В чем особенности так называемого современного искусства? Востребовано ли это направление в художественной и социальной жизни Красноярска? В преддверии очередной Международной музейной биеннале, подготовка к которой в Красноярском музейном центре уже идет полным ходом, «ВК» обратился с этими вопросами к руководителю отдела актуальных художественных практик КМЦ Виктору Сачивко. Кстати, недавно ему исполнилось 50 лет. В эти дни в музейном центре можно посмотреть юбилейную выставку художника.
Недемократическое общество
В начале нашего разговора он сразу же расставил точки над «i»:
Полагаю, что все попытки идентификации - актуальное, современное - здесь ни при чем. Просто у каждого времени свое искусство. А этот тип искусства, как бы его ни называли, - отражение нового, демократического времени. И такое пионерское искусство, на мой взгляд, не имеет ничего общего ни с исторически себя уже изжившим авангардом, ни с эстетическим хулиганством. Ну, а если в Красноярске его не принимают...
Не принимают?
А разве не так?
Но Красноярский музейный центр проводит многочисленные выставки этого самого искусства плюс длительная практика проведения музейных биеннале...
Вот-вот! Но неразрешимый вопрос: почему местная власть, вроде бы продвинутая часть публики, настолько хладно и безразлично реагирует на этот многолетний международный проект? Я лично считаю, что проблема в социальном измерении.
То есть, хотите сказать, Виктор, общество неподготовленное, необразованное?
Нет, оно просто недемократическое. Не имеет навыков современности: я имею в виду развитые социальные институты - меценатство, различные общественные движения. Их нет. Что отражается и на развитии искусства. Вы знаете, во всех городах, где в советское время имели место некоторые нонконформизм и свободомыслие - пусть просто на уровне коммуникации, когда собирались выпить вместе чаю или водки и поговорить за жизнь и за искусство, - так вот, там везде сформировалась более-менее благоприятная в российском контексте обстановка для развития демократического искусства. Это Петербург, Москва, Екатеринбург, в некоторой степени Новосибирск. Измерить очень легко: в таких городах появились галереи, на базе которых потом много чего возникало. Например, в Екатеринбурге есть Центр современного искусства, в Новосибирске был региональный штаб Фонда Сороса.
А в Красноярске?
Явная нехватка человеческого ресурса. Здесь нонконформизм был некоммуницируемый, а нонконформисты штучные. Отсюда проблема с развитием искусства. И не только искусства, но и эстетического пространства в городе. Ведь вы только посмотрите, что сделали с историческим центром! Еще в конце 70-х прошлого века предполагалось, что это будет зона красоты в промышленном и некрасивом Красноярске. И загружать ее нужно культурными функциями. В свете той перспективы тут должны были расти музеи, клубы, различные формы культурной жизни и досуга. А что в итоге получилось?
Центр заполонили высотки?
Это еще куда ни шло, жилье как-никак. Но понастроили торговые центры, банки, офисы. И соответственно выросла транспортная загрузка. Впрочем, не хотел бы углубляться в эту тему, упомянул ее лишь в контексте проблемы творческой реализации художников в Красноярске. Эта проблема у нас до сих пор на периферии.
Беспредел традиционализма
А творческие союзы способствуют ее решению, как считаете?
Полагаю, что в деятельности творческих союзов произошел мягкий переход из советского в постсоветское и ничего при этом не изменилось. Союзы не обладают абсолютно никаким креативным потенциалом. Профсоюзами они быть не хотят, а творческими организациями быть не могут, потому что заряжены совершенно другой энергией и другими целями. Главное там - собственность, доставшаяся с советских времен, идет ее постоянная дележка.
Вы, кстати, не состояли в творческих союзах?
Ни в Союзе архитекторов, ни в Союзе художников. Я всегда был законченный нонконформист. Помнится, еще на первом курсе института, конспектируя «Материализм и эмпириокритицизм» Владимира Ильича Ленина, восхищался теми персонажами, которых он критиковал и кого было положено ненавидеть. (Улыбается.) К счастью, мне повезло с учителями - и в ремесленном, и просто в человеческом смысле. Не зажимали.
На самом деле подобные союзы - штука готическая, перекочевали к нам из эпохи абсолютного монархизма. Тогда появились все эти придворные художники - то же самое, что сегодня заслуженные. Но сегодня, на мой взгляд, подобные звания уже выглядят как нелепость, как некий странный статус божественности. В итоге в культурной жизни страны наблюдается беспредел традиционализма.
