О перспективах «зеленой энергетики»
Компания СУЭК — крупнейший в России производитель угля. Нет ли угрозы смещения топливно-энергетического баланса в сторону от этого вида топлива в силу экологических или иных причин?
Потребление энергии в мире растет. Растет число населения, и в условиях продолжающегося экономического роста всё большее количество людей желает жить лучше. Растущее человечество улучшает качество своей жизни, используя все большее количество машин, которые используют все больше энергии. Люди не хотят зависеть от изменений погоды — вот и растущий спрос на отопление, охлаждение, освещение, опреснение, очищение, перемещение, вычисление. Я верю, что этот спрос будет расти и дальше. Авторитетные прогнозы оперируют цифрами роста совокупного потребления энергии примерно на 35–40 процентов в ближайшие двадцать лет.
Удивительно, но факт: чем больше человечество добывает ископаемых ресурсов, тем больше запасы ресурсов, перспективных к добыче в будущем.
Основная причина — непрерывное совершенствование технологий геологоразведки и добычи. За последнюю сотню лет неоднократно декларировался тезис о приближении к концу доступных ресурсов — но пока все наоборот. Меня не очень беспокоит, что мой iPhone невозобновляемый, — через пару лет я его наверняка выкину, заместив чем-нибудь более технологически совершенным, и никаких плохих чувств при этом я испытывать не буду.
А как быть с влиянием сжигания ископаемого топлива на парниковый эффект? Насколько активно влияют на баланс западные регуляторные органы?
Отрицать факт существования парникового эффекта и влияния деятельности человечества на выбросы углекислого газа бессмысленно. За последние 250 лет его содержание в атмосфере повысилось с 0,03 до 0,04 процента, и из 200 миллиардов тонн углекислого газа, ежегодно уходящих в атмосферу в рамках углеродного цикла, почти 10 миллиардов имеет отношение к деятельности человека.
Тут важно не ошибиться, цена ошибки — десятки миллионов человеческих жизней. По данным Мирового банка, в мире 1,1 миллиарда человек не имеют доступа к электричеству; по данным ВОЗ, 1,5 миллиона человек ежегодно умирают от того, что готовят пищу на открытом огне, вдыхая неочищенные продукты сгорания. Причина тут исключительно экономическая: нужны инвестиции в создание инфраструктуры, нужна электроэнергия по доступной цене.
Мне представляется, что активно рекламируемые сегодня технологии производства возобновляемой энергии — биомасса, энергия ветра и солнца — неперспективны и в борьбе с изменением климата они нам особо не помогут, а продвижение экономически неперспективных технологий за счет бюджетных субсидий или регуляторных ограничений на использование традиционных видов топлива, включая атомную энергетику, есть самое что ни на есть неоправданное отвлечение ресурсов от решения реальных задач.
Почему?
Гидрогенерация сегодня составляет примерно 6 процентов в первичном производстве энергии в мире. Доступный пресноводный ресурс хоть и называется возобновляемым, тоже крайне ограничен. Конкуренция за него, в первую очередь со стороны сельского хозяйства, крайне велика. Следует учитывать и побочные последствия развития гидрогенерации: гибель лишаемых привычных путей миграции обитателей водоемов, утрата значительных земельных ресурсов при создании водохранилищ, порой не совсем добровольное массовое переселение людей.
По оценкам Международного энергетического агентства, техническая возможность потенциала роста производства гидроэнергии в мире — примерно в два раза. В условиях роста спроса на энергию это приводит нас к цифрам, ограниченным 7-8 процентами в обозримой перспективе.
Тем временем вся Германия уставлена ветряками...
