Когда больше десяти лет назад красноярский художник-анималист Виктор Бахтин приехал в США — думал, задержится там от силы на месяц. Но неожиданно обрел в штате Висконсин второй дом. Однако лечиться художник по-прежнему ездит на родину. В нынешний свой приезд Бахтин не только успешно прооперировался, но и представил в Красноярском музейном центре выставку авторских копий некоторых своих американских работ. Об искусстве, медицине, мистике и многом другом — в эксклюзивном интервью нашему корреспонденту.
— Как самочувствие после операции, Виктор?
— Как видите, уже хожу. Пришлось расстаться с одной почкой — застарелые камни…
— А почему ради этого отправились в путешествие аж за океан? Медицинские услуги в Штатах — слишком накладное удовольствие?
— Более чем — такая операция стоит там четверть миллиона долларов. Я вольный художник, и подобной суммы у меня никогда не было и не будет. Правда, по американской страховке, если со мной что-то случится, мне покроют расходы до 1 миллиона долларов. Но это не распространяется на те болезни, которые я привез с собой. Вот и пришлось ехать лечится в Россию.
— Здесь у вас остались друзья-врачи?
— Не только друзья. Моя сестра-двойняшка и старший брат — врачи, грех не воспользоваться их помощью. (Улыбается.) Я и сам когда-то подумывал стать врачом — повредил руки и вынужден был распрощаться с мечтой стать скрипачом. Но примерно в это же время увлекся рисованием — и медицина была забыта. Было мне тогда 18 лет.
— Не поздновато ли начали?
— Наверное, не случайно считается, что творческий человек часто одарен разносторонне — у всех этих способностей одна и та же природа. И не знаешь, что и в какой момент в тебе проявится. Я и петь люблю, и музыку пытаюсь сочинять…
— …и книги пишете. К слову, о вашем романе «Ветхий замес» — откуда возник интерес к библейской тематике?
— В Америке у меня много друзей среди ученых, все они люди верующие. И мне захотелось понять, как они могут совмещать в себе науку и религию. Начал изучать различные верования — в итоге сложилось собственное представление. Не принадлежу ни к одной из конфессий и вообще не считаю себя верующим. Но я знаю, что Бог есть. И свои познания попытался отразить в такой вот занятной форме, чтобы было нескучно прочесть. Как заметил Юрий Поляков, «занятность — это вежливость писателя».
— А насколько вы востребованы в Штатах как художник?
— Вы знаете, у американцев очень слабенький вкус, на уровне китча. А мне претит, когда изображая красоту природы, перенасыщают ее раствором сахара, показывают приторно-слащавой, — я избегаю этого в своих работах.
Но после атаки на Нью-Йорк в 2001 году там вообще кризис — люди осторожнее обращаются с деньгами и перестали вкладывать их в искусство. Я лишился нескольких интересных заказов на роспись панно. Последняя такая большая работа — историческое панно на тему освоения земли штата Висконсин, начиная с ледникового периода и вплоть до того, как она должна выглядеть в будущем.
— Вы еще и историк!
— Приходится. (Улыбается.) Прибегал к помощи многих консультантов — и ученых, и индейцев, в их оценках немало противоречий. Но вроде бы удалось найти компромисс. Во всяком случае, ученые теперь преподают студентам историю по моим панно. И индейцы не возражают — скальп мой все еще на месте. (Смеется.) Панно выставлены в ботаническом саду Мэдисона — столицы штата Висконсин. Там собраны все растения, изначально произраставшие на его земле. Америка замусорена европейскими травами, натуральная прерия в ней практически исчезла. Ее сейчас пытаются восстанавливать. Это были великолепные луга: травы почти в два человеческих роста высотой, а корни у них глубиной 12 метров. Мне было очень приятно рисовать прерию. В детстве у меня был свой луг. Мы с сестрой обожали по нему носиться, трава скрывала нас с головой — это были лучшие минуты моей жизни. И когда по приезде в Америку мне показали восстановленную прерию, я почувствовал, будто попал в детство, и трава опять выше меня…
— Кстати, Виктор, почему вы вообще решились уехать за границу?
— Постперестроечный кризис. Но была еще одна причина. В те годы мне очень хотелось, чтобы в Красноярске появился хороший зоопарк. Хотя прежде я был противником «деток в клетках». Но когда начал делать иллюстрации для «Красной книги Красноярского края» — а занимался я этим десять лет, — позиция изменилась. Просто увидел, как исчезают некоторые виды животных в живой природе. И необходимо сохранить их хотя бы в неволе, научиться выращивать полноценными, здоровыми. Такой опыт в зоопарках есть — с зубрами, овцебыками.
Идея у меня была примитивная: красноярцев почти миллион — если скинемся по рублю, построим зоопарк! И даже уже начали собирать деньги, но… Страна развалилась, средства «сгорели» — идея канула в Лету вместе с рухнувшей экономикой. А я поехал искать счастья по свету. Было это 16 лет назад. Год жил в шведском зоопарке, потом отправился в Испанию, а оттуда — в Америку.