В чем это выражается?
Прежде чем ответить на ваш вопрос, хочу заметить, что традиционализм у нас очень неправильно понимается - и в обществе, и особенно в профессиональной среде искусства. Так, как будто бы это что-то каноническое и очень нетворческое. Хотя современного английского художника Дэмиана Херста я нахожу в большей степени верным духовному наследию Эль Греко, чем очень многих так называемых традиционалистов.
А проблема вышеупомянутого беспредела традиционализма во многом вытекает из большой проблемы православия. Которая выражается в излишнем пафосе, в том, что православие держится за учение святых отцов, считая некоторые вещи каноническими.
Но разве не в этом сила религии?
Согласен - и сила, и правда. Но в этом же и колоссальная сложность, которая очень трудно разрешается именно в свете современного типа цивилизации. Где динамика, подвижность, релятивность, изменчивость - основные характеристики эпохи? Если этого нет, то духовная стойкость, стержень легко превращается в дубину, в какой-то языческий столп. Думаю, именно поэтому, в частности, акционизмы Авдея Тер-Оганьяна, который на выставке «Осторожно, религия!» рубил репродукции православных икон, наше общество в целом не смогло переварить и принять этот напряженный и совершенно чудовищный жест как жест художественный. Оно его восприняло как жест хулиганский, криминальный, антиконституционный. И теперь Авдей Тер-Оганьян невъездной в нашу страну.
Снять все табу
А вы полагаете, это легко принять обществу, в котором даже среди людей нерелигиозных есть понимание святости иконы?
Согласен, нелегко. Но особенность искусства на современном этапе - именно в снятии всех табуированных зон. Нельзя делать только то, что запрещают законы демократического общества. А все остальное делать можно. И когда устраиваются подобные художественные акции, это должно вызывать некую общественную оценку, дискуссию. А не вмешательство правоохранительных и судебных органов.
Иными словами, общество должно осмыслить, в чем суть разрушения этих табу?
Ну конечно! Суть разрушения табу - во внесении смысла в табуированную сферу: почему нам нельзя делать то или иное?
Не просто запрет, а осознанный запрет?
Вот именно. Понимаете, для художника гораздо страшнее не скандал, когда его гонят милиционеры, а когда ему скажут, что он пошляк, - вот это для него намного убийственнее. Что и произошло с очень талантливым художником Александром Бренером, когда он нарисовал на картине Малевича баллончиком краски символ доллара. Это дешевка - и по графеме, и по замыслу, и по самой акции. Не удивительно, что ему тогда очень сильно досталось. Он увлекся политическим ответвлением в искусстве. А когда художественный посыл ослабевает, подобные вещи становятся либо частью светской хроники, то есть гламуром, либо вульгарным хулиганством. Иными словами, художник выгоняет пустышку.
Представляю, как кто-то бы по его примеру пришел в музей и начал устраивать граффити на предметах искусства...
Повторюсь: дозволено все, что в рамках закона. Если закон не разрешает посягать на предметы искусства, это подсудное дело. Что и произошло с Бренером. Но сомневаюсь, что то же самое оправданно по отношению к Авдею Тер-Агоняну, поскольку он рубил не иконы, а их репродукции. И вообще выставка «Осторожно, религия!», на мой взгляд, была замечательной. Что в ней плохого? Кураторские проекты очень часто называются вертляво. Хотя мне лично такие названия и не нравятся. Но все же лучше, чем «Голубыми дорогами родины» - то есть то, что делается под эгидой партии и правительства.
Вот уж никогда бы не подумала, что под подобной характеристикой подразумевается идеология!
А вы что подумали? (Смеется.) Нет, я всего лишь вспомнил советские времена, когда слово «голубой» не имело гомосексуального оттенка.
Гуманизация пространства
Раз уж вы затронули столь скользкую тему, скажите, разделяете ли вы позицию вашего коллеги Василия Слонова, что в мире искусства сегодня доминируют гомосексуалисты?
Нет, я так не считаю. В искусстве доминирует не определенная сексуальная ориентация, а творческая мысль. Другое дело, что в процесс ее реализации подмешивается очень много политики, какие-то сенсации, неожиданно всплывающие в жизни общества. Это и гендерные вопросы, и национальные, религия, терроризм. То, что все это втягивается в искусство, - одна из его базовых и фундаментальных особенностей. Но совсем не главная и не самая интересная. Понимаете, патология, некоторая неполноценность художника, его инвалидность в чем-то, маргинальность - непременная компонента, чтобы такой человек мог выстрелить какой-то неповторимой эстетической траекторией. Он может послать снаряд, который привлечет внимание. Но это скорее относится к технологии творчества, а не к содержанию и месседжу.
