Профессор Московской духовной академии, старший научный сотрудник кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ.
Он родился в «железобетонно атеистической» (по его собственному выражению) семье. Он учился на кафедре научного атеизма. Он осмеливался спорить с самим Патриархом Алексием II, а с ним самим кто только не спорит. Рокеры Константин Кинчев и Юрий Шевчук называют его своим другом. Рериховцы считают своим врагом. Он всего лишь диакон, но при этом один из самых известных представителей РПЦ.
В 35 лет он стал самым молодым профессором богословия в истории России. Суммарный тираж его книг 600 тысяч экземпляров. В течение года он объезжает с лекциями более 50 городов. Не так давно отец Андрей Кураев побывал в Красноярске.
Безбожное прошлое
Отец Андрей, что же вас, дипломированного атеиста, привело в лоно церкви?
Не что, а кто — Господь привел. Это во-первых. А во-вторых, я пришел в церковь в поисках смысла жизни.
В таком случае кто привел вас на кафедру атеизма? Дьявол? И в поисках чего вы на эту кафедру пришли?
В том, что я поступил на кафедру атеизма, не было ничего идейного. Я не был одержим зудом атеистической работы...
Звучит почти как «не был одержим бесом»!
Да! История моего поступления в МГУ такова. По своему складу я безнадежный гуманитарий. Меня можно запускать на засекреченные оборонные предприятия и не бояться, что я выдам секреты врагу. Не выдам. Потому что ничего не пойму и не смогу объяснить. Для обозначения технических приспособлений в моем лексиконе есть лишь три слова: «диковина», «фиговина» и «хреновина».
Соответственно, поступить на технический факультет я не мог по определению, а из всех гуманитарных выбрал философский. У меня отец философ, в пору моего поступления в университет он работал в президиуме АН СССР, был референтом академика Федосеева. И я, можно сказать, вознамерился продолжить династию. Но как раз то, что отец — философ, и стало причиной того, что я оказался на кафедре атеизма.
Надо ли понимать это так, что ваш отец, Вячеслав Иванович, по своей научной специализации атеист и вы пошли по его стопам?
Ровно наоборот. У отца другая специализация, а я изначально намеревался специализироваться по кафедре зарубежной философии. Однако произошло следующее. Пришел я на экзамен. Вытянул билет. Первый вопрос — китайская философия, второй — Аристотель. По Китаю я не знал ничего. По Аристотелю ответил очень даже сносно. В уме прикинул: «два» за первый вопрос и «пять» за второй в результате дадут «тройку». Но экзаменатор поставил мне «отлично» и сказал: «Передайте привет отцу». Тогда я встал перед выбором: или всю жизнь передавать приветы, или искать собственный путь.
Ну и ну! Другой студент порадовался бы халяве, а вы, значит, решили выйти из отцовской тени?
Совершенно верно. Нужно было только определиться, в какую сторону выходить. На кафедру логики? Но там тоже прекрасно знали моего родителя. На кафедру марксистско-ленинской философии? Но марксизм мне был, мягко говоря, неинтересен. Оставалась кафедра атеизма. По сути та же зарубежная или, иначе говоря, несоветская, немарксистская философия, только с более узким выбором тем.
А правда ли, что вы, мало того что учились на кафедре атеизма, так еще и в университетском комитете комсомола отвечали за атеистическую работу?
Отвечал. Но признаюсь честно: вверенное мне направление деятельности успешно завалил. Единственное комсомольское дело, которое я сделал, — организовал для ПТУ, над которым шефствовал университет, концерт рок-группы «Воскресенье».
От фантастики к религии
О рок-музыкантах, с которыми вас связывают довольно теплые отношения, мы поговорим позже. Пока же позвольте попросить вас прокомментировать упреки ваших оппонентов: Кураев-де был атеистом и комсомольским активистом, а едва православие вошло в моду, надел рясу.
Комментировать вздор я не стану. Лучше приведу факт из своей биографии, и сразу станет ясно, кто прав, а кто нет. Так вот, крестился я в 19 лет, а родился, заметьте, в
Но почему все-таки вы уверовали в Бога и решили покреститься?
