24 июня в красноярской «Арт-галерее Романовых» откроется персональная выставка молодого питерского художника Анастасии Зыкиной «Петербургские тексты». В экспозиции — порядка 30 офортов, созданных на основе произведений трех петербуржских писателей разных эпох. Атмосфера города, в котором создавались эти литературные произведения, явственно ощущается и в графике Зыкиной.
Пять лет с Достоевским
Петербург для меня — по-настоящему родной город, — говорит художница. — Хотя родом я из Кирова, окончила там художественное училище. Но когда впервые попала в Питер, сразу же влюбилась в него. И вскоре уехала туда жить и учиться дальше, собралась за считанные дни. С тех пор, где бы я ни находилась, неизменно возвращаюсь туда, это мой дом. Вот и сейчас — учусь в Академии художеств в Красноярске, но каждый раз с нетерпением жду встречи с Петербургом.
Когда смотрю на ваши работы, Анастасия, ловлю себя на том, что тоже невольно проникаюсь любовью к этому городу. И, думаю, я не единственная, у кого такие впечатления.
Надеюсь. (Улыбается.) Это не первая моя выставка в Красноярске, меня здесь очень тепло приняли, появилось много друзей. И хотелось бы, чтобы всем, кто придет на новую выставку, передалось мое отношение к Петербургу и его писателям.
Кстати, на темы произведений каких авторов можно будет увидеть ваши работы в этой экспозиции?
Вы верно заметили — работы на темы, в моей графике нет ничего иллюстративного. Даже когда занимаюсь каким-то отдельным романом или рассказом, я полностью погружаюсь в творчество его автора. В «Петербургских текстах» представлены серии графических листов по произведениям Федора Достоевского, Леонида Андреева и современного писателя и искусствоведа Дмитрия Северюхина.
Именно серии, отдельных работ нет?
Вы знаете, наверное, это еще во время учебы привили — мыслить комплексно, сериями работ, чтобы все смотрелось как цельный проект. Мне так интереснее. Достоевскому я отдала пять лет жизни, ни о чем другом в то время думать не могла — это была какая-то болезнь, еще в студенчестве. Часами могла о нем говорить, проводила массу времени в библиотеках, читала все, что имело отношение к его творчеству. И создала две серии офортов по его романам. Одну из них, по «Идиоту», купил Музей Достоевского. Несколько работ по «Братьям Карамазовым» можно будет увидеть в Красноярске.
Сейчас ваше отношение к этому автору изменилось?
Оно стало спокойнее. Я люблю Достоевского, но не думаю, что буду перечитывать его в ближайшее время или создавать что-то новое по его произведениям. Но, кстати, именно Достоевский привел меня к Андрееву.
Каким образом?
За серию по «Братьям Карамазовым» я получила на биеннале графики в Петербурге в 2006 году премию «Художник книги» от издательства «Вита-нова». И вскоре оно предложило мне поработать над Андреевым — видимо, издателям показалось, что мое видение Достоевского будет созвучно и этому писателю.
Так и вышло?
Да, вначале, когда я работала над «Иудой Искариотом» Андреева. «Вита-нова» подбирает художника под каждую свою книгу, в зависимости от его стиля. Вряд ли мне предложили бы поработать над Дюма или Сервантесом. Но в целом творчество Андреева, конечно же, очень сильно отличается от Достоевского. Если в произведениях Федора Михайловича всегда есть какой-то просвет, то у Андреева полная тьма, ничего позитивного и радостного. Очень тяжелый писатель, у меня комок в горле стоял, пока я над ним работала... Посвятила ему больше двух лет, и это был очень интересный, хотя и непростой период. В какой-то момент я почувствовала, что очень устала от прозы Андреева. Зато сейчас у меня время отдыха и веселья. (Улыбается.) У Северюхина стебные рассказики, причем иногда бывает так, что я создаю какую-то картинку, а он потом пишет рассказ на ее основе. Очень приятное сотворчество.
