«Синдром Петрушки», Дина Рубина

Ну вот и покончено с двоящимися реальностями. «Синдром Петрушки» — финальная книга из последней трилогии Дины Рубиной, где искусство и подлинная жизнь ведут затейливую театрализованную игру. На этот раз речь пойдет о куклах и кукольниках. Точнее, о кукольнике Петре и его жене Лизе — самой любимой и строптивой из его кукол. По крайней мере, условно роман про них — нелегкие взаимоотношения и мучительная любовь. Вот только разворачивается он во многих плоскостях сразу: семейная сага, готическая сказка с элементами родового проклятья и психологическая драма.

«Выйдя на открытое пространство, откуда просматривались хвосты самолетов, гривки взъерошенных пальм и дельфиньи взмывы автострад, он достал из кармана куртки мобильный телефон, футляр с очками и клочок важнейшей бумаги. Нацепив на орлиный нос круглую металлическую оправу, что сразу придало его облику нарочитое сходство с каким-то кукольным персонажем, он ребром ногтя натыкал на клавиатуре номер с бумажки и замер с припаянным к уху мобильником, хищно вытянув подбородок, устремив бледно-серые, неизвестно кого и о чем умоляющие глаза в неразличимую отсюда инстанцию».

Ну что тут скажешь? Сочная, душистая проза у Дины Рубиной. Она словно владеет всеми звонкими переливами русскоязычных словес на свете и беззастенчиво этим пользуется. Паранормальная циркачка из «Почерка Леонардо», художник-фальсификатор из «Белой голубки Кордовы», наконец, гениальный кукольник с «синдромом» — все ее персонажи отменно декорированы, снабжены исключительной судьбой и то и дело отливают глубиной, как фарфоровый слоник на камине. Тут тебе и испепеляющие любови, и тонкий мистический налет, придающий разворачивающейся драме нечто сакральное и многозначительное. Сюжеты вершатся в колоритнейших интерьерах — несоветская жизнь советского Львова чего только стоит, равно как и остальной внушительный географический и временной арсенал.

В творчестве Дины Рубиной всегда органично уживались мещанская интеллигентность и интеллектуальная кокетливость — но совсем не акунинского, скажем, толка. Она как красный абажур над кухонным столом. Если каждый новый цикл у отца Фандорина это такой концептуально полноценный проект, который можно сформулировать уже за пределами собственно литературы, то история Рубиной в том же месте куда проще и скучнее: это история конструкторского совершенствования.

«Синдром Петрушки», как и остальные две книги, очень ювелирно устроен: тематические пласты сплетены нетривиально и как бы невзначай — отчего многомерность становится еще многомернее, а причудливая интрига еще причудливее. Но от непоколебимой мастеровитости Рубиной и стабильности ее литературного производства ощущение возникает двойственное: с одной стороны, красный абажур покачивается, как родной, и от этого вроде как тепло и уютно. Но с другой, его словно специально повесили на кухне перед приходом начитанных гостей. Если вас это не смущает — то милости просим к столу.