Про таёжную отшельницу Агафью Лыкову слышали, наверное, все. Некоторые даже на лицо вспомнят — уж очень запоминается её хитро-скептическая улыбка. Да только всамделишность её со временем как-то растаяла.
Раньше про Агафью писали много: когда в конце 70-х семейство Лыковых случайно нашли советские геологи, это стало сенсацией. К ним повалили всевозможные журналисты, врачи, лингвисты и прочие специалисты, а страна пристально отслеживала эту историю в газетах. Сейчас как-то забылось. Агафья Лыкова превратилась в нарицательный персонаж типа Царя Гороха. Поэтому я, мягко говоря, опешил, когда московские телевизионщики предложили мне снять для них видеоматериал про Лыкову.
Несолоно хлебавши
Однако практически сразу я допустил оплошность, поверив всемогуществу москвичей и полностью доверив организацию съёмок им. По их разумению добираться к Агафье нужно было через Кемеровскую область. Вероятно, это влияние Яндекса. Если набрать в поисковике запрос про отшельницу, то мы увидим заголовки типа «Губернатор Кемеровской области навестил...», «Кемеровские чиновники отправили провизию...». В общем — появится стойкое ощущение, что Агафья Лыкова — кемеровчанка напрочь. Это при том, что номинально она живёт на территории Хакасии. Однако ближайший населённый пункт с вертолётным базированием — город Таштагол, сиамский близнец известного у нас горнолыжного курорта Шерегеш. А это Кемеровская область, Кузбасс.
Вот москвичи и договорились с мэром Таштагола и с тамошними авиаторами. Ок, отправляемся в тысячекилометровый путь. Однако по приезду мэрия Таштагола и подконтрольный ей аэропорт дают понять нам, что к Агафье нас они не пустят. Чего только не выдумывали в оправдание: «Агафья Вас не примет& raquo;; «погода нелётная»; «Вы всё наврёте в своих репортажах»; в конце концов, «у Вас нет разрешения на пролёт в Хакасию, и наш вертолёт могут сбить хакасские ПВО». Утрирую, конечно, но кемеровское упорство впечатляло. Главная улица Таштагола усеяна памятниками Снежному человеку. Это у них ещё одна достопримечательность. Вот в экспедицию к Йети нас готовы были пустить. Но не к Агафье Лыковой.
Звоню в Москву. Москвичи говорят — «мы сами в шоке, не понимаем, что за самоуправство, сейчас позвоним куда надо». Им надо отдать должное — хоть они и умудряются делать фильмы не покидая Садового кольца, но административный ресурс использовать умеют. Звонят полпреду Президента по Сибирскому округу, поднимают на уши хакаское правительство, привлекают какого-то человека из администрации президента — все пытаются помочь, повлияв на таштагольского мэра. А он ни в какую. Чудеса вертикали власти. Даже 150 тысяч рублей наличными за услуги вертолёта кемеровчан не впечатляли.
Только потом, когда мы несолоно хлебавши вернулись в Красноярск, выяснились причины кемеровского упрямства. Власти Кузбасса в своё время пообещали опекать таёжную отшельницу, следить за её здоровьем, помогать по хозяйству, доставлять провизию, а сами уже полгода у неё не были. Боялись, что Агафья начнёт жаловаться нам, «московским журналистам» на то, что её забросили. Бог с ними.
Второй полёт
Второй раз мы решили лететь через Хакасию. Родную, понятную Хакасию. Лететь, конечно, дольше, но двухчасовое созерцание величественных Саян того стоит. В вертолёте подготовили Петровича — это наш посредник, старый знакомый Агафьи, бывавший у неё ранее Николай Петрович Пролецкий. Его разыскали для нас сами москвичи, чтоб выстроить сюжетную линию «встреча старых друзей». Петрович рассказал нам, что староверка Агафья не любит, чтобы её снимали на фото и видео, потому как это считается грехом. Впрочем, если снимать её тайком, то грех ложится на снимающего. Готовимся грешить: снимать будем скрытно, а Петровича обвешиваем микрофонами-петличками.
