Людмила Коркина: «Годенко умел разглядеть индивидуальность»

1 мая ансамбль танца Сибири отметил 90-летие со дня рождения своего основателя Михаила Годенко. Народная артистка России Людмила Коркина пришла в ансамбль по приглашению Михаила Семеновича совсем юной, в 16 лет. И на протяжении 23 лет была в нем ведущей солисткой. В годовщину юбилея своего учителя она поделилась с «ВК» воспоминаниями о нем.

Где вы познакомились с Годенко, Людмила Владимировна?

У меня на родине, в Омске. Наш город широко отмечал свое 250-летие, вся местная самодеятельность принимала в этом участие. А я всегда была творческой натурой — пела, танцевала. Вообще мечтала стать театральной актрисой. Но Михаил Семенович за меня определил мою судьбу. (Улыбается.) Он приехал на юбилей города со своим ансамблем и увидел меня в одном из номеров. С родителями моими побеседовал — я ведь к тому времени еще школу не окончила! Но он им пообещал, что я обязательно получу образование.

Сдержал обещание?

Сдержал! Я окончила не только вечернюю школу в Красноярске, но и в дальнейшем заочно Московский институт культуры (ныне Институт танца государственной академии славянской культуры. — Е.К.) по специальности «режиссура театрализованных праздников». Кстати, сама уже 15 лет там преподаю.

Так вот, родители мои возражать не стали, и в августе 1966 года я оказалась в ансамбле. Он к тому времени существовал уже два-три года.

То есть хотите сказать, что вас взяли в ансамбль без профессиональной подготовки?

А это как раз была особенность Годенко — он охотно брал из самодеятельности. Приходили и такие, как я, с неоконченным средним образованием. Молодежь, которая просто любила танцевать. А еще, вы знаете, Михаил Семенович мог в толпе углядеть возможного солиста. Как ему это удавалось, загадка… Помню, собирались мы на очередные заграничные гастроли, уже вовсю шла погрузка наших кофров с костюмами. И в это время к Годенко приехала показываться девочка, откуда-то из села. Пухленькая, с ямочками на щеках. И он ей в этой суматохе что-то объяснял. А когда мы вернулись с гастролей, она сразу же пришла к нам работать. И спустя какое-то время стала у него купчихой в хореографической картине «Взятие снежного городка» по Сурикову — баранки на шее, вся такая румяная.

Полагаю, это было попадание в яблочко, раз вы спустя столько лет о ней помните?

Конечно, в яблочко! Медведя можно научить танцевать. Но чтобы разглядеть в незнакомом человеке образ, индивидуальность… У Годенко на это был настоящий талант.

Какой образ в ансамбле был у вас?

Я была лирическая героиня. А Лидия Дзьобак была другая по характеру — маленькая, заводная, очень сильная вертунья. У нас тогда была мощная группа солистов, все стали заслуженными и народными артистами России. Но многие уже не танцуют. Вообще в народно-сценическом танце я единственная народная артистка в стране, кто до сих пор танцует. Хотя каждый год сама себе говорю, что все, последний сезон выхожу на сцену. (Улыбается.) Но она меня пока не отпускает. Получила орден Дружбы, Госпремию РФ, первая стала лауреатом премии журнала «Балет» в номинации «Звезда народного танца». Будь Михаил Семенович жив, думаю, он бы за меня порадовался.

Правда, что Годенко был строгим руководителем?

Это не легенды — он действительно был очень строгим и требовательным. Хотя и с отменным чувством юмора. Но сам всегда был одет с иголочки и другим не спускал небрежности — ни в работе, ни во внешнем виде. Я до сих пор не могу выйти из дома без макияжа — это уже на уровне рефлекса. Он выстраивал нас каждое утро перед репетицией: «Вы что такие помятые, словно только что проснулись, почему ненакрашенные? Вы же артистки!» (Смеется.) А когда я только приехала в ансамбль, еще с косичками, мне сразу же велели поменять прическу и перекраситься. У него же были одни блондинки! Такая характерная особенность.

А какие требования он предъявлял в творчестве?

