— Какую книжку Вы прочитали первой в жизни?
— Не помню точно... Скорее всего, какие-нибудь сказки. До сих пор люблю перечитывать те сказки, которые нравились мне в детстве — «Черную курицу» Погорельского, «Приключения Буратино» в пересказе Алексея Толстого, «Аленький цветочек» Аксакова... Уже тогда, в раннем детстве, я ценил в писательстве, прежде всего, умение сочинять, выдумывать, фантазировать.
— Как открылось Вам ваше призвание, что подсказало или подтолкнуло стать писателем?
— Помню, еще когда я был в детском садике, я всем нагло заявлял, что обязательно стану «писателем и художником». Художником не стал (хотя всегда любил и люблю изобразительное искусство, может быть, даже больше, чем литературу), писателем — каким-никаким — стал... Всякие истории любил сочинять, еще не умея писать. В пионерских лагерях, по ночам, когда ребята рассказывали всякие «страшные истории», услышанные ими или прочитанные, я эти истории придумывал на ходу. А первое свое литературное «произведение» написал в 1956 году, когда учился в 6 классе — это была детективная повесть «Тайна Черной Степи». Главными ее героями были американские шпионы и советские контрразведчики. К настоящей литературе это, конечно же, отношения не имело, но моим друзьям-одноклассникам — нравилось. Требовали — неси продолжение! И я писал для друзей. В старших классах писал стихи. Всерьез стал писать — прозу — примерно в 1960 году. Находился под влиянием Леонида Андреева и Достоевского. Достоевским «заболел» еще в школе, хотя мы его «не проходили» — и до сих пор им «болен».
— Писать — это профессиональная деятельность или любимое занятие?
— И то, и другое. В течение многих лет я относился к писательству именно как к любимому занятию, то есть абсолютно бескорыстно (да если уж честно, и сейчас отношусь так же). Писательство — это болезнь, нечто вроде наркомании, и болезнь эта неизлечима... А первый гонорар я получил за рассказ «Обманщик» в 1966 году. Первая же книга вышла в 1979 году — вот тогда и почувствовал себя впервые профессионалом, то есть человеком, способным зарабатывать на жизнь именно литературным трудом. Кстати, профессия литератора предполагает ведь не только сочинение художественных текстов, но и умение писать очерки, рецензии, статьи, делать переводы по подстрочникам, редактировать чужие тексты, работать в газетах, журналах... В настоящее время я занимаюсь профессионально тремя делами одновременно: на жизнь зарабатываю журналистикой (газетной поденщиной), почти все свободное время отдаю сочинению рассказов и повестей (которые публикую в тех же газетах, в журналах, в сборниках и издаю в виде книг) и еще много сил и времени трачу на редактирование чужих текстов для журнала «День и ночь», где числюсь заместителем главного редактора.
— Почему Вы в молодости избрали профессию психиатра? Хотели быть врачом, лечить?
— Мог бы ответить, как герой «Лолиты» Набокова: «В молодости я, как и многие неудачники, хотел стать психиатром...» А если всерьез — то я просто был вынужден выбирать какую-то приличную профессию, минимально связанную с идеологией. Даже будучи школьником, я прекрасно понимал, что прожить (честно прожить) на литературные гонорары абсолютно невозможно. Вот и выбрал хорошую, добрую, гуманную профессию... может быть, по примеру Чехова, которого я всегда обожал. (Чехова я любил нежно, а Достоевского — с мукой и болью). Кстати, и сейчас считаю, что выбор мой был правилен. Да, у меня не было страстного призвания вообще к медицине, это был «брак по расчету», но постепенно я полюбил психиатрию — ведь она, по сути, занимается тем же, чем и настоящая литература — душой человека. То есть получается так, что психиатрия и литература — две смежные профессии. Впрочем, это не помешало мне спустя 13 лет (таков мой врачебный стаж) уйти из медицины. Устал. Надоело. «Нанюхался».
— Если согласиться с утверждением, что писатель — целитель душ, какой метод лучше других характеризует Ваше творчество (оперативное вмешательство, шоковая терапия, психоанализ, траволечение, шаманство)?
— Та литература, которой я занимаюсь и которая мне близка, может быть сравнима и с шокотерапией, и с психоанализом... Но вообще-то писатель не должен стремиться к излечению (все равно это безнадежное дело, ведь литература никогда никого не спасала), литературное произведение может быть историей болезни, хороший писатель может поставить точный диагноз (чаще диагноз бывает ошибочным, и это не должно приводить в отчаяние), а вот замахиваться на роль целителя, исцелителя, спасителя, мессии, пророка (можете продолжить этот ряд) честный писатель не должен. Хотя — соблазн велик... И чем крупнее писатель, тем больше он претендует на роль Исцелителя. Но все это — заблуждения страстных умов и больших талантов.
