Каждое перевоплощение Сергея Безрукова в значимую историческую фигуру, будь то поэт или даже сын божий - это без малого схватка не на жизнь, а на смерть между актером и его визави. Здесь впору говорить не о театральном искусстве, а о спиритических мистериях времен старой доброй викторианской Англии. Подобно многоопытному медиуму Безруков впускает в себя чужой дух, а потом всеми силами своей страстной натуры пытается укротить призрака, чтобы того хватило лишь на неловкие движения рукой по усыпанной буквами грифельной доске.
Если вкратце, то «Хулиган» - мощный, очень компактный моноспектакль с элементами концертного сопровождения: исполнителю главной роли солируют замечательные бэк-вокалистки, танцовщицы в чекистских кожанках и нэповских матросках время от времени исполняют современный балет, а зажигательный бэнд в уголке играет популярные музыкальные вариации на темы есенинской лирики. Сам актер почти всегда на первом плане, в кругу света – бьет себя в грудь кулаком, брызгает слюной, ругается матом, много улыбается и без устали рассыпает, расшвыривает вокруг себя лирические строчки с яростью и пылом настоящего гения русской поэзии. Оказывается, что Есенина можно не только выпевать, но и вытанцовывать; он щелкает каблуками лакированных туфель, флиртует со скрипачкой, ближе к финалу даже дерется на шпагах в каком-то удивительно бестолковом, но не лишенном изящества этюде.
С содержательной точки зрения можно говорить, что получился вполне связный и концептуально выстроенный рассказ о жизни поэта, где нашлось место как его любовным подвигам и хулиганским выходкам, так и пассажам в адрес идиллистической русской деревни (каким стал, например, великолепный «Сорокоуст», после которого, казалось, дьявол-паровоз сам выкатится на сцену). Много было политических восклицаний, вкрапленных в исповедь демонстративно грубо – поэт ехидно пародирует вождя мировой революции, вырывает из нагрудного кармана красную ленточку, а со сцены всегда удаляется маршевым шагом под звуки революционных песен. Есенин Безрукова – очевидная жертва безжалостного к своей стране и к её людям режима; Есенин Безрукова – надрывный, почти что истошный русофил; Есенин Безрукова – этакий нерв своего времени, который на протяжении двух часов разоблачается как душевно, так и натурально, сначала снимая пиджак, потом – жилетку, потом – галстук (в заключительной сцене нам предъявят и голый торс, но это, к сожалению фанаток, будет не Безруков, а некий молодой и убедительно кудрявый танцор).
Безусловная вершина спектакля – это прочтение «Черного человека», к которому, как в темный провал, в какой-то момент неостановимо начинает скатываться вагонетка всего сценического действа. Актер хохочет, гнусавит, впивается в лицо рукой в черной перчатке, вытягивает, выдирает из себя пугающие строчки, превращая их в какой-то бесноватый скрежет. За эту сцену простить ему можно все, возможно, даже финальную самовлюбленную видеонарезку из телевизионного «Есенина».
Как верно было замечено моим киноколлегой, ни к чему просто так тупить критическое перо, особенно если зал устраивает трехминутные овации и засыпает сцену цветами разве что не с горочкой. Однако факт остается таковым: мы идем на спектакль о поэте, держа в голове фамилию знаменитого актера, а покидаем выступление актера, памятуя о том, что да, жил когда-то знаменитый поэт. Это не то чтобы плохо, и, конечно, совсем не хорошо – но иначе в случае Сергея Витальевича просто не бывает.
Евгений Мельников