И все-таки представления о конъюнктуре в искусстве возникают не на пустом месте?
Вы знаете, мне кажется, заявления, что искусство что-то и кого-то обслуживает, совершенно не соответствуют действительности. Просто в художественном процессе очень много людей, которые конъюнктурно используют такие мотивы. Но опять же демократическое искусство о том и говорит - общий поток художественного процесса будет загрязнен и хаотичен. И пафос его не в грязи, которую он несет, а в массовости всего движения и в том, что он продолжает производить культурные и эстетические ценности.
А он продолжает производить?
Безусловно. Взять хотя бы дизайн или рекламу товаров - откуда там все берется? Своих идей давно нет. Черпают из сфер художественного творчества - кино, инсталляций, театрального искусства. Заметьте - сфер, зачастую не столь роскошных по технологии. А через рекламу и дизайн это потом переходит в массовую аудиторию, но уже огламуренное, под знаком шопинга и т. д. Печальная, кстати, картина.
Почему?
Лучше, когда наоборот - художник гуманизирует подобные сферы. Скажем, в 70-80-е годы, в период шопинговой революции, в какой-то момент действовала обратная схема. Тогда появились торгово-развлекательные комплексы с новыми концепциями продвижения товара - сращивание с кинотеатрами, кафе, детскими площадками, и все это в роскошных интерьерах. Вкладывались большие инвестиции, что позволило привлечь креативный народ для воплощения всех замыслов. Появились такие феномены пластического визуального искусства, как витрины, - они вдруг стали чем-то новым, часто парадоксальным, острым, со световой рекламой, бегущей строкой и т. д. То есть технологическая и дизайнерская мысль обслуживала продвижение товара, но в ней была оригинальность.
Не вторичность, а первичность?
Совершенно верно. То, что в те годы появлялось в витринах, через месяц можно было увидеть в галереях. Например, вакуумную упаковку придумали не художники, а технологи. А некоторые художники среагировали на такую находку и гуманизировали ее через свое творчество. К слову, это очень непростая гуманизация. Возвращаясь к истории о рубке репродукций икон - на палитре современного художника должен быть и дьявол.
В каком смысле?
Дьявол - это снятие табуированных зон, зачистка охранительного, уютного средневекового миропорядка. Прежде человека воспитывали запретами во благо, и это вроде как работало. Не случайно же в ту эпоху удалось возвести красивейшие готические храмы! Но и человек в Средние века был другой - кровожадный верзила, готовый зарезать за три копейки на большой дороге. Сейчас народ более изворотливый, убивает другими способами - дьявол цивилизовался. И получается, что модель воспитания запретами устарела. Идея современного воспитания - в привитии культуры и умении совершать выбор. За запретом всегда стоят дисциплинарная культура и авторитет - нельзя потому, что нельзя. А объяснять, что от этого кому-то будет плохо, - долго, нудно и очень сложно. Проще продолжать запрещать. Не замечая, что при таком подходе вырастают одни уроды.
Перемены придут извне
И все-таки, Виктор, возвращаясь к началу нашего разговора, - мне кажется, положение дел не столь печально. Те же биеннале, музейные ночи привлекают много молодежи.
Привлекают. Но я бы добавил в эту мысль немного горечи.
Добавьте.
Молодежь в России - наиболее энергоактивная часть населения. Она легкая на подъем, достаточно легкомысленная, чтобы начать что-то делать, не беспокоясь о последствиях. И она в состоянии как-то справляться с колоссальной инерцией и вязким сопротивлением социальной среды. Такие подвижки не могут не радовать. Но в целом особых подвижек, чтобы актуальное искусство наконец соединилось с тем, что именуется национальной культурой, я не вижу. К художнику в России вообще всегда доминировало отношение, что он, как парикмахер, что-то оформляет. Хотя изобразительное искусство у нас совсем не слабое. Но если весь образованный мир признает Малевича за гения, то у массы соотечественников реакция просто удручающая: «Черный квадрат» - барахло, я тоже так могу». А где национальная гордость великороссов? Не понимаешь, так хотя бы порадуйся, что это стоит миллионы и воспринимается как великое искусство! Непосредственность дикости, конечно, обладает своеобразным обаянием. Но в России ее с избытком. Хотелось бы большей толерантности в суждениях, деликатности.
