Начав свою деятельность еще 1996 году, когда многие, казалось, думали скорее о выживании, чем о помощи другим, всего за несколько лет он сумел создать один из самых заметных благотворительных проектов в стране. Примерив на Россию опыт американских коллег по журналистскому цеху, он смог так удачно построить работу, что в этом году побил все их рекорды. О перспективах применения бизнес-подхода в деле оказания помощи людям «ВК» беседует с руководителем Российского фонда помощи ИД «Коммерсантъ», президентом благотворительного фонда «Помощь» Львом Амбиндером.
- Лев Сергеевич, как вам кажется, сегодня благотворительность — это вид деятельности (с инструментами регулирования, управления, контроля) или по-прежнему скорее разовые акции?
- Вы смешиваете понятия, как, впрочем, и многие сегодня. Благотворительность — это дарение, то есть безвозмездная передача одним человеком или организацией своих денег или материальных ценностей другому человеку или организации. Согласитесь, вряд ли можно всерьез считать видом деятельности, к примеру, еду как процесс или веру в Бога. В то же время существуют профессиональные повара и священники. То, о чем говорите вы, — это менеджмент благотворительности, в частности профессиональный фандрайзинг (сбор пожертвований).
Вот этим менеджментом и занимаются благотворительные организации. Было бы большой ошибкой считать сотрудников этих организаций благотворителями. Они наемные работники.
Сегодня в России, как и во всем мире, сложились два типа благотворительных организаций для обслуживания частной и корпоративной филантропии. Оба типа решают конкретные благотворительные задачи и различаются прежде всего по формам финансирования своей деятельности. Первый тип — это благотворительные фонды, учрежденные людьми или компаниями с капиталом и наделенные финансированием под конкретные задачи. К примеру, ваш красноярский фонд «СМ.чарити» или широко известные в стране фонды Владимира Потанина и Михаила Прохорова. Основное направление Фонда Потанина, как известно, стипендиальные программы для студенчества, поддержка будущей элиты России. А Фонд Прохорова специализируется на благотворительных программах в области культуры. И еще есть благотворительные организации, которые занимаются фандрайзингом, чтобы на собранные пожертвования исполнить свою миссию. Это второй тип организации, к нему относимся, к примеру, и мы, Российский фонд помощи.
Разумеется, как и в любой организации, если она всерьез, в благотворительных фондах есть инструменты управления и контроля. Чем профессиональней менеджмент, тем качественнее инструменты. И вот если говорить о фандрайзинге, то разовые акции, о которых вы упоминаете, как метод сбора, бесспорно, являются видом благотворительной деятельности и могут быть весьма эффективны. Правда, есть немало и иных методов, если вы говорите про сбор пожертвований.
- Благотворительность должна иметь устойчивые критерии эффективности. Какие они?
- Вы хотите сказать, насколько они соответствуют реальности? Если под словом «благотворительность» имеется в виду фандрайзинг, то да, такие критерии есть. Уж не знаю, насколько они устойчивы в некоммерческом секторе, но те фонды, которые следуют им, весьма успешны. Вот есть закон РФ о благотворительной деятельности. По нему благотворительные организации имеют право тратить до 20% сборов на администрирование своих проектов. Это означает, что государство определило норму эффективности фандрайзинга как 1 к 5, то есть на 1 рубль затрат организация должна как минимум получать 5 рублей отдачи.
У нас в Российском фонде помощи этот показатель в 2008 году равен 13,4 рубля на вложенный рубль. Себестоимость у нас равна 7,5% — сравните с теми же законными 20%. Один сотрудник фонда в год обеспечивает сбор 12,5 млн руб., организует и обслуживает 625 откликов читателей, по 52 в месяц. Каждый опубликованный автор получает исчерпывающую помощь в течение 5—10 рабочих дней с момента публикации. За месяц мы исчерпывающе помогаем до 60 авторов обращений.
