В 10 лет я, как и многие, была диссидентом, и читала Запрещенную Литературу. «Поющие в терновнике», «Сестра Керри», «Анжелика такая и сякая», – сотни страниц пролистывались втайне от родителей в поиске сцен с участием Жезла Любви, Влажной Морской Раковины и Оголенной Полусферы Груди.
И если бы в то время существовали книжки типа «Эротических историй» Милорада Павича, я была бы самым счастливым (и самым безумным) ребенком нашего двора. В новой книжке мэтра и динозавтра мирового постмодернизма собрано все лучшее, что может только быть в литературе, а именно – описание любовных сцен! Павич пролистал все свои 180 тысяч романов, выбрал чувственные и пряные куски, и выпустил их в свет под одной обложкой.
В результате этих манипуляций из Павича вышел замечательный Берроуз, – дурманящий, истекающий соками, разноцветно-глубоководный и абсолютно сюрреалистичный.
Наиболее пристойные истории любовных отношений героев выглядят так:
Этой зимой они полюбили друг друга. Ели одной вилкой по очереди, и она пила из его рта вино. Он ласкал ее так, что душа скрипела у нее в теле, а она его обожала и заставляла мочиться в себя. Смеясь, она говорила своим сверстницам, что ничто не щекочет так приятно, как трехдневная мужская щетина, проросшая в дни любви. А про себя думала серьезно: мгновения моей жизни умирают как мухи, проглоченные рыбами. Как сделать, чтобы ими мог кормиться и его голод? Она просила, чтобы он отгрыз ей ухо и съел его, и никогда не закрывала за собой ящики и дверцы шкафов, чтобы не помешать своему счастью.
Кроме отрывков из романов, Павич включил в сборник несколько рассказов (два из них – новенькие, и на русском языке публикуются впервые), и пьесу «Свадьба в ванной комнате» (настоятельно рекомендую всем научиться разыгрывать ее по ролям).
Амалия: Итак, опять за старое. Влюблен, причем по уши! Я даже знаю в кого. В Аристотеля!
Ленау (смущенно): Неужели и это заметно?
Амалия: Разумеется! И не хлопай глазами. Покажи, что ты ему написал?
Ленау: Кому?
Амалия: Как это кому? Очаровательному господину Аристотелесу, который заходит к нашей мадемуазель Варкони поцеловать ручку и на кристиханд…
Ленау: Как я покажу, если бумага упала? (Показывает вниз, в комнату.)
Амалия: Ты же наизусть знаешь. Нашепчи мне на ухо! (Притягивает его к себе, он ей что-то шепчет на ухо.) Ой! Знаешь что, мне кажется, тебе хотелось бы этого Аристотелеса трахнуть. Такие стихи не пишут кому попало. Но неужели, неужели ты решишься? Молодой господин Иосиф надушен кёльнской водой, у него тросточка, монокль, белые перчатки, гамаши и много-много пуговок. Такого нелегко трахнуть. Он ведь не из Малого Бечкерека, а из Большого! Эти городские господа не трахаются как попало. Ты хоть знаешь, как к нему подступиться?
Ленау: Не очень.
Амалия: Давай покажу. Во-первых, как мы с тобой уже и сделали, шепнешь ему стишок в волосы. Потом сунешь язык ему в ушко.
Ленау: Почему в ушко?
Амалия: Молчи и делай, что говорят. Надо проверить, как у тебя получается… Неплохо… А теперь перейдем к пуговкам. Это труднее всего. Ты бы смог его расстегнуть и слегка раздеть? Давай-ка попробуем. (Ленау расстегивает ее и наконец падает на нее. Происходит любовная сцена.) Неплохо получилось. Бекхенд хороший, а над форхендом еще надо поработать. Но на сегодня хватит. Урок окончен. Сейчас будет звонок.
Кроме своих прямых функций, сборник Павича имеет авторскую задачу, – пробить в читателе цивилизованную броню и вытянуть наружу Эрос. Правда, зачем это нужно 77-летнему писателю, не совсем понятно.
Анна Андерсен
• ул. Телевизорная, 1. Торговый квартал на Свободном. тел.