— В последний раз вы приезжали в Красноярск семь лет назад — насколько он изменился, по вашим ощущениям?
— Внешне город стал заметно интереснее, за исключением некоторых странных скульптур, которые явно не блещут вкусом. Не мешало бы немного переделать Царь-рыбу — она находится в сети вместо самолова. А лошадь на Стрелке вообще очень непрофессионально сделана. Еще древние заметили: бойтесь данайцев, дары приносящих. При таких вот «дарах» Красноярск может превратиться в Москву, с ее печальной «церетелизацией».
И вроде бы в Красноярске стало чище, но дышать здесь совершенно нечем — пробки похуже, чем чикагские. По некоторым показателям город догоняет Америку — но отнюдь не по лучшим. Зато чему опять по-настоящему удивляюсь и радуюсь — как много на улицах красивых женщин! Если увидишь в Штатах красивую женщину, можно не сомневаться — она из России. Там отвыкаешь от стройных фигур, от красивых лиц. По статистике, в Висконсине самое большое количество толстяков — и они этого не стесняются, поголовно разгуливают в шортах, — грустное зрелище. Американки почти не пользуются макияжем, одеваются практично, без вкуса — о мужчинах совершенно не думают. (Смеется.) А здесь идешь — и глаза разбегаются. Резерв красоты — в России!
— А в «Роевом ручье» успели побывать?
— Да, и никак не мог поверить, что наконец-то сбылось то, о чем я так долго мечтал, — парк развивается в правильном направлении. В следующий приезд обязательно хочу нарисовать серию работ его обитателей.
— Правда, что вы рисуете только с натуры?
— Лишь единственный раз нарушил это правило — когда рисовал для «Красной книги» красного волка. В то время его можно было увидеть только за границей, пришлось рисовать по фотографиям. А сейчас посмотрел на него в «Роевом ручье» и выяснил, что сделал ошибку. Если «Красная книга» будет переиздаваться — обязательно исправлю свой рисунок.
Я вообще раб деталей. Пытаюсь рисовать раскованно, но мне это трудно дается, разве что в портретах. А в природе меня особенно поражают особенности ее масштабов. Казалось бы, миллиметровая травинка — а в глазу насекомого она почти Вселенная! Наблюдая это, хочется поделиться своим восторгом с другими.
— И давно вы неравнодушны к природе?
— Еще с малолетства. Помню, семилетним пацаном нечаянно подстрелил дрозда. Потом две недели пытался его лечить, но птица умерла… Это была моя последняя охота — никогда больше не охотился и не рыбачил.
А еще из-за любви к птичкам меня самого однажды чуть не подстрелили! (Смеется.) Рядом с домом рос густой тополь, и у меня на нем был свой скрадок — этакий шалаш в листве, чтобы наблюдать за птицами. А сосед как-то поутру вышел, огляделся — дрозды все дерево усыпали! Достал свой дробовик и выстрелил. И очень удивился, услышав мой крик. Две дробины с тех пор так и застряли в ноге.
— Птицами по-прежнему увлекаетесь?
— Дома живут шесть попугаев. Но к птицам у меня уже много лет еще и научный интерес — иногда даже делаю маленькие открытия для орнитологов. Когда рисовал для «Красной книги», приходилось по музеям, по старым коллекциям выискивать какие-то закономерности. Например, сибирский балабан бывает темнее, светлее — старался показать по возможности все вариации. А недавно удивил американцев, когда делал серию иллюстраций для книги о соколиной охоте. Это особый вид охоты, где сокол бросается на свою жертву с заоблачной высоты — снизу его даже не видно. Так вот, американцы совсем иначе представляли себе соколиную атаку. Однако я их убедил, что в таком случае сокол бы травмировался при нападении. И изобразил, как это происходит на самом деле.
Кстати, об увлечениях: я вообще люблю животных, не только птиц. Они сопровождают меня всю жизнь. В Красноярске у меня когда-то жил соболек Кеша — именно он стал прообразом символа сибирской Спартакиады, автором которого я был. А живого Кешу я потом передал в живой уголок Крутовской.
— Кроме попугаев, кого-то еще дома держите?
— Конечно! Четыре кошки, собака — смесь американского бульдога с лабрадором. Жена принесла ее из приюта и уже мечтает о второй — она страстная собачница. А недавно у нас поселился опоссум — жена подобрала его месяца три назад совсем маленьким, лежал рядом со сбитой мамкой. Пришлось забрать с собой, иначе он бы не выжил. Но живет он у нас нелегально: если кто узнает, придется заплатить штраф 800 долларов. Так что по возвращении пойду на специальные курсы — у нас дома то и дело появляется какое-то зверье. Мы живем в маленьком городке, и в нем практически каждый день можно увидеть оленей, фазаны и индюки свободно бегают мимо дома.
— Ваши анималистические картины пользуются успехом не только в Америке — они есть во многих частных галереях Европы, в коллекциях шведского короля и японского императора. Как считаете, есть какие-то национальные предпочтения в любви к тем или иным животным?
