Совершенно. Другой. Мир.
На объявление откликнулось двое: я и еще один парень 26 лет. На следующее утро нас уже везли на ферму, в рюкзаках — банные принадлежности, теплая одежда и спальное белье. Спецовку обещали выдать на месте (как потом выяснилось — обманули).
Приехали в Таскино очень рано. Воздух все еще был по-утреннему морозный, а сама ферма казалась пустой и заброшенной. Кругом ржавые трактора, горы металла под снегом. На улице ни души, не считая огромной собаки у ворот, встретившей нашу машину страшным лаем. Эта атмосфера меня насторожила. Как оказалось, все работники фермы были уже заняты своими делами и разбрелись по своим углам. Мы же сразу рванули к баракам, чтобы занять койки и сбросить вещи. От бараков до ворот на ферму, столовой и единственного туалета на всю округу нужно было идти чуть больше километра. Мы жили у самой дальней стенки всего участка — сбежать незамеченным точно не вышло бы.
Девушка по телефону сказала мне, что общий язык с конюхами я найду быстро, потому что она даст комнату, где живут двое русских ребят. И это были единственные русские на ферме до нас. Все остальные рабочие на ферме были узбеками. Не считая нашего начальства — двух русских девушек, одна из которых нас сюда и привезла. Других девчонок на ферме не было.
Комната с гриль-печью
В крохотной комнатке нас теперь жило четверо. Через весь барак тянется голый коридор с маленькими окошками у потолка и шестью дверями, одна из них — в душевую. На подоконниках под потолком лежат разноцветные пакеты с чем-то темным внутри, позже я узнал, что так конюхи хранят мясо, которое они то ли стащили, то ли купили. Кроме лошадей на ферме разводят еще баранов и прочий мелкий рогатый скот.
В каждой комнате спит по четыре человека, а сами комнатки такие миниатюрные, что там и двум мужикам тесно. Один из парней говорит:
— В конце весны и в начале лета всегда приезжает куча народу. Бывает, и по восемь человек в комнатах спят, так что радуйтесь простору, пока можете.
Со временем я потихоньку стал понимать, что здесь к чему. К примеру, сразу сообразил, что наша комната в разы современней, чем другие. У нас был обогреватель, неплохой чайник и плита. Под кроватью одного из парней лежала переносная гриль-печь. Как оказалось, руководство пришло на эту ферму с ипподрома в Емельяново и захватило с собой оттуда пару ребят, к которым нас и подселили. В общем, все на ферме жили одинаково плохо, но наша комната жила чуть получше.
Зато мы и работали больше. Не потому что спрос со знакомых выше, а потому что мои соседи — ребята опытные, и много чего понимают в коневодстве. Их патриотизм к своему делу меня восхищал. Даже измотанные и голодные они продолжали обхаживать лошадей как родных.
— Ты еще поймешь, что от твоей работы зависят жизни многих лошадей. Я видел, как они умирали, как гнили их копыта от аммиака в испражнениях. После такого ты многое понимаешь, и усталость уже не помеха, — уверял меня сосед.
Кто в стойле? Ты в стойле!
Их самоотдача меня восхищала, потому что с фермы, по сути, было запрещено выходить. Днем ты всегда должен быть чем-то занят, за тобой каждую минуту наблюдают другие конюхи, словно надзиратели в тюрьмах, а к вечеру все ворота закрывают и во двор спускают псов.
Максимум, что нам удавалось — сбегать ночью за водкой и сигаретами в круглосуточный ларек в самом Таскино. Дорога к нему лежала по ужасно темным и заброшенным пустырям, включая двухметровый забор и злых собак на пути.
Эта ферма — настоящая республика со своими законами. Каждый день ты видишь одних и тех же ребят, которые, как и ты, заняты рутиной. Тем для разговоров слишком мало, в основном, все обсуждают истории из жизни, о будущем никто не говорит. Новости с «большой земли» до нас не доходили, и у меня самого редко выдавалась минутка, чтобы выйти в интернет, полистать соцсети.
Самое смешное, что всех подобная отчужденность устраивает, и ребята готовы хоть полжизни так провести, вкалывая за 10 тысяч и не думая о выживании или других вещах из реального мира. Здесь даже платили странно. Абсолютно все работники на ферме получают 10 тысяч. Но не в месяц, а в полтора месяца. В среднем — за 45 дней работы.
И всех это устраивает — денег-то особо в деревне не потратишь.
