— Дмитрий Георгиевич, ваша судьба связана c развитием вольной борьбы в Красноярском крае. Расскажите, как все начиналось.
— В 1955 году я демобилизовался из армии. Поехал по комсомольской путевке на строительство железнодорожной ветки Абакан-Тайшет, работал шофером, жил в Шарыпово. Через два года переехал в Красноярск. Работал шофером в новой мехколонне № 65. Наша колонна принимала участие, и я работал лично, на строительстве Красноярской ГЭС, первого коммунального моста через Енисей, железнодорожной линии Бугач-Коркино. В городе нет такой точки, где я не работал бы. Как только я приехал сюда, с того момента я начал заниматься борьбой. Вернее, продолжил заниматься, потому что я с детства занимался грузинской борьбой.
— Вы сразу же начали заниматься вольной борьбой?
— Нет, вольной борьбы в Красноярском крае не было. Здесь была только классическая борьба, и я начал заниматься у моего первого тренера здесь — Анатолия Алексеевича Солопова. Это был великий борец, выдающийся борец. Чемпион России, кумир молодежи, первый, кстати, мастер спорта по борьбе в Красноярском крае. Я позанимался год с небольшим у него, и уже начал выступать на чемпионате города и края. А в 1958 году я стал впервые чемпионом Красноярского края по классической борьбе. Затем выиграл чемпионат Сибири и Дальнего востока и вообще везде выступал успешно, потому что физически был очень сильным, и сноровка борцовская была.
— А как перешли из одного вида борьбы в другой?
— В 1957–58 году пришло положение о чемпионате России по вольной борьбе. Мне сделали второй взрослый разряд по результатам чемпионата края, и поехала наша команда на чемпионат — в город Тулу. Впервые принимая участие в подобных соревнованиях, я выиграл у трех мастеров спорта, чемпионов СССР, выиграл еще у двоих и, одержав пять побед, занял 4-е место и фактически выполнил норматив мастера спорта — редкий случай. В результате я вошел в сборную РФ, главным тренером которой был Владимир Крутьковский. Именно благодаря этому замечательному человеку я избрал свою судьбу — стать тренером, потому что Крутьковский настолько был внушительным тренером, организатором, педагогом, что просто в голову уже не приходило заниматься чем-то другим. В 1958 году я боролся на чемпионате Советского Союза и занял 4-е место — это очень большой успех. И я окончательно выполнил норматив мастера спорта по вольной борьбе. C этого момента началась моя постоянная жизнь в сборной команде России. Когда получил мастера спорта, стал работать тренером на общественных началах. Ребята потянулись ко мне, просто отбоя не было. В 1959 году полностью перешел на тренерскую работу.
— Это есть дата основания школы высшего мастерства по борьбе?
— Сначала я стал старшим тренером, начал «обрастать» активом. Я был очень популярным. Мои портреты висели везде в парке культуры и отдыха на проспекте им. Сталина. И вот стали организовываться кружки по борьбе на различных заводах. Я сам лично договаривался там, где тренировал. Приходил к руководителю, говорил: «У меня зала нет, но я ваших ребят буду бесплатно тренировать, пожалуйста, дайте место». И давали помещение. Занимались пацаны, уже один подрос, другой подрос — и я вижу, что из одного получится большой спортсмен, а из остальных тренеры могут получиться. И я буквально сам себе готовил тренерские кадры, и постепенно эти тренерские кадры расставлял по коллективам, по заводам. В итоге весь город был охвачен, пошли результаты, занималась ребятишки — очень много, вижу — все нормально, надо на край пойти. Я лично ездил в каждый район. Пошел на север — Талнах, Дудинка, Норильск, потом Лесосибирск, Канск, Железногорск. В общем, на организацию лет пять ушло. По ходу мы выступали — наши ребята на чемпионатах России сначала последнее место занимали, потом предпоследнее, потом пошли призеры, потом чемпионы и т.д. И среди взрослых первым чемпионом Советского Союза стал Ваня Ярыгин в 1970-ом году, а в 1972 году он стал Олимпийским чемпионом. После этого мы обратились к тогдашнему первому руководителя края — Павлу Федирко. Я говорил, что у нас уже есть олимпийский чемпион Ярыгин, а школы нет. Спасибо ему помог, выделил средства. Потом уже стабилизировался коллектив, тренерские кадры свои пошли, уже заслуженные тренеры Советского Союза, чемпионы мира. Но школу-то мы открыли, а своего здания у нас не было, мы работали под трибунами Центрального стадиона. Следующая задача была — построить школу. И опять Федирко, спасибо, этого его заслуга и другие тоже помогли — замечательные партийные руководители, которые помогали. И если бы не они, я бы эту школу не смог построить.
