Предчувствие инновачечной

Как было написано у Пелевина, «если заговор против России существует, то в нем участвует большинство ее населения». И примерно та же коллизия в благом деле построения инновационной экономики в РФ. Нет сомнений, что это надо. Нет силы, что уперлась бы с лозунгом «инновации не пройдут». Между тем...

Назначенцы и другие

Последние лет двадцать было как-то не до инновационной риторики. Но если мы вспомним 80-е годы, то горбачевские реформы начались не с перестройки и гласности. Они начались с лозунга «ускорения», что по смыслу соответствует сегодняшним «инновациям». И тоже не было врагов у лозунга. И тоже был национальный консенсус по поводу. И вроде бы начали ускоряться. И довольно быстро ускорились до двукратного падения ВВП и развала СССР.

То есть далеко ходить за историческим опытом не надо — грустный прецедент перед глазами. А почему? Было понимание «инновации или смерть». Производительность труда была примерно 30% от американской (после Горбачева, Ельцина, Путина, после 25 лет отчаянных приключений цифра ровно та же — 30%, вот где стабильность). Надо было что-то делать, все понимали, и все понимали, что именно — вписываться в новый уклад. По циклам Кондратьева стержнем четвертого уклада была нефть, так же как третий вращался вокруг электричества. В третий и четвертый при советской власти успели, во второй половине 20-го века начался пятый уклад с ядром информационных технологий. Туда не успели. Сейчас считается, что шестой уклад образуется то ли вокруг биотехнологий и медицины, то ли вокруг робототехники, в общем, скажи «нанотехнологии», и не ошибешься. Надежда вскочить туда. Президент дал добро, элита одобрительно загудела (идея политической модернизации нравилась ей куда меньше), смотреть за процессом поставлен эффективнейший прагматик Анатолий Чубайс. В чем же проблема?

Не столько в наличии таких уж врагов проекта, сколько в отсутствии друзей, скажем так. А кому оно действительно надо? Не будем сомневаться, что Медведеву и Чубайсу надо, но есть такое понятие, как политический класс, и роль сколь угодно большой личности обычно ничего не может сделать с волей или безволием класса.

Особенности же класса таковы, что туда попадают либо по праву рождения, либо посредством назначения, причем финальный назначающий принадлежит к тем же самым советским элитным тейпам и кланам. В этом смысле революция 1991 года, конечно, была с приставкой «псевдо» и «квази»: советская номенклатура под лозунгом «долой номенклатуру» успешно приватизировала страну, параллельно списав ее пассивы. Возникла сложная система трастовых собственников разного порядка, где ключевые понятия странны для формально рыночной экономики, как то понятия «крыша» и «назначенец». Так вот, возвращаясь к инновационному прорыву: он подразумевает возникновение крупнейших собственников, которых не назначали. И которые вследствие того никому ничего не должны. Которым нельзя сделать предложение, от которого они не смогут отказаться. Но для благородного номенклатурного семейства постсоветской РФ это скандал. Получается парадокс: хозяевам экономики предложено курировать процесс, по ходу коего они перестанут быть единоличными хозяевами. Инновационный миллиардер неизбежен в инновационной экономике, но в системе он лишний. А значит, под видом инновационного рывка тут имеет шанс случиться нечто иное.

Песни и пляски

Фишка в том, что инновационных успешников назначает отец-рынок, или, если угодно, мировая экономика. Именно мировая, а не отечественная, игровой доской хай-тек-технологий является именно мир, взятый целиком. Каким образом логика системы постарается трансформировать эту досадную правду жизни в более удобное?

Вот конкретный пример из недавних сообщений. Пока «Сколково» остается в лучшем случае проектом типа потешного полка Петра Первого, а в худшем оффшорной прачечной-инновачечной, озвучено конкретное — будут делать национальный интернет-поисковик. Казалось бы, инновация. Информационные технологии! Отечественные! На самом деле, увы, там логика, строго обратная к инновационной. Что, в мире и в России нет поисковика, «Гугл» и «Яндекс» уже не годятся? Годятся. Мы полагаем, что сделаем нечто рыночно успешнее «Гугла»? Но тогда что же мы делаем? Мы делаем нечто заведомо хуже «Гугла». Потратим многие миллиарды, отчитаемся за инвестиции. Поскольку поисковик номер два еще имеет некоторые шансы, но поисковик номер пять уж точно никому не нужен, придется дотировать новорожденного. Например, навязывать пользование им в госучреждениях, в бюджетной сфере. Сегодня пользуешься «Гуглом», завтра Родину продашь — примерно так. Полный абсурд с точки зрения инновационного рынка, но самый смак с номенклатурной позиции. В проекте такого рода все сводится к назначениям: вот бюджетные деньги, вот ярлык на звание «почетного инноватора Российской Федерации». Желательно, чтобы все грядущее Сколково функционировало именно так.

Причем первым чиновникам России это все-таки не надо, хотя бы в силу банального интереса — им нужна Россия, иначе где они будут первыми? Но в стратегическом вопросе «инновации или смерть» класс может выбрать тактическое поведение, оно же, рано или поздно, смерть.

При этом инновационной риторики может быть много, но понятой как форма вежливости, какая-то грамматическая норма уже. Если пишется грант, претендующий на бюджетное финансирование, там должно быть слово «инновации», если просят. Это, как выясняется, нетрудно. Вот молодежный лагерь «Бирюса», где молодежных сибирских политиков попросили озаботиться инновациями. Главное инновационное открытие: нет такого проекта, куда нельзя было бы вставить слово «инновация». Курсы компьютерной грамотности — инновация, агитация молодежи за что-нибудь молодежное — инновация. Инновационные песни, инновационные пляски, инновационная уборка двора.

Вопрос реальной реформы — вопрос ее субъекта. В одном лице должен совпасть тот, кто может, и тот, кому надо. И пока не совпадет, будут нам инновационные поисковики и дискотеки.