Многим россиянам режиссер и актер Сергей Алдонин больше известен по сериалу «Папины дочки», который он продолжает снимать. Но, как заметил в интервью «ВК» сам Алдонин, побывавший недавно в Красноярске с гастролями двух своих спектаклей, на первом месте для него все-таки театр. А от работы в кино и на телевидении он сейчас в основном отказывается, соглашаясь лишь на серьезные проекты. Как, например, фильм по драме Гауптмана «Перед восходом солнца» — явно некоммерческий материал.
С коммерцией завязал
Летом приступаем к съемкам, — пояснил режиссер. — История про богатого немолодого человека, который влюбился в молодую красивую медсестру, а его семья противодействует этому роману, потому что боится потерять богатство. В итоге он сходит с ума. Время действия перенесено в наши дни.
Сергей, а как долго еще продлятся съемки «Папиных дочек»?
Мы не можем закрыть сериал уже год, хотя не раз пытались это сделать. У него высокий рейтинг, это лицо канала, его нечем пока заменить. Хотя сейчас в «Папины дочки» вернулся Андрей Леонов, и как раз для того, чтобы завершить проект. Потому что, когда он наконец уйдет, будет бессмысленно продолжать работу. Что нам, во второй раз отправлять его героя в длительную командировку в Красноярск? (Смеется.)
Чем, на ваш взгляд, объяснить долгий зрительский успех «Папиных дочек»? Вот и в Германии права на его съемки купили...
Мне кажется, успех в том, что сразу подобралась очень хорошая команда. Талантливые дети, с которыми нельзя фальшивить, плюс профессионалы старой актерской школы — Ольга Волкова, Татьяна Орлова, Андрей Леонов — талантливейший актер, он вообще не способен халтурить, видимо, это качество передалось ему от его отца Евгения Леонова... Он много импровизирует, не все так умеют. Бывает, что текст сценария не очень интересный, но зритель чувствует, что перед ним честная работа, с полной актерской самоотдачей. Наверное, именно это и цепляет.
Почему отказываетесь от съемок других сериалов?
Чтобы меня это не засосало, как когда-то чуть не произошло с шоу-бизнесом. Я ведь прежде ставил многие крупные концертные программы — и правительственные, и для СПС делал тридцать концертов по стране с рок-группами, и шоу «Золотой граммофон». Но сейчас полностью ушел из шоу-бизнеса. Потому что понял — еще немного, и я не смогу вернуться в театр.
Почему?
Видел, что многие не вернулись, не сумели отказаться от тех денег, что дает шоу-бизнес. В театре, чтобы зарабатывать не меньше, нужно обрести какой-то статус, процесс долгий и трудный. Но, зная это, я все равно выдрал себя из шоу-бизнеса, силой. Да, поначалу было нелегко отвыкать от привычных денег. (Улыбается.) Но сейчас, как посмотрю на нашу эстраду, лишь одна мысль — слава богу, что ушел!
Неужели совсем никто из эстрадных артистов вам не нравится?
Только Кристина Орбакайте. У нее голова всегда была на месте, она скромная, стильная, интеллигентная. Сама себя сделала. У нее же не было голоса, она выучилась, занималась с утра до ночи своим голосом, движением — очень сильно выросла. Мало кто на эстраде так впахивает, все ленятся — мол, и так сойдет. Хотят, чтобы у них шоу было как у Мадонны или у Шер, но работать не желают и платить за это не готовы. А так не бывает, за три рубля шоу не поставишь.
В общем, ушел и не жалею. И то же самое с сериалами — готов браться лишь за то, что мне полностью нравится. Сериал на
Под покровительством Булгакова
Многие актеры старой школы не могут себя реализовать?
Им просто негде, потому что они не позволяют себе халтурить, они иначе воспитаны. Кто-то в поиске, старается уцепиться за малейшую возможность себя проявить. А кому-то уже все равно, к сожалению... Об этом, кстати, в том числе наш спектакль «Мастер и Маргарита», который мы показали в Красноярске, — про творца, который выкинут из мира. Живой, здоровый, но ему уже ничего не надо. Появляется женщина, которая пытается вытащить хотя бы его произведение, чтобы о нем потом узнали. Идея на все времена, и, мне кажется, сейчас этот роман Булгакова звучит еще круче, чем прежде. Тогда можно было во всем обвинить Сталина, а в нынешнем положении дел в искусстве кто виноват?..
