Театральная история в 2-х актах, камерная сцена, 2 часа 25 минут, 16+
За последнее время лучшие работы Олега Рыбкина рождались именно на малых сценах: вспомним недавнюю мистическую притчу с элементами триллера «Тихий шорох уходящих шагов» или убийственно изящное «Путешествие Алисы в Швейцарию». «Костюмер» по пьесе британца Рональда Харвуда тоже красив — могучей, раскидистой красотой признанной театральной классики; правда, не совсем ясно, для каких целей эта красота предназначена.
На камерной сцене театра им. Пушкина художник-постановщик Игорь Капитанов обустроил уютное, многомерное пространство театрального закулисья: гримерка артиста с кушеткой и столиком, раритетные афиши, неподалеку — винтажный пульт помощника режиссера; на заднем плане — медные пластины шумовой машины, небольшая лестница, ведущая прямиком «на подмостки». Престарелый актер британского провинциального театра сэр Джон (Валерий Дьяконов), который на самом деле вовсе никакой ни сэр, готовится к очередному выходу на сцену в образе короля Лира. Он смертельно устал, он болен, он напоминает испорченный музыкальный инструмент, из которого не издать ни звука без помощи искусного настройщика. В этой роли выступает костюмер Норман (Андрей Киндяков), который на самом деле куда больше, чем простой костюмер — он верный друг и соратник потускневшей знаменитости, единственный человек, способный вернуть сэра Джона из глубин беспамятства, раздув в том тлеющие угольки некогда могучего духа. Норман услужлив, но не лишен мягкого гонора; он ревнив — и с подозрением воспринимает попытки других членов труппы покуситься, как ему кажется, на расположение его хозяина.
Впрочем, компаньоны сэра Джона — актриса Миледи (Елена Привалихина), которая на самом деле вовсе никакая не миледи, молоденькая дебютантка Айрин (Анастасия Малеванова), которая ровно та, кем кажется на первый взгляд, администратор театра Мейдж (Светлана Сорокина), комические Торнтон (Марк Парасюк) и Оксенби (Владимир Пузанов) так утомлены унизительным бытом вечных гастролеров и своими нереализованными мечтаниями, что без особого энтузиазма воспринимают энергичные попытки Нормана оживить мэтра. Каждый из них, вольно или нет, вносит свой элемент диссонанса в происходящее и неудивительно, что в таком гуле «настроить» сэра Джона, кажется, нет никакой возможности. А на дворе — 30-е годы, война, немецкие самолеты бомбят английские города, поэтому выйти на сцену и сыграть — это больше, чем отдать долг зрителям, это — акт гражданского сопротивления...или позерство, которое диктуют главным героям их актерские инстинкты?
Тот факт, что почти все здесь немножко не те, кем представляются, не есть символическое отражение нехитрого процесса лицедейства в сюжетной фабуле, а воплощение самого духа пьесы, в которой персонажи не в силах оценить друг друга по заслугам, давно уже ничему не верят, но отчего-то продолжают цепляться за обшарпанные театральные маски, которыми привыкли заслоняться. Под ними нет симпатичных, привлекательных или хотя бы заслуживающих жалости лиц. Сэр Джон — хитрый, не слишком приятный старик, который пытается любыми способами удержать в слабеющих пальцах ниточки, скрепляющие с ним других членов труппы. Остальные: нереализовавшиеся карьеристы, отвергнутые бездарности, безответно влюбленные — персонажи страдательные, но замкнутые на себе и потому равнодушные к остальным. Даже Норман — вечный, благожелательный, сердечный Норман, имеет свои амбиции, свои претензии к деспотичному хозяину, которого он выталкивает на сцену с упорством матери, снаряжающей сына-школьника в морозную ночь.
Спектакль Олега Рыбкина серьезен, богат актерской фактурой, пропитан бытовой драматикой и обязательным пафосом рассуждений о судьбе артиста: в нем много размашистых жестов, театральных появлений, немых сцен; поначалу кажется, что это слишком взрослая, даже возрастная постановка, предназначенная для возрастного же восприятия. Параллели с шекспировской трагедией, которая якобы разыгрывается труппой, очевидны (даже в системе персонажей — самовлюбленный тиран, три его дочери, шут), но впадать в искушение, полагая, что это спектакль о предательстве и прощении, не стоит. Да, акценты здесь расставлены таким образом, что костюмер долгое время остается незамеченным — этаким вспомогательным персонажем, оттеняющим трагедию большой звезды. Отчасти этому способствует режиссерское решение сделать Нормана ощутимо моложе сэра Джона, что заметным образом снижает остроту конфликта между ними (слова Нормана «куда же я уйду от вас»? кажутся таким же лукавством, как постоянные заигрывания сэра Джона с окружающими). Дьяконов заполняет своим персонажем пространство словно воздухом, стягивает все драматические токи к персоне умирающего артиста и удерживает их до самого трагического конца.
Однако ближе к финалу страдания костюмера и его персональная трагедия все-таки вырываются на первый план — словно вскрывается двойное дно в сундуке, о котором все знали с самого начала, но игнорировали скрытые там сокровища, поскольку рядом были дела поинтереснее. Сотворив, казалось бы, немыслимое — вновь вдохновив сэра Джона на борьбу со временем, Норман обнаруживает себя заброшенным и преданным: старый актер даже не упомянул его в своих предсмертных мемуарах. Высокая человеческая победа оказывается исключительно альтруистической, но, как уже упоминалось, Норман — отнюдь не альтруист. Это финальное переключение переводит спектакль во вневозрастную плоскость, внезапно заставляя сопереживать и героям, и самому себе, ибо всем нам свойственно не замечать по-настоящему важных и нужных людей
Но не поздно ли — за считанные мгновения до занавеса?
Евгений Мельников
фото: new.sibdrama.ru