— У Робинзона Крузо была одна книга — библия, а Вы какую книгу взяли бы на необитаемый остров? Только одну! А пять?
— На необитаемый остров я взял бы большой однотомник Пушкина. А если пять книг — то Пушкина, «Идиота» Достоевского, томик рассказов Чехова, Библию, томик стихов Блока. Этого бы хватило на всю оставшуюся жизнь. Да и одного Пушкина бы хватило.
— Как Вы считаете, литература учит жизни или уводит от реальности?
— Литература может многое. Она может и развлекать, и отвлекать (уводить от реальности), и учить жизни... Но лучше бы она не делала ни того, ни другого, ни третьего. На мой взгляд, литература должна помогать разобраться в жизни, в душе человека, и делать это она должна (вот уж точно — должна, обязана!) в острой, живой, увлекательной, яркой форме. Вроде бы, я сам себе противоречу — но, вероятно, следует совмещать все функции одновременно: и анализировать душу, и искать смысл жизни, и развлекать, и немножко (не очень навязчиво) учить чему-нибудь полезному, как бы между прочим... А «уводить от реальности» — что ж, и этим невольно занимается писатель. Если строго и честно, литература вообще — игра в прятки с реальностью, с жизнью... Сам писатель прячется от жизни — а еще набирается наглости УЧИТЬ других, как им следует жить. Нет, не зря при любой власти к писателям относились настороженно. Ненадежный они (мы) народ. Правильно я написал в одном из своих рассказов, что на месте властей я бы писателям платил за то, чтобы они НЕ писали. Но это, конечно, шутка. Главный вывод — к словам писателя ни в коем случае нельзя относиться всерьез. К этим моим словам — тоже. Но... И так далее, до бесконечности. Ведь литература, кроме всего прочего, еще и азартная игра, в которую писатель играет сам с собой. И в лучшие свои минуты он о читателе вообще не думает. А с какой стати о нем думать? Ведь читатель-то о писателе не задумывается...
— Любимый лирический герой у авторов обычно примерно одного возраста, одних привычек, одного мировоззрения, и выражает какое-то определенное время. Вы писатель какой эпохи? (60-х, 70-х, 80-х, 90-х, третьего тысячелетия).
— Ничего удивительного. На то он и лирический герой, чтобы во многом (но не во всем!) совпадать с автором. Мои герои, чаще всего, очень близки мне. Это, скорее, недостаток, чем достоинство. Большой писатель должен уметь постигать душу даже тех людей, которые далеки и чужды ему по духу. Как, например, умел Лев Толстой. Мне это не очень удается, да меня и не очень интересуют ДРУГИЕ люди. Я, вероятно, излишне эгоцентричен. А насчет эпохи... Ну, конечно, мне ближе время ушедших 60-х, 70-х, 80-х годов... В нынешнем времени ориентируюсь хуже, оно слишком мелькает перед глазами, а прошлое — оно СТОИТ перед мысленным взором, оно всегда со мной. Я весь в прошлом, конечно. Будущего — боюсь, настоящее меня раздражает. Типичный синдром пожилого человека. Главное — сохранять самокритику.
— К Вам подходит определение «современный писатель»?
— Да, мне кажется, я — писатель современный (несмотря на все вышесказанное). При всей моей погруженности в прошлое я выражаюсь современным языком (а язык — это главное), понятным моим современникам. И пишу я о том, что понятно другим, даже молодым. Мне так кажется. Возможно, я заблуждаюсь...
— Вы организовали и вели в 80-х годах литературный клуб «Дебют». Что сейчас с его членами, стал ли кто-нибудь профессиональным писателем, поэтом?
— Литературный клуб «Дебют» — одно из светлых воспоминаний моей жизни. Многие члены этого клуба стали профессиональными литераторами: прозаики Василий Близнецов, Юлия Старцева, Алексей Бабий (который, кстати, на днях дал мне почитать свою новую, очень интересную повесть «New Пигмалион»), поэты Михаил Мельниченко, Сергей Князев, Владимир Жабин. Популярный ныне фантаст Андрей Лазарчук тоже когда-то ко мне ходил.
— Что для Вас Красноярск — лично для Вас, и в творчестве?
— Красноярск для меня много значит. Это и моя родина (хожу по улицам города, как по личному, персональному заповеднику — могу водить экскурсии!), и место действия большинства моих литературных текстов. Во многих моих рассказах и повестях место действия — вымышленный город Кырск — это, конечно же, Красноярск.
— Насколько актуально до сих пор деление писателей на демократов и патриотов, которое происходило в 90-е?