У него было выражение: «Движение — три копейки». То есть не важно, какие пируэты мы выдавали на репетиции, главное, что мы делали на сцене. И когда мы, например, вдруг брали на концерте не тот темп, не ту динамику, Михаил Семенович после первого же номера прибегал за кулисы — рассерженный, нос побелевший — и ругался: «Это не наши темпы, не наша аура, не наша энергетика!» И так всех этим заряжал, что мы как-то сразу подтягивались. Он требовал постоянной отдачи. Это тяжелый повседневный труд.

Но зато и реакция зрителей была соответствующей?

Залы на наших выступлениях всегда были переполнены. Помню, я была гостьей на каком-то очередном съезде комсомола. Концерт в честь открытия съезда почему-то шел вяло и скучно. И вдруг выходит ансамбль танца Сибири с номером «На птичьем дворе». Что творилось в тот вечер в зале Дворца съездов, вы не представляете! Весь зал встал и ревел от восторга, настолько это было заразительно по настроению! Нас очень любила публика. Артисты из ансамбля Моисеева шутили: красноярцы танцуют коряво, но зато как их принимают!

Кстати, Людмила Владимировна, ведь в то время эти два ансамбля постоянно сравнивали?

Сравнивали, причем даже в зарубежных изданиях нередко писали, что еще вопрос, кто сильнее — годенковцы или моисеевцы. Но это не совсем корректно, потому что у каждого коллектива был свой почерк. Годенко, как я уже говорила, часто брал людей с улицы. А у Игоря Моисеева было мастерство на уровне классического танца. Недаром его ансамбль до сих пор считается в нашей стране неким эталоном в народном танце. Ведь за счет чего достигается академизм? За счет школы, специальной подготовки.

Но нужна ли она в народном танце?

Спорный вопрос. Все развивается, и народный танец в том числе. Поэтому, наверное, база все же нужна. Я уже 20 лет работаю в Московском государственном академическом театре танца «Гжель», это целая империя. Начиная от школы коррекции, где занимаются дети от 4—5 лет, и до хореографического училища и института танца. Но главное в танце, что я почерпнула у Михаила Семеновича и чему верна до сих пор, — душа, характер, образ. Без этого и красоты не будет — просто движения ни о чем не говорят. Вот приходит к нам в институт молодежь — вроде бы уже выученные, грамотно ставят пяточки-носочки. Но такое ощущение, что они абсолютно не понимают, что делают на сцене, лучше бы они вообще на нее не выходили! И только к пятому курсу какой-то образ появляется, объем. Хотя казалось бы, ну что такого сложного — станцевать простой русский танец?

И в самом деле, в чем основная сложность?

А это еще нужно суметь передать — настроение музыки в танце и чтобы все было красиво! Я считаю, что человеку это либо дано от природы, либо нет. На сцене нужно жить, а не просто делать какие-то заученные движения, тогда и получается настоящий народный танец. Ведь что интересно, в творчестве Годенко не было ничего аутентичного. Это не фольклор в чистом виде, а современный сценический эстрадный танец, который включает в себя элементы этнической культуры. То есть, по сути, стилизация народного танца. Но главное, что ему удалось уловить и передать, — дух народа, настоящий праздник русской души. Думаю, именно эта живая энергетика и сделала ансамбль известным и популярным во всем мире. Мы много тогда гастролировали, побывали в каждом уголке Советского Союза, объехали все пять континентов земного шара. И до сих пор, когда бываю за границей, меня многие там знают по имени, помнят наш ансамбль, Михаила Семеновича.

А каково, на ваш взгляд, сегодняшнее состояние ансамбля?

Трудный вопрос… В постперестроечное время был спад во многих сферах искусства, в том числе и в народном танце. Но сейчас все уже поднялись, о чем я могу судить и по «Гжели» — за двадцать лет этот коллектив многого достиг. А ансамбль танца Сибири до сих пор воспринимают только по хореографии его основателя. Но сам коллектив уже не тот… Недавно, когда он выступал в Москве, мне было очень грустно. Вроде бы и публики полный зал — цветы, овации. Но нет былой энергетики, чтобы нынешнее поколение артистов по-настоящему жило в танце, чтобы они раскрывали свою душу зрителям. Ансамбль должен быть не только достойным своего прошлого — он должен развиваться, поднимать планку еще выше. А для этого необходимо поднимать общую культуру в коллективе. И что уж греха таить — нужен настоящий творческий лидер, который душой болел бы за свое дело. Отдавался ему сполна, чтобы требовать такой же отдачи от других. Так, как это делал Михаил Семенович.