Суммарный вклад ветра и солнца в общее производство энергии составляет примерно один процент. Фундаментальная проблема сводится к низкой концентрации природной энергии. Чтобы извлечь значимый объем низкоконцентрированной энергии, надо извлекать ее из большего пространственного объема. Больший объем означает много невозобновляемых грязных материалов, необходимых для производства малого количества чистой возобновляемой энергии. К примеру, для производства одного мегаватта электроэнергии из ветра требуется использовать примерно 550 тонн железа и стали в сравнении с 35 для угольной и пяти — для газовой электростанции.
К тому же низкая концентрация энергии означает необходимость использования большой земной поверхности — в цифрах речь идет примерно об одном квадратном метре для производства одного ватта ветряной энергии или производства энергии солнца от пяти ватт в не очень солнечных странах (Германия) до 20 ватт в солнечных пустынях. Наверное, есть потенциал повышения продуктивности производства — в первую очередь в солнечной генерации, — хотя, опять-таки, это никогда не превысит средний объем естественной солнечной радиации на один квадратный метр — примерно 170 ватт. Для сравнения: сегодня при производстве электроэнергии на угольных станциях достигнут показатель до 1000 ватт на квадратный метр, и это с учетом земли, используемой для добычи угля.
Вот наглядный пример: обеспечение электроэнергией жителей США потребует размещения солнечных панелей на территории, примерно равной территории Испании, или ветряных установок на территории примерно размером с Казахстан.
Вы правы: Германия действительно выглядит уставленной ветряками. Однако, доля угля в энергобалансе Германии — 44, а в России — примерно 20%. И мне кажется, что мир будет выглядеть еще менее симпатично, если шумные, вибрирующие, высокие и очень металлоемкие генерирующие объекты займут площадь, в тысячу раз превышающую площадь земли, занимаемой сегодня компактными территориями добычи угля и электростанциями. Есть проблемы и с экологией. Недавно мне попалась на глаза печальная статистика: одна ветряная ферма в Алтамоне, Калифорния, убивает 20-25 золотых орлов каждый год; судьба орангутанов, вытесняемых растущими плантациями биотоплива в Индонезии, тоже вызывает серьезную озабоченность.
К тому же давайте не забывать, что солнце ночью не светит и ветер не всегда дует с постоянной силой.
А как насчет замещения угля газом?
Я не верю в полную и окончательную победу газа над углем, особенно в Азии, где быстро растет энергопотребление. Уголь существенно дешевле и доступнее, его запасы гораздо более равномерно распределены по планете. Действительно, при сжигании угля высвобождается большее количество углекислого газа — оперируют показателями, «примерно в два раза».
Однако мне представляется, что более адекватна оценка воздействия на парниковый эффект полного цикла производства — с учетом добычи, транспортировки и сжигания. Природный газ — это метан, а влияние метана на парниковый эффект примерно в сто раз выше влияния углекислого газа в первые двадцать лет после выброса и примерно в двадцать раз на более долгосрочном горизонте. При добыче и транспортировке газа есть утечки метана в атмосферу, при добыче угля утечки метана из угольных пластов существенно меньше, а при транспортировке они отсутствуют. Такой взгляд начинает приводить к цифрам «примерно на двадцать процентов больше», что уже сравнимо. Дальнейшее изучение, как мне кажется, покажет, что на разных рынках все будет по-разному (например, вследствие разности длины плеча транспортировки газа и состояния трубопроводной системы), но я верю, что самое распространенное и дешевое топливо еще долго будет играть ключевую роль в энергетическом балансе человечества.
Важное отличие угля от газа — большее количество неблагоприятных для человека и природы примесей: сера, азот, ртуть, твердые частицы, — однако современные экономически адекватные технологии очистки, используемые на вводимых в последние двадцать лет угольных станциях, полностью справляются с улавливанием этих выбросов. В отношении сокращения выброса углекислого газа при сжигании угля магистральный путь понятен: КПД современных угольных станций на треть выше, чем у тех, что строились ранее. В целом в мире парк угольных станций существенно старше парка газовых станций, поэтому просто за счет их постепенного вывода из эксплуатации и замены новыми будет обеспечиваться снижение выбросов углекислого газа.