— Дмитрий Георгиевич, какое самое яркое воспоминание связано у Вас с именем человека, в честь которого назван столь знаменитый турнир?
— После того как Ярыгин начал у меня заниматься, через некоторое время его призывают в армию. Я договорился, что его призовем в Красноярск, он будет служить в городе. Потому что парень в части потеряется, и потом через два-три года, все — уже не вернешь его в спорт. Так и Ивана нельзя было отпускать. Все, договорился, начальник физподготовки майор Ильчиков такой был, он должен был его встретить и увезти куда надо. Но я такой беспокойный парень, думаю, дай-ка я все-таки поеду, посмотрю на Ваню. Прихожу, а его нет. Спрашиваю, не видели такого рыжего, высокого. А мне отвечают — да тут знаешь сколько таких. Я говорю, такого нет, а потом мне говорят — увезли твоего Ваню. Куда, где, что! Мне отвечают, что стоит еще состав. Бегу туда, на такой-то путь, прибежал, действительно, стоит Ваня на подножке. Так что я его «украл», повез домой к себе, закрыл, жене сказал, чтобы никому не открывала. Дальше начал «расхлебывать» это дело. Документы его пошли на восток, куда он должен был призваться на Морфлот, по-моему. Что делать, прихожу к полковнику Волкову в военкомате, говорю, такое дело. А он был матерщинник, он мне как насовал смачных таких матерков! Говорит, надо идти к генералу, может, он тебе поможет, а может, и к прокурору отправит. Ну что делать, прихожу, в приемной стою, по-военному докладывают ему обо мне. Сначала он, конечно, меня отматерил, но потом давай спрашивать — что, в самом деле хороший парень. Я ему отвечаю, да, может стать чемпионом. Тогда звонит он другому генералу — Комиссарову, начальнику военного училища. В результате остался Ваня служить в училище.
—А каким был в жизни Иван Ярыгин?
— Он был такой хлыст: высокий, длиннорукий парень, жилистый, цепкий, спокойный, умные глаза. Скромный, я очень люблю скромных людей. Застенчивый такой, но видно, что орел. Не легкомысленный, есть достоинство, и есть уважение. Помню, в Баку боролся в 1967 году на первенстве СССР среди юношей и проиграл сразу три встречи подряд. Иван расстроился, плакал. Я ему говорю: «Не плачь — спорт есть спорт. Будешь заниматься, будешь слушаться меня, настанет время, и от тебя будут плакать — это жизнь все-таки». Честолюбивый был, уехал домой к себе, уехал в тайгу, и скрылся. Почти месяц не было. Говорю своим коллегам, чтобы нашли живым или мертвым. Привезли его из тайги, отпустил бороду рыжую. Пришлось с ним снова поговорить, что борьба — это спорт, а не жизнь — не все получается с первого раза. Да к тому же еще и родители его считали, что борьба — это баловство, а не дело. Потом я с Иваном нашел общий язык, и с тех пор мы стали большими друзьями. А тогда, конечно, он фактически второй раз пришел в борьбу.
— Дмитрий Георгиевич, много славных дел Вы сделали в своей жизни, много чемпионов воспитали. Вам уже 70 лет. Вы вообще как-нибудь отдыхаете?
— Если честно, то нет. Никак не получается, все завтра, завтра, проходят десятки лет, а в отпусках не бываю. Все спешу, надо что-то оставить молодежи. Я считаю, ценность любого человека в том, сколько он в жизни взял от родителей, учителей, друзей, у природы, и сколько он обратно отдает. Я хочу постараться, чтобы оставить все моим ученикам. Когда я в последний раз закрою глаза — то чтобы с песнями меня провожали и с плясками, и не плакали. Вот кредо моей жизни.
Беседовал Тимофей Моисеев
