«Белый тигр», Аравинд Адига

Несколько ночей подряд индийский предприниматель пишет письмо китайскому премьер-министру. Обстоятельный рассказ о своем восхождении на бизнес-вершину, которое начинается в нищей деревушке, где никогда не бывает света, а деньги на школьную форму ворует учитель; в семье из десяти человек, где женщины снедают мужчин, а самого смышленого сына забирают из школы, чтобы отдать на каторгу в чайную. Но нареченный Белым Тигром парнишка не желает мириться с предопределенной участью, где чайный котел меняется максимум на место бесправного слуги у угольного магната. Он выбирается из клетки и сам становится хозяином — несмотря на то, что путь из твари дрожащей до право имеющего пролегает через преступление.

Литературный дебют индийского журналиста Аравинда Адиги, «Белый тигр» — это история миллионера из трущоб, из которой выветрен целлулоидный запах Болливуда. По совместительству — новый подвид антиутопии, но об этом позже. В 2008 книга удостоилась Букеровской премии, которая поставила начинающего писателя в один ряд с Салманом Рушди, Арундати Рой и Киран Десаи. Как и полагается роману-провокации (классификация самого автора), его встретил шквал восхищения и негодования.

Насчет похвальбы более-менее понятно. Про ужасы индийских трущоб или коррупцию как социальную норму было известно и без Адиги — но настолько журналистки точного, публицистически сочного и литературно всеобъемлющего текста, пожалуй, еще не встречалось. Одно дело заглядывать сердобольной камерой в потухшие глаза облепленного мухами нищего, и совсем другое — этими глазами оглядеться вокруг. Пусть даже взгляд в данном случае напоминает Флобера, Диккенса и Достоевского одновременно — он все равно чертовски убедителен. Даже слишком, если верить критикующей стороне, которая настаивает на том, что «Белый тигр» — это роман искусственный, сделанный специально под жюри «Букера» и его колониальные комплексы:

«Понимаете, в дни своего величия эта страна, тогда самая богатая в мире, была вроде зоопарка. Ухоженного, чистого, прекрасно организованного. Каждый знал свое место. Вот ювелиры. Вот кондитеры. Вот пастухи. Вот хозяева. Прозываешься Хальваи — делай сласти. Прозываешься „пастух“ — паси коров. Неприкасаемый — вывози нечистоты. Хозяева были добры к слугам. Женщины носили накидки на головах и с посторонними мужчинами разговаривали, потупив взор. А потом настало пятнадцатое августа 1947 года, день, когда британцы ушли. И политики из Дели устроили так, что двери всех клеток распахнулись, звери выбрались на волю и набросились друг на друга. Восторжествовал закон джунглей. Преуспели злые и алчные. В расчет принимался только размер брюха. Неважно, кто ты — женщина, мусульманин, неприкасаемый, — главное, поплотнее набить утробу».

Конечно, считать «Белого тигра» плодом поэтической прострации было бы странно: Адига вроде бы точно знал, что делает и для чего. Но еще страннее было бы ожидать от журналиста-критика с западным образованием, несколько лет писавшего в американский Times и британский The Guardian о проблемах своей страны, покаянной речи в шафрановой пыли. Он показал ту Индию, которая в литературе обычно сокрыта под толстым слоем пряностей. Где место вековых традиций занял дикий рынок, а пантеон богов располагается на приборной панели роскошных авто хозяев жизни. Где демократия и рабство идут рука об руку, а философия Махатмы Ганди превращена в социальный транквилизатор «И никуда не денешься, раз уж попал в колею, особенно если выполняешь работу на совесть, старательно, с огоньком». Словом, это та Индия, которая не указана ни в одном путеводителе для поклонников Гоа и любителей просветления.

«Белый тигр» — это не просто изящно закамуфлированный под литературу обличительный памфлет. Конечно, форма письма позволяет Адиге весьма искусно комбинировать разные жанры: сатирическая комедия, нуар или триллер идут тут рука об руку с въедливым репортажем. Но в какой-то момент у стилевой эквилибристики, занимательного сюжета и критического мэсседжа становится виден некий общий знаменатель, который больше и обвинительных намерений, и самой Индии. Фактически, Аравинд Адига создал новый тип антиутопии, для которой не требуется ни фантазии, ни аллегорий, ни буферной зоны «недалекое будущее». Чтобы напугать сытую Европу — теперь вообще ничего додумывать не надо. Достаточно всего лишь посмотреть в правильную сторону, где все потенциальные противоречия уже обнажены, а социальный лифт традиционно сломан: чтобы забраться наверх, придется сломать потолок в кабинке и карабкаться по тросу.