Петербург — графический город
Вы не занимаетесь иллюстрированием, но тем не менее берете за основу именно литературные произведения?
Нужно же от чего-то отталкиваться. Делать просто пейзажи или натюрморты мне неинтересно, не мое.
Даже городские пейзажи Петербурга?
Сами по себе — нет. Но этот город присутствует в произведениях питерских писателей, над которыми я работаю, а значит, обойти его вниманием просто невозможно. Особенно много таких городских сюжетов в серии по рассказам Северюхина.
А почему как основное направление в творчестве вы выбрали именно графику?
Это она меня выбрала. (Улыбается.) Графика — это способ мышления. Если живописец, в первую очередь, мыслит цветом, видит будущую картину в сочетании каких-то цветов, то для графика в первооснове — какая-то философская идея. И в моей живописи это тоже ощущается, хотя я и пытаюсь с собой бороться. (Смеется.)
Насколько успешно?
Не очень. Возможно, еще и Петербург на меня так влияет, с его силуэтами, архитектурой. Это вообще графический город.
Скульптурой заниматься не пробовали? Ваш коллега питерский художник Виталий Пушницкий считает, что любой график неизбежно придет к скульптуре. Потому что рисованная графика — это двухмерные эскизы о трехмерном мире.
Наверное, он прав. В последнее время я много экспериментирую с металлом, дроблю его на куски, мне хочется его изломать. И порой эти доски мне нравятся гораздо больше, чем печатные оттиски с них. Уже с год размышляю, как бы создать самодостаточное металлическое панно из пластин.
А в чем авторская особенность оттисков с таких пластин?
В своих офортах я использую фотоэлементы, создаю коллажи из разных материалов. Очень приятно слышать от художников старшего поколения, в том числе и от моих учителей, что они не понимают, как я это делаю. (Улыбается.) Но самое интересное, что я ни от кого не скрываю технологию. Однако когда другие пытаются ею воспользоваться, ничего не получается. Потому что главное правило — отсутствие правил. Я и сама не смогу скопировать собственную работу. Есть понимание, чего хочется достичь, и я двигаюсь к этой цели, зная технологию. Но что в итоге получится, до конца не представляю. А еще в моих экспериментах настолько сложная печать и дорогая бумага, что больше
Подобный принцип издатели использовали и по отношению к вашей серии по Андрееву?
Да, поэтому работы получились недешевые. Книга «Леонид Андреев. Иуда Искариот и другие» напечатана тиражом 1200 экземпляров. Семьдесят из них пронумерованы, и в каждую вшит оригинальный офорт с моей подписью. Это коллекционные книги, их стоимость — 17 тысяч рублей. А еще издательство выпустило 20 папок с моими офортами к Андрееву, так у тех стоимость по 90 тысяч рублей. В роскошных кожаных папках, и в обложку каждой из них вставлен кусочек одной из металлических пластин, с которых печатались офорты. Я сама раздробила эти доски и тем самым закрепила тираж, увеличить его теперь невозможно. Одна такая папка находится в коллекции Русского музея.
Мне кажется, подобное отношение к книге, культуре ее оформления давно ушло из жизни, вы не находите?
Ушло, но, к счастью, оно постепенно возрождается. Появляются издательства, которые рассматривают книгу не как простое чтиво, а как произведение искусства. Особенно это актуально в эпоху Интернета, когда в нем можно найти любые тексты. А книга не уходит, а, наоборот, становится чем-то элитарным — как, собственно, было при ее возникновении. Художники, которые работали с книгами, но потом были вынуждены на несколько лет от этого отойти — именно из-за небрежного отношения современных издателей к искусству книги, — сейчас вновь с удовольствием возвращаются к любимому делу. И книга постепенно становится реликвией, которую вскоре можно будет передавать из поколения в поколение как настоящую семейную ценность.
Елена Коновалова, «Вечерний Красноярск» № 24 (265)
