Валерий Борисович Терешкин – художественный руководитель танцевального коллектива "Свободный балет", балетмейстер Красноярской филармонии.
Родился 2 мая 1952 г. в пос. Хову-Аксы (Тува).
В 1972 г. окончил факультет физического воспитания Красноярского педагогического института. Имеет музыкальное образование. Работал тренером по спортивной аэробике, старшим преподавателем кафедры гимнастики Красноярского педагогического университета, балетмейстером Красноярской краевой филармонии. Мастер спорта международного класса, двукратный чемпион России, член сборной СССР по спортивной акробатике. Отличник народного образования. Лауреат международных конкурсов балетмейстеров: 1997 г. - Германия; 1998 г., 1999 г. - США. Член Ассоциации педагогов по хореографии штата Мэйн (США).
Женат, имеет двоих детей.
Увлечения: джазовая музыка, игра на музыкальных инструментах.
Валерий Борисович с чего начиналась Ваша карьера?
- Начну с того, что я спортсмен, и занимался после окончания педагогического института в 1973 году спортивной акробатикой, парной спортивной акробатикой - это вроде фигурного катания, только безо льда, т.е. – тоже партнерша, такие же броски, такие же поддержки, и все это под музыку. Я добился неплохих успехов - был мастером спорта международного класса, был двукратным чемпионом России в 1978 и 1979 годах. Но потом трагедия - травма, я порвал ахиллесово сухожилие на правой ноге. Через некоторое время вернулся в спорт - и опять в этом же месте порвал сухожилие, а значит, мне дальше заниматься спортом стало невозможно. Мне уже было 30 лет, и после этой травмы я стал работать в своем родном педагогическом институте на факультете физического воспитания, преподавателем по гимнастике. И здесь впервые создал ансамбль спортивного танца, который назывался «Студия 7». Сначала ансамбль состоял только из спортсменов, потом в труппу пришли профессиональные танцовщики. Группа становилась все популярнее. И это был уже такой синтез – спорта и профессиональных танцев. Кстати, из спорта были и девушки, и ребята - в основном, представители фигурного катания, акробатики, художественной гимнастики – т.е., те виды спорта, которые имели связь с хореографией. Постепенно, к девяностому году, все это переросло в такой свободный балет. Почему «Свободный балет»? Потому что, с одной стороны, невидимым стержнем нашего репертуара является джазовый танец. А джазовый танец - это свободный танец, танец, в котором есть элементы импровизации. С другой стороны, свободный балет – это балет, который не имеет каких-то определенных рамок, это и спортивные композиции, это и джазовый танец, это модерн и много, много других жанров, это и пантомима. Между прочим, пантомиме мы уделяли много внимания.
А Вы сами сейчас не танцуете?
- Сам я эпизодически выхожу на какие-то незначительные роли, на поддержку, может быть. В программе я появляюсь раза два-три – это незначительные партии.
Валерий Борисович, Вы сами проводите все репетиции?
- Абсолютно все - сам. Что интересно для нашей труппы, у нас нет, как обычно бывает - хореограф-балетмейстер, хореограф-репетитор. Однажды мне наш известный балетмейстер Виталий Белобородов, балетмейстер музкомедии, сказал: «У тебя, мой друг, не может быть репетиторов, потому что у тебя совершенно нехарактерная хореография, отличная от других». И действительно, это так, он попал в самое «яблочко» - у меня не может быть репетиторов. Многие пытались быть репетиторами, приходили на работу, но как-то не справлялись со своей задачей. Дело в том, что в России джазового танца как такового нет, нужно его чувствовать, нужно его знать. В джазовой хореографии - сколько балетмейстеров, столько и направлений, т.е. джаз, как в балетмейстерском плане, так и в исполнительском, состоит из индивидуальностей. Нет такого, чтобы все было одинаково, ансамбль состоит из абсолютно разных людей, разных личностей, один не похож на другого даже в плане антропометрии - один может быть два метра ростом, другой - полтора метра. И задача балетмейстера - сделать из этого какую-то гармонию, из дисгармонии сделать гармонию…. Это и есть джазовая музыка, как ее еще называют в кулуарах «неквадратная музыка». Вообще джазовая музыка и джазовый танец боится «квадратности», боится предсказуемости. Необходима некая синкопа – это выход из ритма - и потом неожиданный вход. Я должен выдумать такой прием, чтобы вы, как зритель, смотрели, ожидали одного, а выходило совсем другое из этого. Когда мы свои программы показываем здесь, на сцене Большого концертного зала, они принимаются, и очень хорошо принимаются, но - специфичным зрителем.