— Разумеется. Во всех восточных странах особенно уважают журавлей — символ любви, верности, долголетия. Иногда даже рисуют журавля, стоящего на сосне, — чего в природе никогда не бывает. Причем азиатские художники прекрасно об этом знают. Но сосна — символ мудрости, и, видимо, журавль на сосне — какое-то удачное, по их представлениям, сочетание символов.
У американцев любимые птицы — гагара и белоголовый орлан, из млекопитающих они обожают волков и китов. А сложнее всего определить предпочтения европейцев. Однажды мне нужно было на заказ написать пять картин с фауной пяти континентов. И оказалось, что единственное животное Европы, которого нет на других континентах, — это зубр.
— А предпочтения россиян можете назвать?
— Мне их только предстоит понять. Но самое отрадное, что в России наблюдается возрождение интереса к анималистическому жанру — долгое время он был здесь в загоне.
— Что-то мы с вами все о животных, а ведь вы не меньше известны как художник-иллюстратор — еще до отъезда из России оформили здесь около 80 книг. С детства не могу забыть ваши рисунки к серии Александра Волкова «Волшебник Изумрудного города».
— Мне очень понравилось, что у Волкова все логично, за исключением последней книги о пришельцах — ее он явно писал на издыхании творческой фантазии. А в остальном — никаких нареканий. Даже карта Волшебной страны была вычерчена прежде, чем писатель расписал все маршруты своих героев, — меня всегда радует такая добросовестность.
— Не было в ту пору претензий со стороны власть имущих за изображение в образах подземных королей советских генсеков?
— Думаю, они просто не успели это заметить. А вскоре пришла перестройка, и им стало не до того. Мне всегда нравилось немножко похулиганить в своих рисунках. По примеру Леонардо да Винчи — он тоже был хулиган, в его творческом наследии осталось много загадочного — например, лишняя рука на «Тайной вечере». Не меньше мне близка страсть Леонардо к изобретательству. Я делал в Штатах радиоуправляемые летающие тарелки. Из-за одной даже случился маленький скандал: некий мужичок снял ее издалека и хотел продать как НЛО. Несколько раз показывали по местному телевидению. А потом выяснилось, что ее сделал я. (Смеется.) Другое мое творение, радиоуправляемая ковбойская шляпа, делала фигуры высшего пилотажа. А еще я придумал птицеподобные радиомодели журавлей, чтобы обучать полетам молодых птиц, выросших в неволе, — на это был выделен специальный грант. Искусственный вожак сначала учил журавлят летать, а потом вел группу на зимовку из Висконсина во Флориду. Обратно они сами уже возвращались туда, где родились. Сейчас хочу предложить свою помощь российским орнитологам — они собираются запускать подобную программу.
— С вами, Виктор, о чем ни заговори — все равно возвращаетесь к своим любимым животным и птицам! Но все-таки хотелось бы задать еще один вопрос о книжной графике: почему вы, почетный член Клуба Мастера на одном из булгаковских сайтов, отказались иллюстрировать «Мастера и Маргариту»?
— Потому что подлинный литературный шедевр не нуждается в иллюстрировании — это было бы навязывание своего видения. «Мастера и Маргариту» я благодаря старшему брату прочитал еще в школе, в первом самиздатовском журнальном издании. И с тех пор влюбился в эту книгу и в ее автора. Видел штук 50 вариантов оформления к роману — и ни один меня не устроил. Не хотелось бы пополнять это унылое количество. Хотя трижды предлагали — и все три раза отказывался. Нарисовал портрет Булгакова, с удовольствием иллюстрировал его «Роковые яйца». Но «Мастера и Маргариту» — ни в коем случае. Посмотрите, сколько попыток экранизаций романа — а можете назвать хоть одну удачную? В последней мне понравилась только Маргарита — действительно можно поверить, что Мастер безоглядно влюбился в эту женщину.
— А вы верите в мистику, которая сопровождает работу над подобными произведениями?
— Не сказать, что верю или не верю, но вынужден был на себе это испытать. Незадолго до отъезда из России я иллюстрировал карты Таро. Долгое время потом скрывал свое авторство. Грешное это дело — копаться в древних символах. Да и вообще все формы гадания — грех, никогда не гадал и не буду. А карты взялся рисовать, потому что это была единственная работа, за которую мне тогда заплатили деньги. Закончил их, как было заказано, к Новому году. И только разложил рисунки в числовом порядке, как раз во время празднования, как вдруг взорвалось зеркало. Новый год был испорчен — гости, сплошь ученый народ, дискутировали, что этого не может быть, но почему же карты таки работают!
А потом, как мне сообщили, произошло еще несколько печальных историй. Я опять безответственно развлекся, когда рисовал карты, и изобразил на них троих своих приятелей. И все они умерли в течение года… Возможно, это просто дикое совпадение. Но человека впечатлительного невольно потянет на серьезные ассоциации. Так что я больше стараюсь так не шутить. Жена запретила мне держать карты дома. Но, возможно, привезу их оригиналы осенью на Красноярскую книжную ярмарку — там будет выставляться моя книжная графика.
Беседовала Елена Коновалова, "Красноярский комсомолец"