Вот эти характеристики мы у себя и считаем критериями эффективности. В них нет ничего нового, это обычный бизнес-подход к организации дела. Мы сознательно строили свой фонд как бизнес-проект. Я вообще считаю, что нет разницы в методах организации деятельности коммерческой и некоммерческой структуры, кроме распределения прибыли. Благотворительный фонд может потратить ее только на уставные цели. Но это отдельная тема. Так вот, наш подход за последние четыре года, с 2005-го по 2008-й, обеспечил рост пожертвований более чем втрое: с 63 млн руб. в год до 205 млн руб.
- Сегодня благотворительностью называют все — от собственно благотворительности до социальных проектов. На ваш взгляд, насколько это правомочно?
- Я повторю уже сказанное: благотворительность — это безвозмездная передача денег или материальных ресурсов. Если такие операции называют социальными проектами, то почему бы и нет? Сейчас еще модно называть пожертвования социальными инвестициями. Мода — она и есть мода. Суть дела не меняется. Хотя новаторы-лингвисты предполагают, что пожертвования — это как бы отдал и забыл, и неизвестно, какова отдача от твоих денег. А вот де социальные инвестиции — это то же самое, но якобы с рассчитанной и непременно высокой эффективностью.
И вот уже говорят, что действительно прекрасный Фонд Потанина с его действительно отлично просчитанными стипендиальными программами — это де социальные инвестиции, а вот оплата операции чужому больному ребенку — это «всего лишь пожертвования».
По-моему, все это не от большого ума. Фонд Потанина действительно хорошо просчитывает свои акции. Там все, что касается проведения конкурсов, взвешено и отработано. Но, скажите, как подсчитать эффективность этих конкурсов? И в чем считать: в рублях, в метрах, литрах или часах? Во что выльется победа студента Иванова, который стал стипендиатом, над студентом Петровым, который стипендиатом не стал? Иванов выиграл дополнительную стипендию, но Петров-то ее не проиграл. И что даст Иванову прибавка к бюджету? Именно он вырастет командиром производства, а Петров не вырастет? Это бабка еще надвое сказала. И так далее.
- Насколько вообще благотворительностью можно и нужно управлять?
- Если вы о фандрайзинге, то да, им можно и нужно управлять — ровно настолько, насколько это интересно вашей целевой аудитории, в нашем случае — нашим читателям.
- Мне очень нравится выражение, которое услышал от Валеры Панюшкина: «Благотворительность нужна для того, чтобы ее отменить». Насколько сегодня благотворительность соответствует такой позиции? Доживем до того времени, когда благотворительность на самом деле перестанет быть нужна?
- Думаю, нет, не доживем. Если мой товарищ Валерий Панюшкин и впрямь так сказал, то он ошибается. Ровно сто лет до него это же самое сказал великий инженер, бизнесмен и великий благотворитель Генри Форд. Вот эта его мысль: «Благотворительная организация, не поставившая себе целью сделаться в будущем излишней, не исполняет подлинного своего назначения». Он писал это в Америке во времена борьбы с голодом и бедностью. Похоже, Форд искренне верил, что благотворительность исчезнет вместе с нуждой. Но прошло сто лет, в современных США давно нет голода, понятие бедности, как выяснилось, относительно, а проблем в здравоохранении, науке, образовании и культуре с годами не становится меньше. И существуют в США тысячи благотворительных организаций, десятки миллионов американцев жертвуют на благотворительность, а годовые объемы филантропии там исчисляются сотнями миллиардов долларов.
Похоже, великий филантроп ошибся, не так ли? В заботах о бедноте в своей чеканной формуле Форд не учел… самого себя и миллионы будущих себе подобных людей — людей дарящих, заработавших деньги и теперь искренне желающих помочь своим согражданам и своей стране, как писал тот же Форд, «содержать себя».
Так что не доживем, и слава Богу. Благотворительность может закончиться, если Россия вернется в коммунизм. Если помните, тогда это явление было невозможно, потому что царил государственный патернализм. А словари сообщали, что благотворительность — это явление капиталистическое.
- Кто сегодня чаще всего жертвует деньги на благотворительность — бизнес-структуры или простые люди? На примере, допустим, вашего фонда — чьих денег поступает больше?
- «Простые люди» — это кто? Если вы опустите слово «простые», то ответ таков: чаще жертвуют люди, а больше — компании, и это устойчивое соотношение.
