Вера Павлова: «Поэзия - это царственная роскошь»

Известный столичный поэт Вера Павлова впервые побывала в Норильске в этом году — на фестивале современного искусства «Таймырский кактус». Но, как признается сама Павлова, с заполярным городом у нее давняя связь, биологическая.

Думала, что я композитор

Мои родители инженеры, много лет назад приехали на «Норильский никель» по распределению. Но проработали на Севере меньше года и вернулись в Москву: мама — рожать меня, папа — учиться дальше. Хотя я могла появиться на свет и в Норильске.

Не судьба?

Не судьба. Но я не в претензии. Очень люблю свою судьбу и доверяю ей — я абсолютный фаталист. Правда, отчасти фатализм — это желание, чтобы за тебя все делали другие. (Смеется.) Вот и в моей жизни так получается…

Трудно поверить, Вера, что за вас что-то делают другие.

Может быть, не делают, но как-то влияют на выбор. Например, родители навязали мне занятия музыкой. С 8 лет писала музыку и думала, что я композитор. Окончила Гнесинку как историк музыки, после чего даже проработала пять месяцев экскурсоводом в доме-музее Шаляпина. Но это единственная запись в моей трудовой книжке.

А что же случилось потом?

Ушла в декрет — навсегда. (Улыбается.) Так совпало, что стихи я начала писать в роддоме. С тех пор считаю свое поэтическое творчество затянувшейся родовой травмой — 25 лет уже пишу. Для самой неожиданно, что мои записки из роддома оказались стихами.

Почему неожиданно?

Потому что мне было 20 лет, когда я вдруг начала писать стихи, в юности такой потребности не было. Да и поэзией я первые десять лет то, что писала, не считала, это было как хобби. Хотя уже публиковалась, даже выпустила первую книжку.

Осознание пришло на второй?

Ага, везла ее издателю, и вдруг накатило какое-то ощущение безнадежности — я поэт! (Смеется.) Поняла, что обречена на всю оставшуюся жизнь, с этим уже ничего нельзя сделать.

Дядя отвёл к тёте

Первая публикация — тоже фатальный случай?

А чем еще объяснить? Начать с того, что мой дядя, зная, что я пишу стихи, отвел меня к моей тете. А тетя у меня — поэт, пишет под псевдонимом Лорина Дымова, сейчас она живет в Израиле. Она меня отправила в литобъединение в МГУ. Потом я попала в другое литобъединение, куда однажды пришел сотрудник журнала «Юность». Послушал мои стихи и предложил принести их в журнал. С тех пор так и повелось, всю жизнь следую этому правилу: когда просят — приношу, сама не предлагаю. И как-то удалось уже издать 12 книг.

Даже не верится, что в России у поэта сегодня есть возможность так активно издаваться.

Наверное, мне повезло, я вполне успешный автор. Меня часто приглашают выступать за границей, печатают и переводят на другие языки, у меня приличные тиражи. Книжка «Письма в соседнюю комнату. Тысяча и одно объяснение в любви» выдержала три переиздания, общий тираж у нее уже 9 тысяч. Очень неплохо при среднем поэтическом тираже 500—1000 экземпляров. Хотя все равно мизер для страны, где 130 миллионов говорят по-русски…

Публикация стихов приносит поэту хоть какой-то заработок?

В России — нет, даже если ты успешен. Да и за рубежом тоже — может, лишь двое-трое из всех американских поэтов живут на тиражи. Знаю об этом не понаслышке, потому что мой муж американец, я живу на два дома — в России и США. Но за границей поэты не бедствуют — там множество премий и грантов, на всех хватает. В американских университетах принято приглашать поэта и платить ему только за то, чтобы студенты видели, как он иногда проходит по коридору. Считается, что поэт — священное животное, и одного его присутствия достаточно, чтобы поднять духовный уровень университета. А в Бельгии, например, в каждом городе есть свой городской поэт, это должность с приличной зарплатой. Я три месяца жила по приглашению в красивейшем месте Швейцарии. Что движет этими людьми — приглашать русского поэта, чтобы он жил у них и писал стихи? Почему в России иное отношение?..

Помнится, в советские времена у нас в стране для поэтов были творческие дачи.

