Есть такое сочетание слов — «восстание масс». Про то, как пошлость в
Вне игры
Человек, хоть раз поработавший в избирательном штабе, начинает испытывать к мощи народных масс... давайте назовем это мягким словом «скепсис». Массы крутятся, вертятся, кидаются и разводятся. Несколько политтехнологов перекручивают сознание миллионного электората, как пластилин, выгибая любовь и ненависть в любую сторону. Из правил случаются исключения — «выиграл кандидат, на которого никто и не ставил» — но о них впору слагать легенды. Причина проста: десять человек, твердо знающих, чего они хотят, сделают много чего с миллионом, который понятия не имеет, чего хочет. Особенно если придать рычаг. Как говорил Архимед, «дайте мне рычаг и точку опоры, и я переверну мир». Рычагов довольно, но дело не в них. Более сложное сознание в конечном счете выигрывает у более простого, и это устроено не более цинично, чем мир вообще.
Также не надо переоценивать и грубую силу. Грубый еще не значит сильный. Французские хроники доносят нам статистику одной битвы. С одной стороны 40 тысяч крестьян подняли восстание. Им навстречу вышло рыцарское войско в тысячу голов. Не рыцарей тысяча, а рыцарей и слуг. 40 тысяч крестьян были просто изрублены. Что, в общем-то, было тогда закономерно.
Индустриальная эпоха на какое-то время подравняла потенциал немногочисленных, но элитных и многочисленных, но простых. Массовое производство, массовые армии, задавливание числом. Но не просто числом, а грамотно организованным. Само число не организуется, то есть опять все козыри у элитных. В некоем смысле «классовая борьба», как нам ее подносит советский учебник, попросту невозможна по понятию. В кастовом обществе в нижних кастах просто не могут возникнуть лидеры, селекция такая. А в либеральном обществе все потенциальные «лидеры масс» просто изымались бы вверх на социальных лифтах.
«Если факты противоречат теории, тем хуже для фактов» — было у Гегеля. И вот какая штука. Поскольку никакая Французская революция 1789 года или наша Октябрьская революция 1917 года невозможны по понятию, то их, строго говоря, и не было. То есть головы летели, резолюции принимались, но вся объяснительная картинка образца
Реальные технологии революции никогда не попадут в учебник истории, написанный победителем. А это прежде всего заговор спецслужб. Плюс части элит на уровне первых лиц. Плюс виза заграницы. Будь то февраль
Нижняя ставка
При этом «восстание масс» случилось. В смысле политическом, культурном. Не будем долго распаковывать все, что принято распаковывать после этих слов. Падение эстетического канона, слом этической нормы и так далее. Известная фраза про Кальвина: «Сломал двери церквей, но не чтобы выгнать оттуда попов, а чтобы загнать туда всех». Если перефразировать, «сломали перегородки между благородным собранием и скотофермой, чтобы якобы везде началось благородство, но везде началась скотоферма». Своя ферма в СССР, своя в США. Чтобы уж совсем надругаться над демократией, приведем еще одну цитату: «Между кучером, который везет Шеллинга, и самим Шеллингом, возможно, меньше общего, чем между кучером и его лошадью». В общем, лошади начинают и выигрывают.
Что же произошло? Лошади же, как известно, вообще не умеют играть в политические и культурные игры — где же им выигрывать?
Выиграть могут хоть синие муравьи с планеты Марс. Бенефициар — не значит игрок. Попробуем пояснить на такой метафоре. Реальная политика, культура, экономика — игры джентльменов. Сидят в клубе и двигают фигуры по правилам. Но тут кого-то осеняет, что без правил можно сыграть интереснее и выиграть жирнее. И он идет на конкордат с синими муравьями. Чтобы они погрызли ладью соперника на ферзевом фланге, а их за это взяли в приличное общество. Играют не муравьи, играют муравьями.
Если какой-то «политик», «крупный собственник», «народный кумир» производит впечатление идиота, то вполне возможно, что он и есть идиот. Но тогда он, скорее всего, объект, а не субъект. Существо, заточенное на погрыз ладьи. За это его взяли в долю, отсыпали корма. Много корма по сравнению с существами его типа. Но, возможно, в сто раз меньше, чем ему приписывает молва.
Что такое было «ставка на российский пролетариат»? Сам пролетариат не делает ставок. Субъектом игры могла быть русская аристократия, на худой конец интеллигенция. «Диктатура пролетариата» в переводе на русский: «зачморим умных и сильных». При этом отдельное существо пролетарского вида вполне может сделать карьеру. Кто-то же должен ее делать, вот пусть он.
Что такое «политкорректность»? В политическом плане: сочувствие к плохим группам лиц. В лучшем случае просто к слабым (например, наркоманам, дикарям). В худшем случае — к преступным, например тем же дикарям, но в городе и с ножами. Это глобальная политическая мулька, но кто ее играет, разве сами социопаты? В результате политкорректности трудному подростку, например, проще избить человека до полусмерти и отделаться условным сроком, но трудные ли подростки придумали такую корректность? Нет, за процессом стоят элиты. Та же Демпартия США, например. А за Демпартией много чего еще.
Массы массами, но смотрим, кто первый начал. А это будут именно джентльмены, додумавшиеся до муравьиных атак.
Александр Силаев, «Вечерний Красноярск», №5 (246)