- Что вообще, на ваш взгляд, побуждает бизнесменов заниматься благотворительностью?
- А тут нет одного мнения. Кстати, жертвуют не одни бизнесмены, но и врачи, учителя, пенсионеры, священники и прихожане и даже домохозяйки. Побудительных причин множество. Тут и элементарная жалость вперемешку с желанием помочь, и возраст, в котором уже тянет подумать о Боге и о своем месте в жизни общества, тут и понятие десятины, если человек верующий, причем неважно, православный он, иудей или мусульманин. Есть еще и соображение «личной гигиены». Один предприниматель сказал мне: «Вот вы регулярно чистите зубы, чтобы не пахло и зубы были здоровыми. Так и с филантропией: ты хочешь, чтобы вокруг тоже „не пахло“ и все были здоровы».
Что касается эффективности фандрайзинга, то я убежден: миллионы наших сограждан готовы жертвовать в помощь людям, попавшим в беду. Их останавливает только одно — боязнь остаться в дураках. Снимите эту боязнь — и вас завалят деньгами.
- Как сегодня выглядят отношения государства с благотворительностью? Есть ли какие-либо налоговые льготы у фондов, у благотворителей?
- В нашем сообществе говорят, что да, сегодняшнее законодательство слабо стимулирует развитие благотворительности. Мне так не кажется, но у меня собственный опыт, и он весьма ограниченный. Что касается уменьшения налогооблагаемой базы предприятия-жертвователя, то, по существу, эта льгота была, но ее отменили с 2002 года при вводе в действие второй части Налогового кодекса. Сейчас идут разговоры о том, чтобы ее вернуть. С этой суммы не платится подоходный и единый социальный налог — эти налоги касаются физических лиц. Отношения государства с благотворителями складываются по-разному. Если вы имеете в виду федеральную исполнительную власть, то, скажем, Минэкономики РФ заинтересованно сотрудничает с третьим — некоммерческим сектором, а Минздравсоцразвития РФ предпочитает не замечать этот сектор. Что касается регионов, то есть очень продвинутые. Например, Самарская область.
- Часто приходится сталкиваться с нежеланием бизнесменов, занимающихся благотворительностью, говорить об этом? Может, серые кассы, налоговые дела или что-то еще? Помню, раньше, если бизнесмен жертвовал на благотворительность какие-то деньги, он должен был такую же сумму уплатить государству.
- Насчет серых касс, налоговых дел или неких официальных обязаловок типа сколько подарил, столько и уплати государству — ничего этого, по-моему, нет. Но есть неписаные правила, когда чиновники всех уровней, от федерального до муниципального, используя административное право, принуждают бизнес к благотворительности.
Нежелание бизнесменов светиться со своей филантропией — это их законное право. Абсолютное большинство считает, что нельзя пиариться на святом деле. По-моему, тут ошибка, благотворительность в качестве имиджевой составляющей — это нормально, и мы еще придем к этому.
- Если не ошибаюсь, нередки случаи отказа самих благополучателей от помощи. Это связано только с необходимостью платить подоходный налог или есть еще что-то?
- Я не знаю таких случаев. Зачем человеку отказываться, если он сам искал помощь?! Даже если придется уплатить подоходный налог. 87% всегда лучше, чем ничего, верно?
- Что, по вашему мнению, будет происходить с благотворительностью сейчас, в период кризиса?
- Если вы о пожертвованиях, то они, конечно, сократятся. Наверное, какие-то небольшие фонды приостановят работу. И возрастет административное принуждение к благотворительности.
- Что должно измениться, чтобы дать толчок развитию благотворительности в стране?
- Все говорят о необходимости совершенствования законодательства. Наверное, это справедливо. Но мне кажется, что еще важней растить профессиональных менеджеров благотворительности. И очень не хватает идей, проектов, в которые тысячи наших сограждан могли бы вкладываться.
- По стране создано немало благотворительных фондов, какой процент реально работает и помогает людям? Существует практика создания благотворительных фондов для отмывания денег?
- Не думаю, что где-то создаются фонды для отмывания денег. Неэффективно, неумно, это была бы излишне громоздкая схема с кучей посредников. Наверняка есть бездействующие фонды, но об их числе ничего не знаю.