Однажды вы упомянули, что смысл романа, на ваш взгляд, в том, чтобы показать мимолетность всего сущего...
Я и сейчас придерживаюсь того же мнения. В чем борьба дьявола с Богом? С божественной позиции человеческая жизнь эксклюзивна, потому что она мимолетна. Это дар, который надо ценить и которым нельзя разбрасываться, поддаваясь дьявольским искушениям. Знаете, к нам однажды пришел известный священник-экзорцист отец Владимир, и мы очень боялись его оценки. Но после спектакля он вдруг сказал: «Я в восторге. Но будьте осторожны. Хотя бы внутренне молитесь, отказывайтесь от бесовщины, потому что вы взяли на себя опасную православную миссию: вы заявляете со сцены, что дьявол есть. А дьяволу невыгодно, чтобы в него верили. Мол, меня нет, люди сами такие несовершенные».
В работе над спектаклем вы использовали не только сам роман, но и черновики писателя к нему?
Да, но роман был основой. А потом ко мне вдруг попали черновики Булгакова, и я увидел, как много там разных вариантов. Например, в одном из них Воланд грузин, разговаривает с кавказским акцентом — это было передано прямо в тексте. В другом случае он вообще бандюга — наезжает на Берлиоза, пальцы веером. (Смеется.) Было очень интересно со всем этим разнообразием поработать. К тому же это мой дипломный спектакль, мы его репетировали этюдным методом — пробовали, искали, что-то меняли. Схема спектакля сложилась за три года. И вот уже четырнадцатый год играем его на аншлагах — зритель держит, иначе давно бы уже от него отказались.
Спектакль сильно изменился за эти годы?
«Мастер и Маргарита» — спектакль-дом. Через него прошли мои однокурсники по ГИТИСу Дмитрий Дюжев, Катя Волкова, Паша Деревянко, Фекла Толстая, Олеся Железняк и многие другие. Уходили, возвращались, присоединялись другие актеры. Я сам поначалу играл Фагота, а потом пришлось ввестись на Воланда, заменить другого артиста. Мы встречаемся не для того, чтобы что-то играть, а чтобы с удовольствием покуражиться на сцене. Это ведь самое главное — если у артиста есть кураж, то и зритель его подхватывает. Причем на каждом показе появляется что-то новое, какие-то шутки, и те, кто не умеет импровизировать, в нашем «Мастере и Маргарите» долго не задерживаются.
Капустный подход?
Даже не капустный, а студенческий, студийный. Чем театр всегда был сильнее кино? В театре можно импровизировать — вот что главное. Поэтому театр живет и поставляет актеров кинематографу — наоборот не было никогда. Когда в нашем кино был кризис, почти 99 % выпускников ВГИКа не пригодились в театре, остались без работы. Основа актерского искусства — театр. А работать в кино, на телевидении, в шоу-бизнесе можно научиться очень быстро. В кино можно снять любую бездарность, и никто не распознает обман. А в театре самодеятельность сразу видна, и если человек не умеет двигаться, разговаривать, шутить — это не скроешь.
Как восприняли критики вашу трактовку?
Долбасили, что это отсебятина, а не «Мастер и Маргарита». (Улыбается.) Особенно негодовали исследователи творчества Булгакова. Не знаю отчего — то ли от собственной серости, то ли у них какое-то свое представление об этом произведении и черновиков писателя они не читали. Хотя я считаю, что именно черновики и дали столь долгую жизнь спектаклю — в них нет никаких рамок. Не стоит также забывать, что полромана Булгаков сжег, вторую часть дописывала Елена Сергеевна. И неизвестно еще, что в книге ее, а что булгаковское. Поэтому любые рассуждения, насколько «правильно» в спектакле использован текст Булгакова, смешны. Точно так же смешно рассуждать о «правильности» или «неправильности» постановок по Гоголю — он настолько разный! А Пушкин? Благодаря школьным учителям-идиотам, привившим нам, что Пушкин — это нечто слащавое, я его терпеть не мог. И только в ГИТИСе поменял к нему отношение, спасибо нашему профессору Антонине Михайловне Кузнецовой. Она о Пушкине рассказывала так, словно он ее друг: «Что вы мне читаете? Пушкин любил выпивку, женщин, проигрывал все деньги в рулетку, он был хулиган, к нему все время шпионов подсылали!» И сразу становилось понятно, что человек писал совершенно о другом, нежели мы привыкли считать.