Вы много гастролируете, а какие из гастролей оказались наиболее запоминающимися?
- Первая гастроль, тогда мы еще не были профессионалами, не работали в красноярской государственной филармонии. Мы плыли в Мексику. Это было в 1989 г., тогда еще был Советский Союз, было трудно куда-то выехать, приходилось заполнять кучу документов.
А джазовые танцы я видел еще раньше, когда занимался спортом, и часто выступал за границей в показательных выступлениях – в Бельгии, Эфиопии, в Непале. В Бельгии я познакомился с очень известным в прошлом артистом Бернаром Джозефом, мне посчастливилось на одной площадке выступать с этим ансамблем, вот тогда я впервые увидел, что такое джазовый танец. Это был 1977 г. Я понял, что джазовый танец – это, прежде всего, энергетика, именно энергетика.
Затем следующие гастроли: Америка, Лос-Анжелес, Вашингтон, Феникс – Аризона, Бафало. Самые знаменательные - Монтерей – Мексика, Германия – Висбаден и т.д. и т.д.
А самая запоминающаяся – поездка в прошлом году в Чикаго, на Всемирный джазовый конгресс, в рамках которого проходил конкурс балетмейстеров джазового танца. Для меня она стала «золотой». И к этому я шел семь лет. Сначала Вашингтон, мы ничего не заняли, мы просто посмотрели, взяли увиденное «на прицел», затем Феникс – 3-е место, «бронзовая туфелька», это тоже было сенсацией. Потому что до нас, не только Россия, вообще никто не проникал на пьедестал Америки, всегда 1-е, 2-е, 3-е места были у американцев, родоначальников и законодателей джазового танца.
Затем еще одно, 3-е место в Бафало, затем - Монтерей – Мексика, второе место. И вот счастливый город Чикаго – центр джазового танца, родина джазового танца - Новый Орлеан. А центр джазовой музыки и танца – Чикаго и именно там, в 2002 году мы завоевали золото, и это было сенсацией. Россия завоевала самый большой приз, т.е. формально мы стали первыми в мире по балетмейстерским работам.
Что такое конкурс балетмейстеров? Это какие-то новые решения, какой-то новый прием, новый стиль, придуманный именно мной. Чикаго 2002 - самая счастливая поездка. После этого я лежал как парализованный в гостинице и крестился, глядя в потолок, я не мог заснуть, я был счастлив. Никто не мог подумать, и мечтать не могли, что завоюем даже бронзу. Хотя, я был нацелен, как спортсмен, именно на лидерство и именно в Чикаго. Но вы представьте - все судьи были американцы. Американцам отдать любое призовое место «чужому» - очень сложно. Они очень патриотичны, когда играет их гимн, они встают и плачут, и поют его все вместе. В этой ситуации было очень сложно. Когда в жюри Гас Джордан, ему 85 лет - это американец итальянского происхождения, родоначальник американского джаза, под его влиянием создавался американский джазовый танец. Также в жюри Джолан Терри из Нью-Йорка, Франк Хеччет – учитель Майкла Джексона, Джо Тримей, Миа Майкелс - самый модный в Америке балетмейстер. И, несмотря на это, наши артисты завоевали 1 место.
Скажите, как Вы считаете, с чувством ритма нужно родиться или же ему можно научить?