Это сложный и довольно интимный вопрос. Скажу только, что сейчас, задним, что называется, умом я понимаю, что еще с детства шел к религии. К примеру, я, возможно, не пришел бы к церкви, если бы в детстве не увлекался фантастикой.
Как одно связано с другим?
Очень просто. Фантастика прививает человеку то, что на философском языке называется феноменологическим мышлением. Феноменология интересуется не правдой, а смыслом. Феноменолог, анализируя текст, воздерживается от суждений о его истинности. Ему важна внутренняя логика сюжета, перекличка смыслов, поэтому он принимает условия игры, не рассуждая, выполнимы ли они.
Фантастические романы как раз задают такие условия. С первых страниц они сообщают читателю ряд аксиом, с которыми, если ты хочешь читать дальше, ты должен согласиться. Например, предположим, что возможны путешествия со скоростью выше световой. Или предположим, что возможны полеты на другие планеты. Или Наполеон победил при Ватерлоо. Читатель не должен спрашивать: правда это или нет? Читатель должен спрашивать: что из этого следует? И когда я начал читать библейские тексты, я не спрашивал: правда ли, что Христос воскрес? Я спрашивал: что следует из того, что Христос воскрес? Что означает этот сюжет? Имея навык чтения фантастических книг, я легко переступал через рационалистические ограничения. А потом игра закончилась, и началась жизнь, то есть правила игры стали правилами жизни.
В нынешней своей религиозной жизни вы читаете фантастику?
Бывает. Не так давно прочел Стругацких «Жиды города Питера». Мерзкая книжка! Откровенно подлая, националистическая и просто неверная. Хотя у тех же Стругацких есть замечательные вещи, более ранние... Кстати, хочу заметить: то, что фантастика помогла мне прийти к религии, вовсе не означает, что она точно так же поможет всем, и я отнюдь не призываю людей, желающих встать на путь православия, читать фантастические книги!
Как происходило ваше крещение?
Я крестился в храме Иоанна Предтечи в Москве. Храм выбирал только по одному критерию — чтобы был как можно дальше от дома и университета. Боялся встретить в церкви знакомых: вдруг настучат куда надо, вот и забрался за пределы зоны доступа. Кстати, сейчас я себя за ту свою боязливость корю. Я ведь служу диаконом именно в этом храме, мотаюсь на службы — полтора часа в одну сторону, полтора — в другую и по дороге ругаю себя: «Что ж ты, мерзавец, таким трусом был?!» А крестили меня, помню, без назиданий и пояснений, с шутками-прибаутками.
Соответственно никакого возвышенного настроя у меня не было. И только когда я вышел из храма и вошел в метро, произошел тот сдвиг в душе, ради которого я искал крещения. В этом смысле мне повезло.
В чем же везение?
Если бы Божья благодать пролилась на меня в храме, это потворствовало бы атеистическому мышлению, дескать, в храме необычная обстановка, одно, другое — отсюда и эмоциональное переживание.
А счастье, снизошедшее на меня в будничном метро уже ничем, кроме чуда Господня, не объяснить. И то, что счастье настигло меня в столь заурядном месте, лишь укрепило мою веру.
Дела семейные
Как ваши родители-атеисты отнеслись к тому, что вы воцерковились?
Поначалу они ничего не знали. Я им говорил, что иду на дискотеку, а сам шел в храм. Не потому, что я не доверял родителям или скрытничал. Просто понимал, что правда для них будет болезненна, у них ведь были свои представления о том, как мне жить, какую делать карьеру... Когда родители узнали, были и слезы, и долгие трудные разговоры. Однако уже через пару дней отец сказал: «Знаешь, а может, и неплохо, что ты крестился. По крайней мере, теперь в твоих руках ключ от всей европейской культуры».
Вам удалось приобщить отца и мать к православной вере?
Я никогда особо не миссионерствовал дома... Моя мама, Вера Трофимовна... она уже ушла из этого мира, скончалась этим летом... Так вот, она не была воинствующей атеисткой, и в храм ее удавалось сводить, и квартиру освятить она согласилась. А отец, полагаю, именно в связи со смертью супруги начал задумываться о вопросах веры, и несколько раз я из его уст слышал слова серьезного отношения к религии, что меня, конечно, радует... Кого мне действительно удалось воцерковить, так это брата! Дмитрий младше меня на семь лет. Когда я пришел к Богу, он был в подростковом возрасте и, как все подростки, искал себя. Я начал ненавязчиво помогать ему в этих поисках, проводил, так сказать, развращающую идеологическую работу. В итоге брат сейчас церковный человек. Взял в жены хорошую православную девушку, две дочки у них — вот они-то как раз активно приобщают к вере дедушку, нашего с Дмитрием отца.