В России же ключевой задачей давно пора бы определить развитие когенерации — совместной выработки тепла и электроэнергии. Например, КПД сжигания угля на станции, работающей в режиме когенерации, достигает 70-80 процентов, в отличие от среднего КПД при переработке в электроэнергию, составляющего примерно 30-35 процентов.
При этом доля газа в производстве энергии будет увеличиваться, в первую очередь за счет снижения себестоимости его производства, вызванного прогрессом в развитии технологий добычи и транспортировки. К примеру, в США в последние годы сланцевый газ серьезно теснит уголь в секторе поставок на электростанции. Плюс капитальные затраты на строительство газовых станций ниже, чем на строительство станций угольных.
Какое место занимает в вашей модели Сибирская генерирующая компания?
Когда в конце 2008 года мы получили энергоактивы в операционное управление, их техническое состояние было тяжелым (возраст станций — 30-70 лет). За несколько лет была реализована программа строительства и модернизации десяти энергоблоков по договорам поставки мощностей общей стоимостью 85 млрд рублей, и эти два гигаватта новой мощности стали технической и экономической базой для дальнейшего развития компании. Теперь актуальная задача — достроить адекватную систему управления, возможно, нарастить размер деятельности. С бизнес-стратегией все тоже понятно: повышать операционную эффективность и надежность, увеличивать долю экономически и экологически существенно более эффективной когенерации, замещая на тепловом рынке котельные, а на электрическом — электростанции, работающие в конденсационном режиме. В конечном итоге СГК создает основу для того, чтобы в будущем обеспечить быстрый рост хозяйства и промышленности сибирских регионов, на которые мы делаем ставку.
Хотелось бы объяснимого регулирования
Как вы оцениваете макроэкономическую ситуацию в России? Как долго продлится кризис и где факторы, которые могли бы ускорить выход из кризиса?
В последние годы наше государство все более концентрируется на тактике, чему необходимость преодолевать то один, то другой кризис особенно способствует. В тех отраслях, которыми занимаюсь я, эта тактика сводится к сдерживанию цен.
В энергетике государство стремится обеспечить гарантированное предложение электрического тока и тепла всем желающим по заниженной цене. Это тормозит и останавливает вложения в модернизацию предприятий энергетики, в замену тепло- и электросетей, не дает развиваться энергомашиностроению, инжинирингу, негативно влияет на поставщиков топлива. Подозревать, проверять, предлагать перераспределить каким-нибудь непонятным и все более искусственным методом — это существенно проще, чем созидать и создавать долгосрочную ценность.
Сделать что-то получше в любом производстве — будь то растениеводство либо производство электроэнергии или тепла — можно только, проинвестировав капитал и приложив организационные усилия. Отсюда первая развилка: государство может либо изъять капитал из экономики через налоги и инвестировать его самостоятельно, либо доверить этот процесс профессиональным капиталистам.
Основное различие тут в том, что частный инвестор рискует своими и привлеченными на рынке деньгами, а уполномоченный государством институт — деньгами населения, сконцентрированными административным путем. Я верю, что доверить предпринимателю инвестировать свое — моральнее и экономически правильнее.
Исходя из этого мне представляется, что роль государства должна в основном сводиться к обеспечению привлекательных условий для частного инвестирования, в первую очередь к снижению рисков непредсказуемых действий самого государства, а также к поощрению конкуренции.
Что вы имеете в виду?
Проблема с централизованным теплоснабжением сводится к тому, что наиболее эффективной формой этой деятельности объективно является региональная монополия. Почти всегда в наших крупных городах существенно более оправданно с экономической и экологической точек зрения производить тепловую энергию на двух-трех крупных ТЭЦ, одновременно вырабатывая и продавая на рынке электроэнергию, нежели производить тепло в десятках отдельных котельных.