- С этим нужно родиться. Хотя, если начать с раннего детства... Я делаю эксперимент - у меня есть детская студия свободного балета. Если брать очень маленьких детей и очень тщательно ими заниматься, можно им привить чувство ритма. Были такие примеры. У меня в труппе есть девочки, которые до 17-18 лет занимались народными танцами. Народный танец – это простейшая музыка, ласкающая слух. И им было трудно переквалифицироваться на синкопированную джазовую, сложную музыку. Но, тем не менее, они это смогли сделать. И без этой музыки теперь не мыслят себе жизнь - даже в часы досуга они слушают именно джаз. И еще - чтобы совершенствоваться нужно свое обучение усложнять, усложнять и усложнять. И я замечаю, что мне удается воспитывать это в своих артистах.
А Вам не предлагали уехать в другой город? Если - да, то почему Вы остались в Красноярске?
- Я солидарен здесь с Никитой Михалковым - эта земля меня воспитала, я люблю Сибирь. Честно говоря – я патриот, я люблю Россию. Я все время пытаюсь доказать, что мы - россияне, можем танцевать джаз. «Белый человек» может танцевать джаз, просто дайте нам информации. Предложение поработать за границей было, и я ездил работать. Это была Америка, штат Мэй. Эрик Купер - хрупкая старушка, преподаватель джазового танца, она умерла в прошлом году. Мы вместе работали - ей очень нравились мои постановки, мне нравились ее. Она пригласила меня работать. Я там ставил кусочки мюзиклов, проводил мастер-классы для взрослых танцовщиков, а еще для детей, что мне особенно нравилось. Не знаю почему, как-то у меня с детьми хорошо получается работать. Но почему те знания, которые я взял в Америке, я должен давать там же - в Америке. Почему наши дети не имеют на это право? Наши дети справляются абсолютно не хуже, а в некоторых аспектах, и лучше. Наши дети могут танцевать. Нет, не было никогда такой мысли, чтобы уехать. Я поработал там, и не скажу, что я получил больше удовлетворения, чем я получаю, работая здесь. Мне нравится здесь. Конечно, много недостатков, не те условия, все не то, но, тем не менее, прекрасные люди. Ненавижу Москву, ненавижу наш центр коррупции. У нас в Сибири народ где-то чуть-чуть закрытее, даже, пока не полюбит – злее, но народ прекрасный, народ хороший. И не в Москве, а именно здесь, в Красноярске. И мы имеем право на все, живя здесь, в Красноярске, не в Москве. Москва – город диссидентов. Если человек здесь - в Красноярске ничего не смог, он говорит, успокаивая себя: «Это потому, что я здесь, вот в Москве бы меня поняли», - и едет в Москву, и там он - никто. Здесь надо работать и любить свой край.
Как возникают идеи Ваших постановок?
- Это, прежде всего, музыка. Схема такая: музыка – картинка, музыка – идея, музыка – идея - картинка – постановка.
Вы несколько постановок ставили в театрах, скажите, в театре сложнее работать?
- В театре сложнее тем, что это заказ. Самое лучшее делается бесплатно. Вот у себя постановка идет как бы бесплатно. В театре работаешь чаще всего из-за денег, потому что хорошо платят. Но тебе говорят: «Надо это делать вот так». Режиссер говорит: «Тебе нужно сделать это, я хочу видеть это, сделай так, как я хочу видеть». Допустим, я хочу сделать так, как я вижу, но я не имею права, потому что я работаю с этим режиссером. Я много работал с театрами: музкомедии - 4 спектакля, театр Пушкина – около 6 спектаклей. С театралами из драмы работать интересно, потому что у них все идет через голову, а потом уже в ноги, у танцора-профессионала, наоборот, когда он натанцуется, уже потом что-то начинает понимать.
Расскажите про Вашу мечту, которая уже сбылась. И какая еще есть.
- Она сбылась в 2002 году – это «золото» в Чикаго. К чему я шел 7 лет. Это большой этап в жизни.
А есть у меня бытовая мечта - иметь нормальную джазовую студию, какой-то уютный зал с пластиковым полом. Сейчас мои ребята мучаются на деревянном полу. А джаз - это обязательно партер, это прыжки. Это какие-то спортивные движения на полу. На жестком полу плохо. Но, к сожалению, у нас остались только такие полы. За границей уже давно зеркальные пластиковые полы, и это очень удобно. Хочу хорошую световую аппаратуру. Ну, а на музыку я не жалуюсь. Каждый год я привожу много дисков из-за рубежа, и уже здесь целый год перерабатываю. Сидя у себя в кабинете - по ночам, в наушниках. Я ложусь в четыре часа ночи, а встаю в час дня. Считаю, что работу нужно начинать в час ночи, когда уже все заснут. Если кто-то не спит в городе, значит, он уже мне мешает (смеется).