Вы сами женаты?
Нет. В юности я влюблялся, но это было еще в те доисторические времена, когда я не был крещен, так что это был не совсем я. Ну а после Господь вел меня к тому образу жизни, который я сейчас веду, и, наверное, поэтому не посылал мне больше влюбленности. Я из-за этого не переживаю. Я просто сказал однажды: «Господи, да будет воля Твоя. Если Ты считаешь, что мой путь — это путь семейный, то пошли мне такую девушку, чтобы я сразу понял: это — она. Если нет, то управь иначе». Господь управил: я окончил МГУ, поступил в Московскую семинарию, потом учился в Бухарестском богословском институте, по окончании которого там же, в Румынии, был рукоположен в сан диакона... Кстати, в Румынии произошел забавный случай, связанный с моим братом. Он приехал ко мне туда погостить, я месяц возил его по монастырям и храмам, а когда он уезжал, спросил его: «Дим, что тебе запомнилось больше всего?» Думал, он скажет что-то о церквах или хотя бы про море, про красоту Карпат. А он вдруг выдал: «Оказывается, епископы бывают худыми!»
Отец Андрей, коли уж вы обмолвились о своем рукоположении: почему вы довольствуетесь диаконским саном — самым низшим в церковной иерархии и не идете вверх по карьерной, так сказать, лестнице? Вас даже называют «вечным диаконом».
Никто не вечен. Все умрем. Мой сан меня вполне устраивает. С одной стороны, я в качестве диакона служу в церкви, принимаю участие в таинстве, напитываюсь им. Кроме того, мне легче общаться и со священниками: я состою с ними в одном сословии, и со светскими людьми: они видят, что я в рясе, и относятся ко мне соответственно. С другой стороны, я не священник, это значит, что у меня больше свободы. Свободы в выборе образов, аргументов и слов, которые я использую в своих проповедях. Свободы в стиле поведения. Свободы перемещений, наконец. Какому священнику позволили бы так часто отлучаться из храма? Я же в течение года объезжаю не менее полусотни городов!
В Библии, кстати, сказано, что если апостол находится в одном городе дольше трех дней, значит, это лжеапостол, значит, он застрял в городе не ради того, чтобы нести людям слово Христово, а просто потому, что его там хорошо кормят. Вот я, наверное, единственный из всех современных миссионеров, кто этот библейский завет — не оставаться в городе надолго — выполняет.
Не попса и рок-н-ролл
На своих лекциях вы разговариваете со слушателями простым доступным языком, рассказываете занимательные факты из истории церкви и даже анекдоты травите. Это, конечно, очаровывает и подкупает. Но нет ли опасения, что такая популяризация религии может сослужить плохую службу? Не получится ли так, что человек, придя в православие после ваших лекций, поймет, что религия не так легка и увлекательна, и, возможно, разочаруется в ней?
Я не согласен с тем, что то, что я делаю, — популяризация. Да, недалекие люди навесили на меня ярлык «религиозная попса». Но это совершенно не так. Напротив, я в своих выступлениях всегда подчеркиваю сложность и неоднозначность религии.
Я как раз готовлю людей к тому, что мир церкви непрост. Популяризация религии — это проповедь деревенского батюшки: «Спаси Господи! С праздничком!» Мои же лекции рассчитаны на пробуждение мысли. И опасаться надо не того, что человек, придя после моих лекций в приходскую жизнь, встретит там что-то сложное и глубокое: такая встреча повод не для опасения, а для духовного роста.