От трагичного до смешного
Наверное, приходилось слышать, что и ваш спектакль «Ромео & Джульетта», который вы поставили со студентами ВГИКа, — это не Шекспир?
И не раз! Но у меня вопрос к критикам: а Шекспир вам говорил, каким должен быть спектакль? И потом его не Шекспир ставил, а я, там еще и мое вложено. И актеры тоже вкладывают каждый свое. Поэтому мне не важно, Шекспир это или нет. Мне важно, смеется ли зритель, плачет ли он, сопереживает ли? Думаю, то, что спектакль достиг такого уровня, что Московский театр им. Станиславского захотел его купить, предложил нам перенести его на большую сцену, говорит само за себя.
Честно говоря, я предположила, что весь курс взяли в театр вместе со спектаклем, как взяли в театр им. Вахтангова дипломный спектакль щукинцев «Белая акация», и что молодые актеры сейчас в столице очень востребованы.
Нет, артисты, занятые в «Ромео & Джульетта» и в «Мастере и Маргарите», не в труппе театра. И, к сожалению, тенденции, о которой вы говорите, в Москве нет. Хотя она давным-давно назрела. Из курса Фоменко родился свой театр, из курса Женовача тоже, сейчас Кудряшов выпускает прекрасный курс, и по-хорошему его студентам тоже нужен театр, как и многим другим молодым артистам. Талантливая молодежь есть, но она по-настоящему не востребована. Некоторые любят говорить, что в провинции театры заплесневели, — ничего подобного, рыба гниет с головы! В Москве полно театров, в которых уже давно нет никакой жизни, потому что заправляют ими люди, которые сами давно ничего стоящего не создают и никого туда не пускают. Что с этим делать? Может, раздать всем ордена, дать большие пенсии, чтобы ушли спокойно, а в театры запустить молодежь? Хуже не будет, потому что молодым нужно искусство, а не регалии. Думаю, так или иначе что-то такое вскоре произойдет, перемены давно назрели.
А как на роль Джульетты попала Лиза Арзамасова? Она же еще школьница. Пытались следовать возрастной достоверности, как когда-то Дзефирелли в своем фильме?
Естественно, что студенты были близки по возрасту героям Шекспира. Сейчас, когда они уже выросли, мы стали привлекать молодежь на какие-то роли — нужно постоянно освежать спектакль, чтобы не потерять ритм, чувствовать, про что мы играем. А те, кто играют возрастные роли, пусть стареют, не страшно. (Смеется.) Что касается Лизы, она сама на съемках «Папиных дочек» подошла и попросилась на роль Джульетты. Добилась, чтобы мы ее посмотрели, пришла на показ в театр полностью подготовленная — мало кто из взрослых артистов так серьезно относится к делу. И, считаю, Джульетта неплохо разбивает ее сериальный образ.
Эту пьесу Шекспира зачастую ставят как трагедию в чистом виде. У вас, что непривычно, в спектакле очень много комичного.
Я вообще считаю, что настоящая трагедия невозможна без комичного. В жизни же не бывает сплошной серьезности! Молодые веронцы в своих эмоциях вряд ли чем-то отличаются от нас, сегодняшних, в их жизни тоже было немало смешного. И настоящая комедия без элементов трагедии — всего лишь фарсик, смешная пьеска, но не более того. Вообще, хорошо поставить комедию гораздо сложнее, чем серьезный спектакль. Попробуй сделать так, чтобы зрителям было смешно! Еще Товстоногов говорил: чтобы понять, режиссер ты или нет, сначала нужно поставить пять комедий. И не на сто человек, а на большой зал. Потом уже можно ставить драму, трагедию — это намного легче. Таково мнение мастера, непререкаемого авторитета. Да, у него был жуткий характер, он «передавил» в Ленинграде половину режиссеров. Но зато БДТ времен Товстоногова остался в истории как лучший театр после МХТ Станиславского.