Да, а сейчас наши поэты вынуждены ходить на службу, что очень мешает писать. Особенно если эта служба связана со словом — как у Лены Фанайловой, которая ведет радиопередачи, или как у Тимура Кибирова, который редактирует телерекламу. Если ты разгружаешь вагоны или что-то сторожишь, еще куда ни шло — ты можешь при этом думать…

Но что поделать, если на наши поэтические тиражи не прожить? В России к тому же очень большая проблема с книгораспространением. В советское время эта система была прекрасно отлажена, книги растекались по всей стране. А сейчас они остаются в Москве, в Санкт-Петербурге. В регионах многого нет, хотя книги там очень нужны. В Мурманске у меня была душераздирающая сцена, когда люди подходили ко мне за автографом — с моими стихами, распечатанными из Интернета и любовно переплетенными, в красивой обложке. Сейчас, по крайней мере, можно заказать книги через интернет-магазины. Но этого все равно недостаточно.

Небрежный Интернет

Кстати, как относитесь к публикации ваших стихов в Интернете?

Если говорить о форме распространения, хорошо, что у многих моих читателей есть хотя бы такая возможность их прочесть. Но меня расстраивает, что в Интернете зачастую очень неточное цитирование. Ведь каждую запятую расставляешь чуть ли не под микроскопом! А в Интернете при перепечатке с пунктуацией не церемонятся. Поэтому, хотя там можно найти много моих стихов, они не совсем аутентичные. Разве что на некоторых авторитетных сайтах вроде «Журнального зала» — там тексты выверенные.

Может, есть смысл завести свой сайт?

Как раз сейчас этим занимаюсь, скоро запущу. (Улыбается.) С Интернетом, кстати, у меня вообще связано много веселого. Представляете, у меня было два двойника — вели живой журнал от моего имени. Поскольку у меня нет ЖЖ, видимо, они решили восполнить эту лакуну, поочередно. Назвались моим именем, поместили там мою фотографию, публиковали мои стихи и отвечали на вопросы моих читателей!

И вы за этим спокойно наблюдали?

Первого терпела два месяца. Но когда 8 марта меня не поздравил никто, а его, самозванца, сразу несколько человек, я расстроилась и натравила на двойника свою дочку. Она обратилась к администраторам сайта, двойника убили. Но через год появился еще один. Он вел себя совсем неприлично — например, Пушкина обзывал, и ведь от моего имени! Но почему-то убрать его оказалось непросто, администраторы вдруг заявили: «А вы докажите, что он — это не вы». (Смеется.)

Доказали?

Доказала, хотя пришлось потратить на это несколько дней. Но такие случаи из разряда анекдотов. Гораздо неприятнее, когда вдруг узнаю из Интернета, что где-то поставили пьесу по моим стихам. Хочу обратиться в Российское авторское общество, надеюсь, оно поможет мне решить эту проблему.

Поэзия как роскошь

Вера, а поэзия, на ваш взгляд, — это роскошь или необходимость?

Царственная роскошь. Человек, который понимает поэзию, — аристократ. А аристократии в стране не может быть много. Когда послушать поэтов собираются стадионы, значит, в стране нездоровая ситуация. Что, например, заметно сейчас — все больше людей приходят на поэтические чтения. Если такое происходит, значит, поэзия уронила свой царственный уровень, снизошла до масс. А она не должна этого делать, поэзия — частное интимное дело.

Беседу мы начали с темы фатума. Как сказалась поэзия на вашей личной судьбе?

На первом же заседании литобъединения я встретила своего будущего мужа. С тех пор стихи привели в мою жизнь много прекрасных людей и трех мужей. Как видите, использую поэзию не по назначению. (Смеется.)

И все мужья — литераторы?

Нет, первый был музыкантом. Второй муж был поэтом-любителем, как и я. Третий был поэтом-профессионалом — я к тому времени тоже пришла к печальному открытию, что я действительно поэт. А мой нынешний муж — переводчик, знает 6 языков. Переводит мои стихи на английский и контролирует переводы на другие языки. Так что история моих замужеств выглядит как история браков по расчету, и многие даже пишут, что Вера Павлова — пиар-проект. (Улыбается.) Пиар и судьба и в самом деле схожи, но между ними есть важное различие. У судьбы хороший вкус, у пиара — нет. А еще в творчестве пиар не только не помощник, он первый враг.

Что вам необходимо, чтобы писать?

Чтобы я не беспокоилась, как прокормить своих детей. Чтобы мне никто не мешал писать, чтобы была возможность выспаться. И еще чашка натурального кофе. Остальное приложится.