Есть такое поверье, что «удовольствие», «польза» и «долг» диктуют три совсем разные программы действий. Если одного из этих зайцев поймаешь, за другими успеешь хуже. И, мол, выбирай, братец: то ли тебе «простое человеческое счастье», то ли «корысть», то ли «быть хорошим человеком». Но гармоничнее живут те народы, где такой дилеммы нет.
Русский парадокс
Интересная история с понятиями приключилась в России, где «нравственность» и «успешность» прописывались антагонизмами не первое столетие. Фокус начался еще в пространстве великой русской литературы. Взять Толстого ли, Достоевского — крутые там не очень-то хороши, а хорошие не шибко круты. У Пушкина, кстати, такого противопоставления не было, но Пушкин — это еще не то, что весь мир знает как «великая русская литература». Не оспаривая ее величия, просто делаем зарубку: талантливейшие работали, помимо прочего, на означенную смысловую конструкцию.
Не обязательно быть Дмитрием Галковским, чтобы заключить, как великая русская литература по смыслу предшествовала великой русской революции (просто у этого писателя на сотнях страниц его «Бесконечного тупика» про это подробно). Хороший человек, скорее всего, не шибко богат, а богатый не шибко хорош, совесть исключает амбиции, волю к власти удумали негодяи — учили советских пионеров и школьников. Но это не было таким уж извращением изначального культурного кода. Русская литература, да и вся русская культура, примерно о том же самом. Воля к власти отдельно, хороший человек отдельно, а «кто хочет стать миллионером?» — вопрос на выявление скрытых врагов народа. Притом сами элитники СССР волюшкой к власти были наделены, но эта особенность считалась к обсуждению малоприличной. Какой такой макиавеллизм, товарищ Сталин просто хорошо думает о народе. Но мы сейчас не о том — мы об общем культурном поле. Что на нем посеяли и какой парадокс в РФ из этого вырос.
...Нет спора, что с этикой в нынешней России обстоит крайне печально. США, вообще Запад по сравнению с нами — куда более христианская территория. Остаточно христианская, может быть, но все же. Возьмем количество убийств на 100 тысяч населения — наша страна тут в лидерах по Европе. Возьмем количество заключенных на 100 тысяч населения, возьмем статистику по любому типу преступности. Возьмем количество погибших в ДТП. Это открытая цифирь, и это не внешний заговор супротив народов России. Заговор объяснил бы, почему здесь так сравнительно бедно. Никакой заговор не объясняет, почему здесь так злобно. Почему россиянам так нравится тыкать друга ножиками, забивать тяжелыми предметами, воровать, оскорблять, почему здесь такие грязные улицы и такой хамский инет, ведь никакой «Вашингтонский обком» не заставляет человека троллить, мусорить, просить взятку. Просто людям нравится.
А теперь от констатации к парадоксу. Тезисно. По смыслам здесь произошла трехходовка. Первый ход. Сначала людей учили, что добро и успешность — разные вещи, взаимоисключающие. Научили. Поверили. Второй ход. Учили, что надо всегда выбирать добро, а не успешность. Русская литература учила так. Советских людей учили так. «Бог умер», но некий замещающий смысл был изобретен. А потом, при жизни большинства ныне живущих россиян, «Бог умер» окончательно. Сказали, что теперь надо быть успешными, и более ничего. Но нравственность и успешность здесь разведены культурой по разным местам. И многие смекнули, в чем сила. Надо вести себя нарочито безнравственно — кидать, чморить, мочить, пилить, опускать, гнобить, гнать — и будет тебе счастье. Логически это безупречный вывод из предпосылок, на практике это называется сатанизм.
Упакованное счастье
Сразу же возникает вопрос: а бывает ли по-другому и какая может быть смысловая матрица? «Люби себя, наплюй на всех, и в жизни ждет тебя успех» — где это звучит убедительно? В позднем СССР, в РФ — так оно или нет, но явный соблазн в поговорке есть. Мол, буду самым циничным и за счет этого разведу лохов. В Америке люди-васпы (белые, англосаксы, протестанты) покрутят пальцем у виска. Плеваться — это что, секрет успеха? Конкуренция безжалостна, но по определению это конкуренция не в том, кто шибче плюнет. Это конкуренция производителей, список допустимых производств прилагается.
«Счастье», «польза» и «долг» в этом взгляде не есть три разнонаправленных вектора. Здесь скорее отношения «снятия», как было в логике Гегеля. «Счастье», например, упаковано в «пользу», но «польза» шире. «Хочу счастья любой ценой» — лозунг маргиналов. Истериков, несчастно влюбленных, наркоманов, сумасшедших, преступников. Они не ведут разговор на языке «интересов», тем более на языке «долга». Их язык — это и есть язык простого человеческого счастья, понимаемого как некий кайф в моменте. Сильно ли счастливы эти люди, вопрос риторический. У ищущих «интереса» и «выгоды» с простым человеческим счастьем обстоит немного получше. По крайней мере, им не сидеть в тюрьме за педофилию и не мучиться с героиновой ломки.
А «долг», в свою очередь, также снимает и упаковывает в себя «интерес», как последний проделывает это с «удовольствием». В модели традиционного общества считается, что низы ищут кайфа, средние — выгоды, а верхи — следуют долгу. Но это такой долг, который не идет поперек удовольствия или выгоды. В сильном культурном поле «воля к власти» и «следование божественному закону» сочетаются, это едва ли не два способа описать одно и то же.
Зачем основатели первых банкирских домов Европы так славно их основали? Это подивит современников, но ответ «во имя спасения души» не так уж противоречит базовым установкам отцов-основателей. Деньги — это лишь то, в чем удобно считать. А серьезные дядьки играют в серьезное. А самые серьезные цели — за пределами жизни и смерти...
Александр Силаев, оригинал статьи в газете «Вечерний Красноярск» № 50 (291)