К слову, о режиссерском диктате — это непременное качество, режиссер должен быть жестким и деспотичным?
Жестким — да. Но плохо, когда жесткость проявляется в хамстве и бесконечных криках на актеров. Это значит, что у режиссера не хватает сил, у него слабина. Нельзя кричать на артистов, даже когда они спиваются или наркоманят, потому что им выходить на сцену. Товстоногов, как рассказывали его актеры, кричал очень редко. Его и так боялись и уважали.
А вы о создании своего театра не подумываете?
Как раз готовимся к открытию. Продюсер выкупил часть дома
Вахтанговская школа
В прошлом сезоне поговаривали, что вы будете ставить «Тетку Чарлея» в Красноярском ТЮЗе. Договоренность в силе?
В силе, но сроки еще не обговорили. Я не против, хотя, что греха таить, такое ощущение, что с артистами в этом театре мало работали. Поэтому я сразу решил, что приглашу в спектакль Андрея Пашнина или Андрея Киндякова, а может, сразу обоих. Это мои однокурсники, актерское образование я получил в Красноярске.
Кстати, далеко не все об этом знают, в вашей биографии почему-то обычно указывают Щукинское театральное училище в Москве.
Потому что после школы я именно туда и поступил к профессору Леониду Владимировичу Калиновскому. Но все мои родственники были категорически против. Тогда я подал документы в Ленинградский университет.
На физмат?
Нет, что вы, математику я ненавидел! Мой отец был профессор математики и физики, и меня с детства ею третировали. Факультет в ЛГУ выбрал случайно, красиво звучало — романо-германские языки. Притом что английский совсем не знал. Но там как услышали, что я чемпион России среди молодежи по легкой атлетике, плюс театром увлекаюсь, — приняли без экзаменов, в советское время это ценилось. А я взял и сбежал, не стал учиться. (Смеется.) Но в «Щуку» к тому времени уже опоздал, поехал в Красноярский институт искусств. Курс у нас был так себе, и через год я не выдержал — пошел в армию. Потом поступил в ГИТИС. Но друзья мне сказали, что Калиновский набрал курс в Красноярске, и я рванул к нему. И это самая большая удача в моей жизни. Потому что потом у меня еще было много разных учителей, но все самое основное я взял у Леонида Владимировича. Это он заложил в меня все, чем я по сей день пользуюсь и что сам попытался передать своим студентам во ВГИКе. Сейчас временно отошел от преподавания, потому что не успеваю. А халтурить, руководить курсом набегами я не могу. И это тоже уроки Калиновского, его отношение к делу.
В чем еще для вас значимость его школы?
Это старая вахтанговская школа, которая сейчас почти утеряна. Все заполонила коммерция. Хорошие педагоги, которые учились у старых корифеев — у Захавы, у Львовой, — ушли из жизни. И вместе с ними ушло умение работать над образом, выстраивать этюды к образу. Только вахтанговская школа давала это актеру — например, нацепить на себя живот, задницу, усы, смотреть на себя в зеркало и так вживаться в роль, приходить от внешнего к внутреннему. Сейчас актеры просто цепляют на себя задницы и парики, а дальше процесс присвоения, понимания, что я теперь другой, по-другому хожу и разговариваю, не происходит — разучились. Спасибо Леониду Владимировичу, я еще помню, как это делается. Может, потому и в шоу-бизнесе не задержался, и к сериалам отношусь очень избирательно — там эти знания не востребованы.
Досье «ВК»
Сергей Эдуардович Алдонин
Актер и режиссер театра, кино и телевидения.
Родился в 1968 г. в Ленинграде. В 1992 г. окончил актерский факультет Красноярского института искусств (мастерская Л. Калиновского).
Премии: лауреат конкурса ГИТИСа, фестиваля им. В. Высоцкого, премии газеты «Московский комсомолец» за лучший режиссерский дебют, фестиваля «Театральная площадь» (спектакль «Мастер и Маргарита»).
Елена Коновалова, «Вечерний Красноярск», №17 (258)