А как в красноярском социуме восприняли недавно открывшуюся на базе музейного центра Школу современного искусства?
Мне кажется, с интересом восприняли. Но, думаю, в такой школе, наверное, не было бы необходимости, если бы наш музейный центр функционировал как нужно: был всегда наполнен материалом одного рода, а не какими-то самоцветами, выставками кошек и конференциями медработников. Тогда бы наши посетители на местной почве могли ощущать себя в контексте современной культуры. Но поскольку есть то, что есть, эстетически чуткие люди, чтобы спасти себя от агрессивного воздействия СМИ, всяческого визуального суррогата, начали искать способы противостояния. Для этого надо себя образовать, продвинуть, понять, что смотреть, а что не смотреть. Чтобы отключить рекламу, человек должен испытывать ее неприятие. Но само по себе оно не появится.
Как относитесь к популяризации искусства, когда изображения шедевров появляются на сумках, футболках?
Это произошло в 90-е, во времена маркетологической революции в музеях, когда возникла необходимость их продвижения. Ни для кого не секрет, что социальное пространство прирастает не одними интеллектуалами, но и простыми потребителями. И, так или иначе, они тоже должны быть приобщены к истории и культуре человечества - пусть даже такими способами. Есть талантливые решения подобного приобщения - скажем, галерея Тейт в Лондоне, которая одновременно служит улицей. Или великолепный магазин сувениров при голландском музее Креллер-Мюллер - практически вся его коллекция продается в очень хороших репродукциях. Там же обширный выбор книг по искусству - от популярных брошюрок до научных трудов. Так что не вижу в этом ничего зазорного. Скажем, хорошее кафе при музее тоже работает на привлечение интереса к самому музею.
Как и музейные ночи?
У нас они задумывались как эксперимент, и есть мнение, что результат обнадеживающий, поскольку на это явление среагировало море людей, особенно на первую Музейную ночь. Сейчас меньше, хотя музейные ночи уже укрепились в сознании горожан, в первую очередь у молодежи. Но я лично удручен результатом. Люди часто приходят на Музейную ночь не на что-то посмотреть, а себя показать. Демонстративный тип поведения - это ужасно. Но я бы не отменял Музейную ночь, а сам музей двинул бы в сторону правды. Нужно, чтобы это был центр современного искусства с соответствующим содержанием, хорошей динамикой новых выставок и проектов. А Музейная ночь была бы не визитной карточкой, а лишь вспомогательной функцией.
Резюмируем нашу беседу: какие, на ваш взгляд, перспективы развития искусства в Красноярске? Оно по-прежнему будет маргинальным, на обочине? Или все же перейдет в иные качество и статус?
Думаю, что перемены может повлечь реакция на внешние изменения. Например, на развитие въездного туризма. Если сюда потянется массовый поток иностранных туристов, это повлечет за собой колоссальное развитие всей инфраструктуры.
А изнутри в обществе никаких изменений не произойдет. О чем говорить, если студенты суриковского училища в массе своей не знают современных художников? Ни Ансельма Кифера, ни Джаспера Джонса. Да и про Энди Уорхолла знают разве что понаслышке! Вопрос, кого они вообще знают!
Ну, уж во всяком случае Сурикова?
Подозреваю, что и с его творчеством они слабо знакомы. Художник должен знать всю мировую историю искусств как свою биографию, а не как историю нравоучений, что хорошо и что плохо. И не как нечто отстраненное. Есть экзистенциальная правда. Та подлинность, до которой ты сам можешь дотянуться. И кого ты при этом будешь признавать, не важно.
Я, кстати, не приемлю идею национальной художественной школы. Искусство не может быть оформлено прописями и установлениями. Александр Иванов писал брату: «Все, что мы сделаем хорошо, будет русским». А он, между прочим, в XIX веке был самым крупным художником всей Европы, а не только России. А сегодняшняя склонность к волевому нагнетанию почвеннического, национального непродуктивна и неперспективна. Причем реально она есть следствие потери иммунитета культурной самодостаточности или культурного достоинства. О чем свидетельствует шквальное внедрение Голливуда и вообще массовой культуры.
Елена Коновалова, «Вечерний Красноярск»