- Что, на ваш взгляд, эффективнее: адресная помощь или поддержка отрасли (покупка оборудования в больницы, расходных материалов)?
- Все — эффективнее. Если же иметь в виду максимальную эффективность пожертвований, то вкладываться надо в больницы. Но вся штука в том, что наши граждане готовы помогать конкретным людям и совсем не доверяют организациям. Я и говорю: все та же боязнь остаться в дураках. Поэтому если вы занимаетесь фандрайзингом в интересах здравоохранения, то лучше делать это адресно: больше соберете.
- Вы отказываете кому-нибудь в помощи? Есть люди, которые сами в состоянии оплатить лечение своего больного ребенка, но идут в фонд и представляются бедными и несчастными?
- Да, мы отказываем, и совсем нередко. Критерий тут один и тот же: просьба интересна нашему читателю или нет? Если не интересна, а ты ее опубликуешь, то никто не откликнется, а бесполезное вредно. Особенно вредно для того, чья просьба была бы наверняка востребована, но ты ее не напечатал. И проиграли все: читатель, который хотел помочь, но не нашел кому, опубликованный и невостребованный автор — и автор, которому наверняка бы помогли, но он не получил помощь, потому что на этом месте был опубликован тот, невостребованный. И, наконец, мы, газета, тоже проиграли, потому что не удовлетворили никого.
Справка
Российский фонд помощи издательского дома «Коммерсантъ» при содействии благотворительного фонда «Помощь» (учредители ИД «Коммерсантъ» и Лев Амбиндер)
Программа «Российский фонд помощи» (Русфонд) создана осенью 1996 года для помощи авторам отчаянных писем в «Коммерсантъ». Проверив письма с помощью местной власти, их публиковали в газете «Коммерсантъ», Газете.ru и на сайте www.rusfond.ru. Решив помочь, вы получаете у нас необходимые реквизиты и дальше действуете самостоятельно либо отправляете пожертвования через систему электронных платежей (подробности на www.rusfond.ru). Возможны переводы с кредитных карт и электронной наличностью. Мы просто помогаем вам помогать. Читателям затея понравилась: всего собрано свыше $28,202 млн (данные на 04.12.2008 г.). В 2007 году в сборах участвовали свыше 7,5 тысячи частных лиц и почти 450 компаний, они пожертвовали 159 288 792 руб. ($6,6 млн). На 4.12.2008 г. собрано 192 514 779 рублей. По предварительным данным, в 2008 году число откликов перевалит за 10 тыс., а сборы превысят 200 млн рублей.
Русфонд действует на финансовом поле здравоохранения, свободном от госбюджета. Судя по числу откликов, это устраивает читателей – они не подменяют, а дополняют государство. В Русфонде в настоящее время 16 сотрудников, фонд существует на средства издательского дома «Коммерсантъ», а также на пожертвования ряда отечественных благотворительных фондов и компаний.
Действующие программы:
«Совместные дары» – организация и системное проведение PR-кампаний корпоративных и частных жертвователей по программам Русфонда;
«Беспорочное сердце» – оплата хирургического лечения детей с врожденными пороками и аритмией сердца;
«Горб России» – оплата хирургического лечения детей и подростков с тяжелыми сколиозами;
«Антираковый корпус» – оплата лечения онкобольных детей и подростков;
«Щелкунчик» – оплата лечения детей с церебральным параличом, эпилепсией, задержкой психоречевого развития, аутизма;
«Челюсти» – оплата хирургического лечения детей и подростков с челюстно-лицевыми патологиями и травмами;
«Ярославль Мудрый» – оплата хирургического лечения детей и подростков с синдромом Мебиуса, патологиями периферической нервной системы и конечностей;
«Проверка слуха» – оплата слухопротезирования детей с тугоухостью.
Адреса Русфонда: 125252, Москва, а/я № 50;
e-mail: rfp@kommersant.ru;
тел. 8 (495) 926-35-63, 926—35-64, с 10.00 до 21.00.
Спасибо и – будьте здоровы!
Лев Амбиндер
Евгений Волошинский, «Вечерний Красноярск», фото ИД «Коммерсантъ»
