Хотелось бы начать с одной истории, уже рассказанной. Есть такой богослов, Андрей Кураев, заточенный на работу с широкими интеллигентскими массами, от неглупого студента до профессора. Заточенный хорошо: большинство лекторов могло бы у него поучиться. Наш разговор с ним длился минуты две.
Предельный вопрос
Собственно, был вопрос и ответ. Вопрос был задан из позиции журналиста, и, в общем, понятно, почему специалист может не любить журналистов как класс. Слишком часто они задавали отцу Андрею идиотические вопросы вроде «как вам наш город?». Или пытались, как в известном рассказе Шукшина, «срезать». Так что представляться журналистом в некоем роде опасно... Возможно, он не понял, что мне было действительно важно. Вопрос звучал примерно так: вы действительно настаиваете на уникальности вашей позиции в спасении душ? Действительно «только у нас»? Если маленький ребенок спросит: «Правда ли, что мои папа и мама попадут в ад, если они не христиане?», вы ответите: «Да»? По ортодоксии ответ только «да» или таки возможны варианты?
Не хочу обидеть человека умного, талантливого, но короткую нашу беседу отец Андрей по большому счету таки слил. Ответил что-то вроде «не могу вести с детьми философских разговоров, могу их только целовать». Ну хорошо, как ответите взрослому? Если от картинки перейти к сути вопроса? Не ответил, поступив политически грамотно. Аудиторию, надо полагать, ответ про целование детей вполне устраивал. А предметный разговор мог кончиться неизвестно чем, не факт, что для аудитории чем-то полезным. Но вопрос остался. Он повторялся и другим, менее именитым христианам, и православным, и католикам. И когда на него все-таки отвечали, ответы тяготели к двум полюсам.
Либо ортодоксальное «некрещеным, но имевшим возможность креститься — погибель души», либо «Бог милосерден, и ему виднее, кого спасать, мы не знаем ничего, кроме того, что милосердие Его безгранично». Второй ответ очевидно сильнее. Из первого просто следует, что 99 % человечества идут не в ногу, а 1 % в ногу (если мандат на спасение только у подлинно православных) или 90 % не в ногу (если мандат распространить еще на честных католиков). Именно вот такие тезисы отвращали от христианства воспитанные в христианской интеллектуальной честности души. В случае Ницше было как-то так. Но мы отвлеклись. Второй вариант ответа сильнее, такой Бог еще «не умер», но следствия ответа взрывают почти любую ортодоксию, напрямую ведя к экуменизму.
Почти в любой ортодоксии так или иначе возглашается исключительность пути. «Только у нас». Направо и налево язычники, наискосок сектанты. Но если «милосердие Творца безгранично», то следующий шаг: лучше шансы спастись у того, кто вел себя по жизни как христианин, независимо от того, кем он был номинально. Хоть атеист, хоть синтоист. Но если так, то проваливается краеугольное в каждой религии — догматика и обряд. Если они не уникальны, то они уже почти не обязательны. И могут быть какими угодно другими. То есть вот Сцилла и Харибда религиозной дискуссии в начале 21-го века: либо «спасемся лишь мы, а 99 % погибнет», либо «по-всякому можно спастись, но тогда у нас нет монополии на истину».
А если нет монополии на истину, что тогда?
По образу и подобию
А тогда возникает совсем другая реальность, где каждая религия имеет право на существование, но обоснование другое, сильно другое. В традиционном обществе оно просто: вот мы, вот неверные. Но если «все верные, хотя и в разной степени», аннотация к вере другая. Примерно такая метафора: Интернет один, но провайдеров много. Все подключают к одному, но условия разные.
Есть объективно лучшие и худшие. Есть субъективно лучшие: кому-то подойдет вот это, а кому-то — вот то. Один человек делился, как ему объясняли этот принцип суфийские учителя. Религия предписывает тебе определенные правила эксплуатации своего ума и тела, дает полезную инструкцию. Но чтобы выбрать инструкцию, надо сначала понять, а что ты за устройство. И когда поймешь, легко выберешь. Именно свое. Только сначала подумай, пойми себя. Вот так, никакого экстремизма. Все провайдеры подключают к Богу. Но твой идеальный провайдер сообразен тебе. Религиозные различия обусловлены: человек сотворил себе духовную технику по образу и подобию своему.
Отсюда не следует, что все равно всему, будь то секта дяди Васи — пророка и традиция с тысячелетней историей. Можно ставить вопрос о качестве провайдера. И оно сильно зависит от качества изначальной аудитории. Пусть говорилась истина, но кому она говорилась? И чем пришлось пожертвовать, чтобы поняли? Представим, что одну и ту же мысль надо донести до академиков, аспирантов, студентов и школьников. С поправкой на то, что какая-то аудитория еще будет пьяной, какая-то в неврозе, какая-то сильно голодная и т. д. Один и тот же посыл будет звучать сильно по-разному. А потом эта аудитория его по-своему поймет и по-своему переделает. Если очень сложный учитель будет обращаться к очень простым людям, это обязано звучать просто. По крайней мере, на первом уровне. Нет доблести рассказать так, чтобы тебя не понял никто...
В итоге самой «умной» традицией будет та, которую передавали в самой культурной среде, которой повезло с первыми и вторыми слушателями. Если один и тот же этический кодекс надо заповедать интеллектуалам и дикарям, будет звучать по-разному. В одном случае будет много логики, в другом много приказов и мало свободного времени у адептов. Каждому — свое. А потом будут дикари, ищущие себя в традиции для интеллектуалов, и наоборот. Мужчины, ищущие себя в изначально женских культах, и наоборот. Инструкции по эксплуатации пылесоса, приложенные к холодильнику. Притом инструкции обычно столь хороши, что все равно будут работать.
Александр Силаев, «Вечерний Красноярск» № 37 (278)