Вертолёт садится на косе, образованной стечением двух речушек. Мелких и не широких, но довольно интенсивных. За одной из них — гора с постройками, наша цель. Нужно переходить вброд. На том берегу вырастает фигура... одноногого деда. Это Ерофей. Сожитель (в хорошем смысле) Агафьи. Сам — бывший геолог, которому ампутировали ногу, а потом хотели ампутировать и вторую, но он сбежал от врачей в тайгу, на подселение к Лыковой. Вот уже несколько лет они живут вместе, в разных избах, ведя по отдельности хозяйство.
Агафья Лыкова
Сама Агафья спускается с горы чуть позже. Так и напрашивается мысль «наверное, прихорашивалась», однако первое же впечатление — «ну и бичёвка, прости господи». Правда, у любого городского жителя только такая мысль бы и возникла: старое драное пальто, под пальто — обноски, запачканное лицо. Впрочем, приветливые добрые глаза. И улыбка до ушей. Причём улыбка не сходила с её лица вообще ни разу, даже когда она поминала своего покойного «тятю». Видимо, это и не улыбка вовсе, а намоленная староверческими распевами мимика. Ей 66 лет.
Поначалу мы прячемся с камерами в кустах. Петрович профессионально выполняет роль микрофона — грудь с петличками чуть вперёд, стоит совсем рядом с Агафьей, оговоренные вопросы задаёт громко. Как жизнь, как здоровье, какие проблемы. Впрочем, через некоторое время обнаруживаем, что Лыкова давно нас обнаружила и вовсе не отворачивается от камер.
Выходим из кустов, выставляем камеры совсем рядом. Агафья готова говорить без умолку. Намолчалась в одиночестве, Ерофей не в счёт. Ерофей к слову тоже словоохотлив. Даже весьма. Пришлось мне увести его в сторону, чтоб не заглушал звук главной героини. Он тоже забавный персонаж — рассказал, как отгоняли недавно медведя, гремя кастрюлями; как когда-то давно он, молодой геолог, в шутку поцеловал Агафью, а теперь она его донимает; как прячется от её внимания в своей избе, а она стоит и рассказывает ему что-то через дверь. Рассказал и то, что староверка не принимает никаких подарков со штрих-кодами. Тут же отправляюсь к набросанной из вертолёта куче наших подарков, срываю тайком штрих-коды с круп, сухофруктов, обуви, батареек и прочего.
Изба Агафьи
Тем временем съёмочная группа с Агафьей поднялись на гору, в агафьину избу. Я не сразу поверил, что помещение жилое — такой же, прости господи, бичёвник: всё завалено и грязно. Здесь же живут козы, бегают, бодаются и жуют провода нашего оборудования. И здесь же примерно два десятка котят, всюду — в кровати, на столах, в посуде. Агафья рассказывает: попросила как-то привезти кошку, а то, дескать, мыши одолели. Какая-то добрая душа привезла ей кошку. Теперь в саянской тайге нет мышей, зато полно кошек. Сожрав мышей, котята едят теперь траву.
Есть, впрочем, светлое ухоженное пятно в этой тёмной избе. Это красный угол, где висят старинные иконы, лежат писания и стопки тетрадей. У староверов принято постоянно переписывать тексты старых книг. Тексты старославянские, чтобы понять о чём речь — приходится вчитываться очень тщательно. Во-первых, много незнакомых букв, во-вторых — слов. Например, очень часто Агафья упоминает слово «лани», с ударением на последний слог. Это значит «в прошлом году». «Лани конопля плохая уродилась», — сетует отшельница. Мы идиотски хихикаем, но конопля нужна Агафье для масла и для изготовления одежды.
К слову, в начале года новостные ленты облетела новость, что таёжная отшельница подарила президенту Медведеву рубашку собственного изготовления. За то, что он, дескать, хороший президент. Чушь. Выяснилось, что Агафья подарила рубашку кемеровскому чиновнику, который у неё гостил. А тот по каким-то причинам «передарил» её якобы от лица отшельницы президенту. Зачем — непонятно. Мне отныне всё кемеровское непонятно. Наверное, чиновник рассчитывал на какие-то преференции от Кремля. А про президента Агафья даже не знает. Она знает только того, кого видела.
