Инновации: грезы материалистов

Слово «инновации» уже популярнее в российском политэкономическом лексиконе, чем «модернизация». Оно и понятно, модернизация не бывает без пострадавших. Включая пострадавших элитных. Ну а инновации вроде безопаснее: от высоких технологий ни у кого не убудет. Впрочем, если все провалится — не убудет тоже.

По крайней мере, у тех, кто отвечал за то, чтобы не провалилось. Вообще, вопрос успешности инноваций можно свести к вопросу необходимости оных. Причем для непосредственно главных лиц.

Город-сад

Возьмем хит 2010 года, инноград Сколково. Сначала факты, симпатичные и парадные. Затем аргументы, может быть парадные куда менее.

По фактам все масштабно и хорошо. Как известно, строить новый город и впоследствии управлять им будет специальный фонд под руководством Виктора Вексельберга. Город планируется примерно на 25-30 тысяч жителей. Первые обитатели появятся по плану через три-четыре года. Будут специальные помещения для научных исследований, будут аспирантура, докторантура и, разумеется, бытовая инфраструктура: жилье, магазины, больницы, школы. Получается такое вот ЗАТО по советскому образцу с некоторыми вариациями.

Управляться город будет автономно, вроде средневековых университетов. Фонд заменит местную мэрию, решать вопросы ЖКХ также будет специальная компания, подотчетная фонду. В иннограде будут специальные подразделения МВД, ФСБ, ФНС, МЧС, подчиняющиеся непосредственно своей головной структуре, без всякой подотчетности местной власти. Впрочем, уже сказано — никакой местной власти в привычном значении муниципалитета и не будет. Будет фонд, учрежденный Российской академией наук, Российской венчурной компанией, Роснано, Внешэкономбанком, а также некоммерческой организацией, куда войдут ведущие вузы.

В Сколково будет особое налоговое регулирование. Если компании получают статус резидента, они освобождаются от налогов на прибыль и имущество. По нашим временам это очень жирно: обычно особые компании в особых зонах бьются за то, чтобы им просто снизили процент, а здесь — никаких отчислений.

Обойдется все это счастье по плану в 50-60 млрд рублей, выделенных до 2010 года. Первые же проекты возникнут все-таки не с нуля. Скорее всего, они уже сейчас разрабатываются в крупнейших корпорациях. Группы НИОКР, видимо, просто выкопают и пересадят на новую почву. Где проекты, есть надежда, будут проходить коммерциализацию.

Вот такой примерно отчет по плану. На первый взгляд хорошо.

Кому оно надо?

Вспомним, как и на чем начиналась та самая, «настоящая» Кремниевая долина, которой мы как бы подражаем. Она начиналась, во-первых, со страха американского государства проиграть мировую войну и, соответственно, оборонного госзаказа. Это было вначале и было всегда. Снизился госзаказ — тысячи людей сразу же потеряли там работу. Во-вторых, конкурентная среда. Самое общее правило звучит: «Если что-то может быть не сделано, оно будет не сделано». Инновации подталкиваются только необходимостью.

Простой пример: жила-была американская телефонная монополия AT@T. Правительство подталкивало ее к инновациям, сама компания тратила на то огромные деньги. Именно в ее недрах происходило рождение сотового телефона и цифровой камеры. Но мало ли, что придумано? Фишка в том, что коммерциализация НИОКР не происходит сама собой, и цифровая эра началась не ранее, как AT@T разделили по решению суда на несколько компаний. Монополисту было хорошо и так, инновации начались в конкурентной среде. По этой логике в России знаком начала инновационного периода было бы, например, разделение на части Газпрома.

Пожалуй, нет худшего строя для инноваций, чем госкапитализм. Две крайности — военная диктатура и либеральный рынок — обе лучше в плане их стимуляции, нежели наша «золотая середина». Если топ-менеджер не отвечает за прорыв своей головой перед диктатором, он должен отвечать за него своим кошельком перед рынком. Оптимум, видимо, в сочетании: военный заказ в условиях возможности большой войны как стержень проекта и жестко рыночная среда средних и малых групп, возникшая вокруг (и снова возвращаемся к классике, ибо вновь описали Кремниевую долину как она есть).

Что значит рыночная среда, кроме конкуренции? Это значит, что производитель бегает за покупателем, а не наоборот. А в Сколково именно что наоборот. Как сказал по этому поводу один эксперт, «думают, что если создать лучшую на свете мышеловку, то мыши побегут в нее сами». А нужно ли это мышам, сиречь потребителям, вообще? Сколково все же не сталинская шарашка, где заказчик всегда предшествует заказу, и дело в разработке и внедрении. Если Сколково должно работать как агломерация бизнесов современного мира, то пляска там должна идти сугубо от потребителя, а не количества зданий. Залог успеха подобных проектов более в маркетинге, чем в качестве лабораторий, но данная часть проекта как-то не описывается. Схемы продвижения — это сложно. А вот малоэтажное строительство и число автомобильных развязок — это интересно. Сказано вот, что развязок запланировано четыре. Осталось уточнить, какого цвета будут дома и какой откат заложен в смету строительства.

Все это отражает, помимо прочего, крайне материалистический дух эпохи. Успех Сколково — это что? Во-первых, кадры. Значит, речь должна вестись об университете нового типа как стержне всего поселения, а не об офисах. Во-вторых, схема продвижения продукта на рынок. Но думать, что люди и схемы важнее Материальной Базы, в нынешней РФ пахнет каким-то покушением на основы.

А материализм неизбежно перетекает в клептократию. Вот эпизод из соседнего места — на 8 лет осужден бухгалтер «Международной школы управления», это такое Сколково номер 1. Выявлено, что за пару лет он украл 70 млн рублей, переводя их со счетов элитнейшей и стратегичнейшей бизнес-школы, попечительный совет которой возглавляет сам президент Медведев. На уворованное бухгалтером покупались немецкие автомобили себе и подруге. Удивительное дело, что виновник найден, назван и осужден. Стратегический проект, однако.