Опасаться надо обратного — того, что человек, весьма вероятно, встретит любителей простых решений, которых среди священников достаточно. Такие священники не умеют или считают ниже своего достоинства разговаривать с паствой по-человечески, поэтому идут по пути наименьшего сопротивления — встают в позу памятника, возносятся на десять ступеней надо всеми и назидают. Я же во время своих лекций, наоборот, схожу с пьедестала и показываю: можно быть православным, но при этом быть нормальным современным человеком, жить нормальной жизнью, травить анекдоты, смотреть фильм «Матрица», читать «Гарри Поттера» и ходить на рок-концерты.
И проповедовать на рок-концертах! Далеко не все даже ваши коллеги по РПЦ одобряют ваше сотрудничество с рокерами, верно?
Христос не то что на рок-концерт — Христос в ад сошел, чтобы души грешные спасти! А тут никак успокоиться не могут!.. Церковь должна достучаться до молодежи, а для этого она должна говорить на понятном молодежи языке. Какой это язык? Церковнославянский? Помилуйте! Язык Пушкина? Тоже нет! В одной школе детям прочли стихотворение Александра Сергеевича и попросили нарисовать иллюстрацию к услышанному. Так дети строчку «Летит кибитка удалая» иллюстрировали следующим образом: рисовали некое НЛО кубической формы, поскольку слово «кибитка» ассоциировалось у них со словом «куб»! Взрослые люди не понимают, что у их детей совсем иное мировосприятие, иной менталитет. Взрослые люди живут в иллюзии: мы православные, наши дети — это наши дети, значит, они тоже православны от рождения. Это не так. Наши дети — это не только наши дети, но и дети МTV, «Пепси-колы» и много чего еще. Поэтому если мы хотим, чтобы наши дети были православными, надо говорить с ними о православии так, чтобы они нас поняли.
Как началось ваше сотрудничество с Кинчевым?
Небольшая предыстория. Однажды я поймал попутную машину. Еду, а по радио в машине — тяжелый рок. Я не вслушивался, но вдруг фраза из песни меня зацепила: «Я иду по своей земле к небу, которым живу». Я был потрясен! Ведь это точная формула православия! На следующий день выяснил у знакомых студентов имя автора и исполнителя — Константин Кинчев. И буквально через два дня мне звонит сам Кинчев: «Отец Андрей, давайте работать вместе: мой концерт, ваша проповедь».
Вот уж точно Божий промысел!
Воистину! Конечно, мы сомневались: как такой тандем будет воспринят? Но тем не менее решились. В Питере проходил фестиваль «Рок к небу» с участием Кинчева, Бутусова, Гребенщикова, Шевчука... Я должен был выйти на сцену с проповедью и, не скрою, волновался. Чуть ли не в первый раз в жизни заранее написал проповедь и выучил ее наизусть — обычно я говорю экспромтом, без шпаргалок, но тут подстраховался. Но, видимо, мы и вправду задумали богоугодное дело, потому что зал меня не отринул. А когда концерт закончился, я вышел к публике еще раз и сказал: «Ребята, небо — там, выход — там, Бог, надеюсь, в ваших сердцах, а рядом с вами — хорошие люди. Так вот, пожалуйста, не давите друг друга!» Потом начальник охраны спорткомплекса, где проходил фестиваль, говорил мне, что не помнит, чтобы молодежь так выходила с концерта — тихо, без драк, толкотни и визга. С тех пор я осмелел и периодически участвую в концертах Кинчева и Шевчука в качестве «приглашенной звезды».
Вы уверены, что фанаты музыкантов вас не только слушают, но и слышат?
Я не тешу себя мыслью, что после концерта с участием батюшки все дружно ринутся в храм. Я бросаю семечко. Когда оно взойдет? Не на следующий день — точно! Возможно, вообще не взойдет. Но я надеюсь, что всходы будут.
Отец Андрей, разрешите напоследок задать вам вопрос, который на протяжении столетий являлся предметом богословских споров: если Бог всемогущ, может ли Он создать камень, который сам не сможет поднять?
Бог давным-давно его создал. Этот камень — человек с его свободой выбора. Бог не сможет поднять человека, то есть не сможет привести его к себе, если человек сам не выберет путь, ведущий к Богу.
Р. S. Следующий приезд диакона Кураева в Красноярск состоится во второй половине ноября. Отец Андрей прочитает несколько лекций в нашем городе, а затем отправится с православной миссией в Абакан и Кызыл.
Елена Глушакова