Мой обычный день на ферме
При приеме на работу мне объяснили суть работы конюхом — уход за лошадьми. Либо я убираю денники (ограждения для лошадей размером три на три метра), либо просто кормлю животных. Одно из двух, но это в идеале. Но на деле я все это совмещал, строил свое расписание конюха по минутам и при этом должен был постоянно где-то на другом конце фермы разгребать мусор или что-то чинить. Важно было за мелочами не забыть про свои обязанности, от невыполнения которых пострадает не мой кошелек, а сами лошади. Ведь к расписанию кормежки они уже привыкли, а в грязные денники не войдут. Все это для них стресс. А ферма все-таки племенная.
Начиналась эта канитель так. Я просыпался от будильника соседа и сразу бил кулаком в стену. Шесть часов утра, а я заснул только в четыре. Вчерашний стресс утомлял так, что успокоиться и заснуть очень тяжело, если не напиться, конечно. Соседу нужно рано вставать и выводить табун на улицу, мне же подниматься только через час для их кормежки, но уснуть я уже не мог. Двое остальных ребят умудряются храпеть дальше, невзирая на работающий чайник, включенную лампу и скрипучие половицы. Мы выпиваем по кружечке кофе и вразвалочку плетемся до своего «бокса», где и проведем весь день.
Там открываем дверцы денников, и, чтобы лошади не заблудились, то и дело кричим и машем руками, словно сумасшедшие, направляя животных на путь истинный — к выходу. А бегать среди них довольно страшно. Мне как-то сказали, что работа с лошадьми по опасности приравнивается к работе с хищниками. Они непредсказуемы и быстры, если ты им не понравишься, любая с легкостью может прописать тебе прямой с копыта, а после хладнокровно затоптать.
И вот они уже в леваде (огороженном участке для выгула лошадей) — бегают, фыркают и пускают пар на морозном воздухе. Ты все еще дрожишь от холода, но хватаешь вилы и бежишь к тюкам сена. Нужно перебросить солому к леваде — лошади хотят есть.
Потом я разбираю 50-метровый шланг и включаю воду, а пока вода льется в поилки, бегу набирать в тележку солому помягче и тащу ее уже до других лошадок, которые тоже под моей опекой. Это пони. Самые классные существа на всей ферме. Едят они меньше, а пьют из ведерка в моих руках. Довольно приятно смотреть, как они пытаются втиснуться своими мордами все в одно ведро, не желая соблюдать очередь. Короче, пони — это круто.
Ну а мне остается выключить воду и собрать шланг. Утренняя трапеза у лошадей подошла к концу. И по идее, на этом обязанности конюха окончены до обеда, когда процедуру нужно повторить, а потом — до вечера.
Но тут таится подвох. Людей на ферме мало, поэтому на мне висит еще одно важное дело. Самое страшное и сложное. Конюхи со стажем мигом отнекиваются от него, оставляя новичкам типа меня. Это уборка денников — грязных клеток, в которых двухметровые животные всю ночь гадили без остановки.
— Старайся убирать только те места в деннике, где опилки темные. И смотри, у лошадей копыта испортятся, если они будут стоять в своих испражнениях, — наставляют меня.
Конский шансон
На деле там все темное и очень тяжелое. Каждый раз, когда я думал, что вытащил все из денника, то тут же вступал в огромную кучу, которую раньше почему-то не видел. А убирать мокрые опилки и горки навоза лопатой, да еще на скорость (потому что в обед нужно снова кормить лошадей) — очень сложно. Через пару часов такой работы отнимается спина и трясутся руки (а я парень совсем не маленький). Убирал я всю секцию в одиночку, а это около двух дюжин лошадиных клозетов. Устаешь очень быстро, дышать почти нечем, а на весь «бокс» играет радио «Шансон».
Блатные аккорды, как ножом по стеклу.
— Это просто сумасшествие! Как я должен всё это почистить, да еще в каждый потом закидать свежих опилок и при этом не умереть? — спрашиваю у соседа, который пришел меня «проверить».
— Привыкнешь. Первые две недели самые сложные.
К двум часам я бежал повторять утреннюю процедуру кормежки, а после заканчивал убирать денники и освобождался лишь к четырем часам вечера. Вы считали? С шести утра я даже не присел.
Но это была лишь моя основная работа. Когда кто-нибудь увидел, что я иду без тележки или вил, то тут же подбегали и поручали заняться еще какой-нибудь «интересной» работенкой. Нужно сбить ломом с бетона наледь или вытащить из навоза веревки — зовите Влада!
Из всей спецодежды мне достались лишь рваные рабочие перчатки бывшего конюха. Моя зимняя кожаная обувь превратилась в морщинистую и грязную губку. Джинсы уже не отстирать, а куртку пришлось выбросить по приезду в Красноярск.