— Демократы, патриоты... это, конечно, все глупости и чепуха. Писатели делятся на талантливых и бездарных (хотя, впрочем, бездарный человек и не может быть писателем). Короче: деление на «демократов» и «патриотов» — временное и условное. Всерьез об этом даже говорить не стоит. И вообще — союзы писателей не нужны, это пережиток социализма. Творческие люди могут объединяться в клубы, объединения, а еще лучше — работать поодиночке, в тиши своих кабинетов. Каждый писатель — единоличник, в колхоз загонять их не надо. А вот Литературный Фонд — это была полезная организация (Литфонд был создан еще в ХIХ веке — при Льве Толстом, Тургеневе и пр. — для помощи бедным, больным и «пьющим» писателям). Жаль, что Литфонд разворовали, это единственное, что следовало бы сохранить. Много чего под шумок перестройки разграбили — писатели потеряли и поликлиники, и дома творчества, и всякие льготы.
— Какая она для Вас — современная литература? Как Вы выбираете сегодня, что читать?
— Современная литература очень интересна и сложна. Она — разная, и это замечательно. Я не разделяю стонов и воплей о том, что, мол, литература погибла и т.п. Ничего она не погибла. Кризис, конечно, есть, но кризис — это симптом грядущего выздоровления, возрождения и расцвета. Убежден в этом абсолютно. Завтрашние гении — среди нас. Мы их пока просто не замечаем. Скоро — заметим. А если говорить конкретно — кто мне нравится? Из прозаиков — Фазиль Искандер, Анатолий Гаврилов, Евгений Попов, из поэтов — Олег Чухонцев, Вера Павлова, Борис Рыжий (правда, он в 2001 году ушел из жизни в 26-летнем возрасте, но ведь у поэта нет даты смерти). Разумеется, я не говорю сейчас о массовой литературе (Акунин — это классная стилизация, дамские романы — вообще мусор).
— Что сейчас происходит с журналом «День и Ночь»? Есть ли у него будущее?
— Убежден, что журнал будет жить. Сегодня это — лучший региональный журнал России (не верите — возьмите журналы «Сибирские огни», «Енисей», «Байкал» и что там еще? — и сравните). Горжусь тем, что имею отношение к этому журналу. Журнал жив. На днях вышел первый номер за этот, 2004-й год. Выйдет и следующий, и еще, и еще... На вопрос «доброжелателей» из стана братьев-писателей, как, мол, ваш журнал поживает, я обычно отвечаю: не дождетесь.
— Какое у Вас хобби? Как Вы проводите свободное время?
— Свободного времени у меня нет. Хобби — тоже. Очень много времени сжирает газета (надо на жизнь зарабатывать), все свободное время трачу на свою «наркоманию» — литературу. Конечно, хотелось бы заниматься только ей, но гонорары сейчас настолько малы, что приходится заниматься всевозможным окололитературным ремеслом: газетой, рецензированием и т.п. Ну, так ведь еще классик сказал, что «мы играем не из денег, а только б вечность проводить!»...
Беседовала Мария Шуфледович
Русаков Эдуард Иванович, писатель
Родился в Красноярске в 1942 году, окончил Красноярский медицинский институт в 1966 году, три года жил и работал в деревне Поймо-Тина врачом-психиатром краевой психиатрической больницы.
Вернулся в Красноярск, где работал психиатром в городской психбольнице до 1981 года.
В 1979 году вышла первая книга — «Конец сезона» (сборник рассказов, Красноярское издательство). После этого выходили книги в Красноярске и Москве («Белый медведь», «Театральный бинокль», «Остров Надежда», «Стеклянные ступени», «Дева Маруся», «Ряд волшебных изменений», «Палата N 666» — вышла в Москве двумя изданиями).
Публиковался в различных сборниках, журналах «Юность», «Сельская молодежь», «Знамя», «Согласие», «Сибирские огни», «День и ночь», «Остров» (Берлин), «Енисей». Переводился на немецкий, французский, японский, казахский, латышский, азербайджанский, финский и другие языки, выходили книги в Болгарии, Венгрии, рассказы печатались в сборниках в Германии и Франции.
Последняя значительная публикация — документальная повесть «Свободен, как солнечный зайчик» (Жизнь художника Андрея Поздеева) — в журнале «День и ночь» (2003 г.). После ухода из медицины (1981 г.) работал редактором на киностудии, руководителем краевой литературной студии «Дебют», в администрации Красноярского края (1991-1994 гг.), уволился оттуда по собственному желанию. С тех пор зарабатывает на жизнь журналистикой, в настоящее время — обозреватель газеты «Красноярский рабочий».
Заместитель главного редактора журнала «День и ночь».
Член Союза российских писателей.
Член международного ПЕН-клуба (Русский ПЕН-центр, сибирский филиал).
Семейное положение: женат, двое детей.
