Вспомнилась старинная метафизическая гипотеза. Про то, где мы обитаем. И пусть не смущает слово «метафизическая», гипотеза эта актуальна, как говорится, по самое не хочу... Ну что может быть актуальнее выяснения статуса своего места? Страшная гипотеза, скажем сразу.
Жизнь на пределе
Начнем с одного тезиса Шопенгауэра. Как учил нас патентованный пессимист, человечество живет в худшем из возможных миров. Ну или в мире, приближенном к худшему. Его доказательство здесь весомо и проникновенно, как топор, опускаемый на голову. Попробуйте вообразить мир сильно лучше нашего, предлагает Шопенгауэр, и сразу же поздравляет нас с удачной попыткой воображения. Мир сильно лучше нашего — это не трудно. А теперь, предлагает он, вообразите мир, сильно и принципиально хуже нашего. Где, например, на порядок будет больше глупости или агрессивности. И как? Не получится.
Если на порядок больше преступности, нас с вами уже убили бы. Ну или как минимум была бы не возможна никакая деловая активность в городе, где с утречка шатаются толпы орков с дубьем и под самогоном... То есть орки шатаются, но они все-таки не критичны. Несмотря на них, например, в этом мире возможно рожать и воспитывать детей, можно даже постигать науки и сколачивать капитал. Но можно представить такой уровень преступности, что детей, например, было бы лучше не заводить, ну зачем рожать — на муки-то? И постижение наук не имело бы смысла, и искусства бы были излишни, и даже накопленный капитал при энном вероятии, что тебе скоро проломят голову, — лишняя вещь. Все лишнее, что делается на перспективу, работает одно правило: умри ты сегодня, а я завтра, а все остальное — умствования и роскошь.
И надо заметить, что это сатанинское гетто не так уж чудовищно далеко от нас. Еще чуть побольше зла, чем у нас, и все, накрываемся медным тазом. Наступает либо беспредел и анархия, либо жестко полицейский режим. Но, кстати, более жесткие режимы, чем были явлены истории в
Или давайте представим меру человеческой глупости большую, чем сейчас. Почти невозможно. При большей глупости здесь не ходили бы поезда, самолеты падали бы, и здания падали бы тоже, и даже раньше, чем на них упадут самолеты. Существенно большая глупость — смерть рода людского. Вот так и выходит, вздыхает Шопенгауэр, что мы живем на пределе. Еще шажок-другой в сторону хаоса — и общество аннигилирует, уничтожая само себя. Ну а сколько шажков можно намерить в иную сторону, здесь не обязательно быть утопистом. Каждому это доступно в воображении. До «коммунизма» или «Царствия Небесного» из любой точки человеческой истории почти и одна и та же бесконечность.
Но тезис про худший мир — это только первая зарубка. Привет Шопенгауэру и переходим к зарубке два. Тоже ничего нового, это классическая проблема теодицеи. «Как Бог допускает существование зла?» Это невозможно по определению того, что такое Бог. Богу свойственен такой атрибут, как благость, сомневаться в благости Творца — ересь, всегда и везде. По определению ересь. Большая часть живших в мире людей — религиозна. Так вот, там по определению дано: если Бог есть, мы живем в лучшем из миров. Если Бог мог сотворить мир лучше, но сотворил вот это, то... ересь, однозначная ересь. Значит, в лучшем из миров обретаемся?
Каждому — свое
Значит, есть тезис один и тезис два. Первый (про худший мир) мало опровержим на уровне логичного вывода из суммы показаний органов чувств. Второй, по крайней мере для сознания религиозного, мало опровержим по логике, вообще от чувств и прочих свидетельских показаний независимой. Как же так одновременно?
А теперь от тезиса и антитезиса — к синтезу. Тоже, в общем, ничего нового. Синтез этот ничего принципиально не добавляет к тому, как видели мир, к примеру, древние гностики. Многие, кстати, на уровне этого синтеза ощущают реальность и сейчас. Мрачные такие товарищи, из которых в
Значит, мы одновременно живем и в худшем, и в лучшем из возможных миров. Что ж, бывает. А как именно?
Давайте предположим, что явленный нам кусок мира действительно пределен в своем онтологическом ужасе. Как мы этот ужас воспринимаем — другое дело (на память приходит, например, такая вот метафора грешника одного из первых богословов христианства: «собака, лижущая пилу и не чувствующая боли, опьяненная вкусом своей крови» — это к тому, что не всякая онтологическая боляка является болякой психологической). Так вот, мы имеем часть Вселенной, которую можно уподобить зоне, тюрьме. Ведь если мы говорим, что мир ужасен, то кому он ужасен-то? Табуретке, кактусу, кошке? Кактус и кошка молчат на этот счет. Он ужасен именно человеческим душам.
А может быть, в этом сокрыта гармония? Но каким образом в том, что некто мучается, может быть сокрыта гармония? Да и может ли? Может, если он мучается по заслугам.
А может ли Всеблагой Творец сотворить таких чудовищ, которые бы дослужились до мучений? Невольных и в силу того безвинных чудовищ — нет, а свободное существо очень даже может создать. А свободное существо на то и свободное, что может выслужиться до чего угодно. И вот она, современная вариация на старинную тему, сейчас она звучала бы так: самые отпетые души, собранные из Галактики, высланы сюда. «Здравствуйте, добро пожаловать в ад».
Вот она и гармония, стало быть.
Вор должен сидеть в тюрьме, как известно. А наши души должны мотать срок на Земле, планете строгого режима. То ли исправляясь, то ли гармонически отмучиваясь за все былое.
Александр Силаев, «Вечерний Красноярск», №10 (251)
