богом — сердца людей. И есть такая тонкость, что за всеми своими ролями иногда не понимаешь до конца, как формируется твоя собственная душа. Но это уже зависит от самого артиста, как он строит свою судьбу. Очень сложные игры с самим собой...
Елена Коновалова, «Вечерний Красноярск», фото из архива театра «Глобус»
