Екатерина Мурашова: «У молодежи сегодня высока ценность семьи»

На Пятом фестивале «Таймырский кактус», который проводит в Норильске Фонд Михаила Прохорова, семейный психолог Екатерина Мурашова представила читателям свои книги, посвященные проблемам подростков. Материал для книг она берет из жизни — психолог практикует в обычной детской поликлинике Санкт-Петербурга. И, по ее собственному признанию, из бесед с молодыми норильчанами она тоже почерпнула для себя немало интересного — есть над чем задуматься.

Всеобщее желание уехать

Представляете, на встрече в Талнахе дискутировали четыре часа — настолько высока оказалась у людей потребность высказаться, обсудить какие-то накопившиеся проблемы. Что меня больше всего поразило в Заполярье — всеобщее желание отсюда уехать. Мотив — мы изловчимся, прорвемся, а если не мы, то хотя бы наши дети непременно будут жить «на материке», как здесь говорят.

Все ли к этому стремятся? У нас в крае действует программа переселения северян, но многие из них, даже переехав, нередко возвращаются в Норильск.

У меня сложилось такое впечатление именно во время бесед с читателями. Но, согласна, есть некоторое отличие в позициях. В Талнахе произошло разделение среди участников дискуссии. Одни безапелляционно заявляли: «Нужно бежать отсюда куда глаза глядят, жить здесь невозможно!» — притом что сами родились на Севере и живут в этих широтах всю жизнь. А вторая половина предлагала поискать какие-то другие возможности решения проблемы. Мне запомнились на этой встрече дети из социального приюта. Как заявил их неформальный лидер, мальчишка 15—16 лет, выжить можно только в стае.

Не знаю, Екатерина, как насчет стаи, но у северян очень сильна взаимовыручка. Потому что иначе в Заполярье действительно не выжить.

Кто ж спорит! Но когда дети говорят о необходимости оттуда уехать, понятно, что они повторяют слова родителей. И в такой установке есть скрытая опасность.

Какая?

Понимаете, если этот отъездный надрыв реализовался в старшем поколении — и слава богу, сбылась мечта. А если в их детях, получается, что родители спроецировали на них свои ожидания. И теперь на детях лежит не только задача собственной самореализации — они должны доказать, что их родители прожили жизнь не напрасно, горбатясь и зарабатывая на квартиру «на материке». Это очень нелегкий психологический груз, большая ответственность. Впрочем, родители всегда желают, чтобы их дети жили лучше, чем они, — это нормально. Главное, учитывать при этом потребности самого ребенка, его врожденные особенности — то, что невозможно переделать.

Например?

Темперамент, силу нервной системы. Скажем, у людей с сильной нервной системой велика опасность депрессий. С собой ведь кончают не слабые, а сильные. Люди со слабой нервной системой, как правило, не берут на себя повышенную нагрузку — интуитивно срабатывает защитный механизм. Вообще, для каждого из нас в мире есть свое место, его только нужно найти. И в этом смысле очень велика роль семьи — дает она ребенку возможность реализоваться согласно его возможностям или пытается насильно направить на что-то другое, исходя из соображений престижа, высокого заработка и т. д.

Молодежь растерялась

Кстати, какие профессии, на ваш взгляд, у подростков сегодня наиболее престижны?

У меня ощущение, что дети несколько подрастерялись. Им очень долго внушали — нужно идти в экономисты, юристы, менеджеры. А сейчас вдруг выяснилось, что в стране перепроизводство этих профессий. А кто тогда нужен — инженеры? Но нынешние подростки видели, как упал престиж технических специальностей в постперестроечные годы. Правда, сейчас он потихоньку возрождается, и некоторые ребята, которые приходили ко мне в поликлинику на прием, стали задумываться: а может, и в самом деле поступить в политех?

В Норильске эта тенденция в последнее время тоже заметно усилилась: дети видят, что с технической специальностью здесь можно почти гарантированно устроиться на высокооплачиваемую работу.

Ну вот, вы сами и ответили на свой вопрос. (Улыбается.) Добавлю также, что у подростков по-прежнему высок статус профессии программиста — им это близко.

А статус рабочих специальностей?

Трудно сказать… Если судить по моему родному Питеру, их престиж упал до нуля, пролетариат даже объявлен несуществующим классом общества. Но я сейчас с интересом наблюдаю за людьми, которых называю для себя «новым пролетариатом»: ничего общего с прежним классом, люди с совершенно другим психическим устройством.

В чем отличие?

Прежние питерские пролетарии, памятные мне со времен моего детства, были сентиментальные, интересовались политикой, читали газеты, любили пофилософствовать под водочку на доступном им уровне. Как правило, очень держались за свои семьи — им и в голову не приходило развестись, даже если муж пьянствовал много лет. А те, кто сегодня работают на «Кока-Коле» или на иностранных табачных производствах, пришедших в Россию, очень жесткие, с догматической психикой. Там платят неплохие деньги, предоставляют отличный социальный пакет. И люди идут на неинтересную работу, понимая, что она убивает их как личность (а что интересного в бесконечной сортировке табачной крошки на конвейере?), но зато дает им возможность безбедно жить и воспитывать своих детей. Часто это матери-одиночки. Кстати, своим детям они желают всего, чего угодно, лишь бы не работать на подобной фабрике. Даже не представляю, какими вырастут эти дети. Сейчас они еще очень малы, чтобы делать прогнозы…

Сохранить память о близких

Сегодняшнее социальное расслоение сильно влияет на подростков?

Очень сильно. Причем парадокс в том, что дети обеспеченных родителей, обучающиеся в элитных школах, чаще попадают в некоторые неприятные ситуации, нежели их сверстники из семей со средним или малым достатком. Наркотики в престижных гимназиях предлагают активнее, чем в обычных школах, потому что у этих детей есть деньги.

И все же граница отличий, по моему мнению, проходит не по количеству денег. А по наличию жизненных целей. Дети из не очень обеспеченных социальных слоев могут иметь сильную установку на то, чтобы пробиться в жизни. А если родители всего добились — это порой снижает шансы их детей на счастливую жизнь. Чего желать, если и так все есть? Наличие или отсутствие жизненных целей, прежде всего, обусловлено семьей.

К слову, о семье — а насколько высока ее ценность у современной молодежи?

Поверьте, гораздо выше, чем у их сверстников лет двадцать назад. В то время превозносилась ценность свободы — свободы слова, предпринимательства, передвижения по миру. И в том числе и свободы от семейных уз. Сегодня ценность свободы поуменьшилась — возможно, потому, что наше общество поняло, что она отчасти выдуманная, отчасти идеализированная. А нынешние подростки всерьез говорят о желании завести семью. Помню, я как-то выступала в одной сельской библиотеке, и девочка лет 10—11 на вопрос о жизненных ценностях сказала: «Естественно, нужно выучиться, устроиться на работу, выйти замуж. А потом — похоронить родителей и обиходить их могилы». Представляете?! В городе не услышишь, чтобы ребенок сказал, что задача человека — сохранить память о родителях. В сельской местности и небольших городах у молодежи вообще очень сильны традиционные ценности. Потому что им больше не за что держаться.

А у юных горожан какие настроения?

Желание обзавестись семьей у подростков сегодня распространено независимо от места проживания. Другое дело, что они сомневаются, не очень верят, что у них это получится, вот в чем проблема. Но главное, что есть потребность. На встрече в Талнахе один 16-летний юноша сказал, что больше всего ему хотелось бы посадить грядку. Причем не где-то там, в Москве или в Питере, — его привлекают не какие-то безумные перспективы в бизнесе или других сферах. У него желание, чтобы на его родной земле что-то росло.