Чем Вы займетесь в ближайшее время?
- Сейчас мне необходимо преодолеть некий комплекс, чтобы поставить что-то. Когда мы стали «золотыми» в Чикаго, у меня появился такой вот непонятный комплекс, мне показалось, что теперь я должен поставить что-то такое, чтобы удивились не только здесь, чтобы это всем вскружило голову. Но пока у меня это не получается. Все идет ровно. Мне нужно вдохновение. Не знаю что - влюбиться, например, уехать куда–то отдохнуть. Встретить какого-нибудь удивительного исполнителя, который перевернет мое мировоззрение. Вот это настроение преодолеть – такая задача. Счастье в работе. Я наибольшее удовлетворение получаю, когда за что-нибудь берусь, и это получается.
Вы счастливы?
- Да, я счастлив. Я горжусь своими людьми. У меня уникальные исполнители и личности. А личность тоже нужно сделать. После Советского Союза, после каких-то «квадратных танцев», они зомбированы, они не знают, что должно быть. Справа 5 человек и слева 5 человек, и в центре один человек - это у них уже заложено - вот этот стереотип нужно убить. Воспитать новое поколение танцоров. У меня удивительные люди, все после института, все знают 3-4 языка, с ними не стыдно за границей. Моя жена Оля танцует в труппе, она знает 4 языка – итальянский, английский, немецкий, латынь, и так же остальные девочки и ребята. Я горжусь, я счастлив, что они со мной, и что мы вместе из себя что-то представляем.
А как Вы относитесь к творчеству своего сына?
- Как все отцы, наверное. Отношусь очень критически. Мне все кажется, что все у него не так, что он не в такой какой-то одежде, как-то не так себя ведет, не так двигается. На самом деле, если трезво посмотреть, все нормально идет, ему уже 26 лет, он танцует не хуже других, но вот, допустим, солистом я его сделать не могу. Не знаю, мне кажется, что он немножко не такой, что все немножко лучше, чем он. Это, наверное, как у всех родителей. Когда ребенок маленький - кажется, что он самый лучший, а когда вырастает, наоборот, хочется, чтобы он был лучше. А он - это он. Не как я думает, и это правильно, это хорошо. А меня это где-то точит, как отца.
Девочка – дочь младшая, танцует в Мариинском театре, училась здесь в Академии танца, хореографическом училище, потом перевелась в Санкт-Петербург, окончила академию Вагановой, и ее там оставили. Она первая, кто из красноярских балерин танцует в Мариинском театре. В Мариинский попасть очень сложно, но как-то вот с Божьей помощью она попала, танцует уже 2 года, и уже поездила много, звонит редко, то из Нью-Йорка, то из Парижа, то из Токио, интересно.
Вам нравится, что дети пошли по Вашим стопам?
- Жизнь танцовщика - сложная жизнь. Зайдите куда-нибудь во двор Красноярска, любая пожилая женщина скажет: «Ты танцуешь, ну я понимаю, а работаешь-то ты где?». «А ногу поломаешь, что ты будешь делать?», - говорят так. Вот бухгалтер - это нормально. Или за компьютером, или ремонт холодильников - все как у людей. Я это понимаю. Трудная жизнь у танцовщика, но, с другой стороны, она прекрасна. Есть, конечно, свои проблемы – и тело нужно держать в идеальном состоянии, и молодость нужна, в 40 лет трудно уже танцевать и рано уходить на пенсию тоже трудно.
Валерий Борисович, Вы много гастролируете, скажите, красноярский зритель отличается от других зрителей?
- Конечно, отличается. В Сибири зрителя нужно «разогреть». Он более холоден. Но я все равно его очень люблю.
Беседовала Людмила Заборцева