«Влад, руби эту лошадь»
Но самая странная вещь случилась на третий день моей практики в качестве конюха. Накануне заболела лошадь. У них часто бывают запоры и прочие проблемы с желудком, но у этой кишечник совсем отказал. Её лечили, но утром бедолага покинула этот мир, а меня попросили помочь вытащить ее тушу на улицу. Я бросил завтрак и мы вдевятером — кто за ноги, кто за гриву, я за хвост — отволокли ее по земле до небольшого сарая с красным от крови снегом.
Час спустя меня попросили помочь эту лошадь разделать. К тому времени туша ее была уже... вполовину меньше, мягко говоря. Рядом стояла девушка со скальпелем, рядом — ее напарница, что привезла меня на ферму. Наше начальство.
— Ты же сильный. Рубани топором здесь, — она сделала надрез скальпелем прямо по колену животного. Я взял топор и стал рубить лошади ногу.
— Ты с новичком полегче. Он мальчик городской, только третий день тут, все время работает, а ты ему уже такое предлагаешь, — словно одумавшись, попросила одна другую.
После того, как дело было сделано, я отнес топор к сараю, который до потолка был набит горами кровавых шкур животных: овец, лошадей и других парно и не очень копытных.
Кажется, это уже слишком, подумал тогда я.
Антисанитария, клопы и кусочек мяса
Еше немного о быте, вернее, об его отсутствии.
Клопы в бараках. Огромные, белесые и кусачие насекомые выползали прямо из стен и копошились в наших матрасах, не давая нам спать. Я от них почему-то страдал меньше всех, ловил лишь парочку за ночь, а вот парень, что приехал со мной, чуть ли не рыдал.
— Еще одна такая ночь, и я пойду спать к лошадям, — говорил он.
После пары дней его жалоб приехали мужики в противогазах и все опылили, а грузовик привез новые матрасы и белье. Старые матрасы мы сожгли. Но это не помогло — клопы по-прежнему выползали из стен по ночам.
Душ и туалет. В ванной комнате барака стоит бойлер на 60 литров, а нас на ферме жило около трех дюжин. Горячей воды катастрофически не хватало даже на стирку в тазике своей одежды, не то что на полноценный душ. А саму ванную комнату мыли, кажется, раз в месяц. Все было в окурках и заплевано. Из стен сочился грибок, падала плитка.
Начальница кричала на нас, пытаясь заставить там прибраться, а мы кричали в ответ, что после 14-ти часов работы хочется отдохнуть, а не снова заниматься уборкой. Проблему также решили наполовину — ванную стали мыть раз в три дня, но с водой трудности остались.
А туалет так и не сделали. Хочешь облегчиться — топай километр. Или беги, если приспичит. Некоторые из нас ленились и оставляли лужи прямо на снегу у дверей барака.
Еда. Кухню держали два узбека. Очень талантливые повара. Вареную картошку в бульоне они превращали в изысканное блюдо. Старую уродливую кухню держали в безоговорочной чистоте. Даже несмотря на коричневую воду в бойлере всегда было приятно там посидеть и выпить кофе. Единственная претензия — очень редко давали мясо. Мне запомнился один обед. Это был плов, который тушился в казане на улице, был идеально приправлен и подан в пиалах с горкой, на вершине которой одиноко лежал кусочек мяса с палец. Мы разрезали его на множество частей, чтобы растянуть удовольствие.
Зачем выбирать такую работу?
Начальник-самодур, рутина и прожигание жизниМеня (как и многих других ребят со всего края) привлекло в объявлении про работу два пункта — обещанный кров и еда. А что еще надо? Но обычно парней туда влечет еще и любопытство. Очень много людей приходят на ферму и быстро сбегают. Тяжелейшая работа и катастрофическая нехватка сна сильно подкашивает здоровье.
Возмущала и бесстыдная экономия на нашей рабочей силе со стороны начальства. Я лично просто не мог там остаться, когда понял, что здесь не заработать. Да и вообще — на эту ферму не приходят. Сюда сбегают. Здесь некогда думать, душевно страдать и переживать, здесь есть лишь тяжелый труд, как в монастырях. Мечтали о таком — тогда это место вам подойдет. В любом другом случае — бегите прочь.
А денег я своих так и не получил. Однажды просто собрал рюкзак и молча пошел прочь из барака. Самое удивительное, что каждый работник фермы вышел на улицу, чтобы меня проводить, руководствуясь каким-то общим мышлением роя. Как и ожидалось, в город меня отвозить отказались, поэтому я добрался до Красноярска автостопом и залег в теплую ванную с книжкой.
Влад Иванов специально для интернет-газеты Newslab.ru