Система транспортировки тепла также становится гораздо более эффективной и надежной при наличии единого правильно мотивированного профессионального оператора. Монополиста, разумеется, надо регулировать — требуя от него предоставления услуги гарантированного качества, прозрачной процедуры подключения новых клиентов и тому подобного. При этом монополисту надо платить, и встает вопрос, какая плата является адекватной.
Мне кажется, что оптимальна обсуждаемая последние два с половиной года в правительстве модель альтернативной котельной. Суть модели: при отсутствии рынка цена для монополиста должна быть такой, какая сформировалась бы на рынке, если бы он был конкурентным, то есть цена формировалась бы в результате конкуренции самых современных котельных. Разумно предположить, что цена такого рынка была бы не ниже средней полной (с учетом окупаемости инвестиций) себестоимости производства у его участников и при этом вряд ли бы ее заметно превышала, так как в противном случае потребителю было бы выгоднее построить собственную котельную.
А как сейчас?
Сейчас удивительно. Дешевому поставщику теплоэнергии регулятор исходя из себестоимости производства определяет плату подешевле, а дорогому — подороже. Рентабельность определяется как процент от реализации. Иными словами, на рынке одного и того же товара присутствуют две цены: подешевле — более эффективному участнику рынка и подороже — менее эффективному. Как следствие, менее эффективные вытесняют более эффективных.
Модель альтернативной котельной ведет к повышению платежей населения за тепло. В ряде регионов цена повысится, но в ряде — понизится. В среднем по стране цена альтернативной котельной получается примерно на 25 процентов выше текущего уровня. При этом никому не надо, чтобы цена единоразово возросла на эту величину. Сегодня расходы населения на обогрев занимают в среднем 4-5 процентов потребительской корзины, а в результате выхода на тариф альтернативной котельной в условиях отсутствия роста реальных доходов населения доля тепла возрастет до 5-6 процентов доходов населения.
Введение такой модели ценообразования приведет к инвестиционному буму в отрасли с колоссальным мультипликативным эффектом для поставщиков-смежников, существенно повысит энергоэффективность и уменьшит выбросы углекислого газа и вредных веществ. Лет через десять проблемы с теплом будут вспоминаться примерно так же, как сегодня вспоминаются проблемы с отсутствием возможности провести в квартиру телефон.
Понятно, что от бюджета потребуется поддержать определенную категорию населения — но опять-таки, прозрачный процесс доведения средств поддержки до объективно нуждающихся в них граждан, безусловно, окажется более эффективным, чем альтернатива.
Вы надеетесь, что государство решится на внедрение предлагаемой модели?
Честно говоря, не очень. И другие участники рынка тоже не слишком оптимистичны. То, что процесс выхода частного капитала из теплового бизнеса начался, — об этом можно говорить уже с уверенностью. Многие муниципалитеты стали собственниками ТЭЦ, с ответственностью за неминуемую деградацию технического состояния этих сложных технологических объектов. К сожалению, среди высоких руководителей пока еще никого серьезно не насторожил тот факт, что объекты стоимостью десятки миллиардов рублей собственники дарят, уходя таким образом от затрат на убыточную эксплуатацию.
Зачем тебе, если ты не жулик, ворующий на потоках независимо от прибыльности или убыточности обкрадываемого бизнеса, а долгосрочный инвестор, вкладывающий деньги с целью извлечения честного дохода на капитал, присутствовать в таком неблагодарном занятии, неся при этом как минимум репутационную ответственность за надлежащее состояние того, что за эти деньги надлежащим образом содержать нельзя?
Как мне кажется, у правительства есть ощущение, что тянуть ситуацию можно еще долго. Мне так не кажется. Количество аварий растет, постоянно растет и себестоимость разваливающегося хозяйства — и за это все равно в той или иной форме платит потребитель, только в итоге получается все дороже. Не думаю, что это нашей стране хоть чем-то выгодно.
Источник: expert.ru
