Нулевая сумма политики

Разговор бытовых утопистов за политику, как правило, сводим к вопросу «как сделать всем хорошо и никому плохо?» и некоей видимости ответа. Между тем в реале политика предстает скорее игрой с нулевой суммой: одним будет лучше примерно настолько же, насколько другим будет хуже. Вопрос, кому хуже.

Жесть жизни

Маленькая зарисовка в тему отхода от утопического настроя... Просто кем-то и когда-то пересказанный в ЖЖ разговор. Значит, дело было в Соединенных Штатах (но могло быть в соседней квартире, запросто, сценка универсальная). Приходит в гости сосед к соседу. «А у нас, — говорит хозяин с гордостью, — дочка в политике разбирается». Выходит девочка, лет примерно пятнадцати. С пафосом презентуется, что девочка хочет стать президентом и у нее даже есть программа. Девочка озвучивает: «Если бы я была президентом, я бы сделала так, чтобы не было голодных, бездомных, я бы открыла много-много бесплатных столовых и домов для отдыха, а еще...» «ОК, — говорит сосед-гость. — Я услышал твою программу. Но тебе не обязательно ждать, можешь начать сегодня. Если ты приберешься у меня в саду, я дам тебе двадцать долларов, и ты сама накормишь любого голодного, какого-нибудь дядю Тома». Девочка вопрошает с неким резоном: «А что мешает дяде Тому поработать в саду самому?» Родители впадают в досаду, но девочка вроде как перестает быть стихийным социал-утопистом — так что педагогически прием безупречен.

Ход мысли, совершившийся в голове 15-летней девочки, не сам собой разумеется, по крайней мере, многим взрослым он недоступен. Когда они, например, советуют «поднять в 3 раза зарплаты бюджетникам», то редко указывают, где надо сначала взять, чтобы потом дать.

Понятно, что это некоторая идеализация, сведение всех сложностей жизни в модель. Понятно, что бывают удивительные решения, от которых хуже решительно всем. И еще более удивительные, когда некий поворот сюжета устроит народ по любые стороны любых баррикад. Но обычно — нулевая сумма. Как за карточным столом или на бирже. Выигрыш одних обеспечивается проигрышем других. Прирост общего пирога делается где-то в иных местах и иными людьми. Например, в науке, в культуре. А политика — это скорее не «как все умножить», а «как все поделить». По крайней мере, к такому определению тяготеет.

Вот очень жестокий пример политического решения. Тонет «Титаник». Капитан понимает две вещи: первое, что пробой смертелен, и второе, что мест в шлюпках на всех не хватит. И он, до того как корабль утонул, лично приговаривает часть пассажиров, отдавая приказ задраить люки нижних палуб. Команда выполняется. После этого пассажиры, купившие дешевые билеты на нижние палубы, замурованы и обречены. Обречен и сам капитан: он покидает корабль последним, а если обрекает кого-то остаться, то остается с ними и сам. Дальше речь идет о том, в каком порядке спасать пассажиров первых классов, и они как-то спасаются, хотя и не все.

С точки зрения социал-утописта, решение капитана чудовищно, с точки зрения реальной политики — оно безупречно. Человек исполнил долг идеально. Первое: если людей все равно больше, чем мест, надо заранее согласиться, что часть погибнет. Но если пойдут драка и спор за места, спасется еще меньше. Даже по любому случайному признаку часть людей лучше отсечь от борьбы за жизнь сразу. А здесь признак не случаен. В начале 20-го века высшие классы общества еще сильно отличались от низших в лучшую сторону, просто по человеческим качествам. Можно было ожидать, например, что джентльмены спокойно посадят в шлюпки сначала детей и женщин, спокойно оставаясь на борту (как и произошло). Неджентльмены, скорее всего, устроят за места давку, если не бойню. Смотрим, как ныне штурмуют автобусы и электрички в час пик, оттирая все живое, и умножаем эту энергию в разы.

В чью пользу?

На некоторых психологических тренингах, кстати, моделировалось нечто подобное. Игра называлась «Подводная лодка». Представьте, что группа в подводной лодке, лодка тонет, выходить можно только по одному с некоторым временным лагом. Первый точно спасется, последний точно погибнет. Чем ближе к началу очереди, тем больше шанс (но точный шанс неизвестен). Задание: немного зная свою группу, постройте людей в эту самую очередь. Решение надо обосновывать. Например, «я считаю, что ты достоин жизни в большей степени, потому что...». Или «ты достоин жизни в меньшей степени, потому что...». Такой вот тест на горячий ум и холодное сердце.

Вот это и есть политика. Назначение жертв и бенефициаров. В любой революции это происходит самым быстрым и наглядным способом. Но почти любое политическое решение имеет это измерение. Следует опасаться, когда делают вид, что его вообще нет, что всем будет только лучше. Казалось бы, что плохого может быть в «максимальной защите прав трудящихся»? А ведь можно защитить права трудящихся таким образом, что экономика такого добра не вынесет. Вот представим, что человека нельзя уволить или, увольняя, надо платить ему годовую зарплату вперед, и — что тогда? Предприниматель (а именно ему предлагается оплатить гуманизм) просто не откроет бизнес с такой рабсилой. И рабочих мест не будет. Ни защищенных, ни тех, что раньше. Еще можно защитить права учащихся столь крепко и основательно, что профессор к учащимся откажется выходить. Гарантируйте народу всеобщее высшее образование, и... высшее образование умрет. Право дурака и хама пребывать на студенческой скамье есть отнятое право его там не видеть. Право тех, кому его присутствие мешает.

Из этой логики возникает и некое индуктивное понимание хорошего общества. Дедуктивное понимание — это глобальный проект, где всем будет хорошо. Именно это проходили в 20-м веке. Прошли. Индуктивная утопия — просто сумма локальных решений, по частным вопросам. Вот здесь немного подвинуть закон в пользу более честных, вот здесь — в пользу более образованных, вот здесь — в пользу более инициативных и т. д. Не надо бояться, что кого-то это ущемит. Главное, чтобы в выигрыше был более симпатичный. А хотите помочь всем — придумайте новое топливо...