Про кнопку
Ещё один штрих к картине «Власть заботится об отшельниках». В своё время те же чиновники завезли Агафье МЧС-овский радиомаяк. Чтобы в случае чего, как худо станет — нажимала б она кнопку и доблестные спасатели мчались ей на выручку. А Лыкова — она ж простая, прихватило почки — жмёт кнопку. Коза сбежала — жмёт кнопку. В итоге после пары дорогостоящих «спасательных операций» кнопка куда-то пропала. Теперь связи с заимкой никакой. Единственно — Ерофей, как бывалый радиолюбитель, возится с самодельной рацией и периодически чего-то ловит в эфире.
Агафья постоянно возвращается к теме помощника, дескать — нужен ей кто-нибудь на подселение. Сама покидать родину она не хочет. Пробовала как-то раз, выезжала к дальним родственникам-староверам. Не выдержала — воздух не тот, и шумит всё вокруг. Даже звук тикающих часов в цивилизации пугает её словно звук приближающегося бронепоезда. Спрашиваю: «ну хоть что-нибудь понравилось в цивилизации?» Долго думает и вспоминает: «туалеты всегда чистые, блестящие». Вот и вся прелесть нашей цивилизации глазами таёжного жителя: чистые туалеты.
Хозяйство
У самой Агафьи хозяйство сравнительно большое. Есть своя изба, есть гостевая изба, отдельно стоит строение, выполняющее роль одновременно и бани и кухни. Выше на горе есть «дальняя изба», пара сарайчиков в огороде. А ещё есть землянка, с виду собачья будка. Однако же, глядя на будку, Агафья с теплотой говорит «здесь я родилась». Это первое жильё Лыковых, потерявшее функциональность, но всё же сохранённое через десятилетия как памятник семьи. По территории рассредоточено несколько лабазов — это будки высоко на деревьях, где хранится провизия. Чтобы зверьё не растащило. Ловлю себя на мысли — а ведь везде использованы доски! Откуда доски? Петрович объясняет, что таёжные жители запросто при помощи одного лишь топора могут выстрогать из бревна идеально ровные доски для строительства.
Петрович спрашивает хозяйку: «а где могила Карп Иосифовича, тяти твоего? Вроде здесь же где-то была, в огороде?». Агафья почему-то пытается сменить тему, но Петрович не отступает, пока Лыкова не признаётся — да вот же она. Выясняется, что мы чуть ли не топчемся на могиле главы семейства — она заросла кустами, а крест упал, пожалуй, пару лет назад. Мы ошеломлённо пытаемся воздвигнуть крест на место, на что Агафья испуганно тараторит «нельзя, нельзя». Видимо, ещё одно раскольническое табу.
Про конец света
Завожу разговор на популярную сейчас тему апокалипсиса. Агафья заученно твердит мне, что сейчас семь тыщ какой-то год, середина пятисотлетнего цикла. А цикл этот последний. Стало быть по представлениям староверов нам осталось примерно 250 лет. Что потом? — спрашиваю. Агафья в ответ загробным голосом начинает диктовать про геену огненную, зверьё паче жуткое и тому подобное. От всего этого холодеет ужасом, быстро возвращаю тему календарей. Оказывается, Агафья живёт по дореволюционному времени. У ней не только год семь тыщ какой-то, но и день другой. У нас — 29 августа, два дня до конца лета. У Лыковой — 17-е августа, две недели до конца лета. Завидую.
Таёжная еда
В огороде не такое большое разнообразие, как хотя бы у нас на дачах: картошка, свёкла, репка, морковь, лук. Всё на бесформенных грядках, в зарослях сорняков. В шутку спрашиваю: «что ж Вы, Агафья Карповна, запустили огород?» Она ничуть не смущаясь подходит к зарослям осота, рвёт его листья и начинает втирать в кожу рук и шеи. Показывает, что даже осот здесь не просто так — а в лечебно-профилактических целях. Правда, от чего помогает такая метода — Агафья объяснить затруднилась: «это мне одна женщина когда-то в абаканской больнице посоветовала». Надо сказать, что Лыкова — не особый знаток лекарственных растений. Знает лишь пару названий. Хотя в тайге Саян флора не балует разнообразием.
Тему рациона питания Агафья стеснительно пытается пропустить. В ответ на расспросы лишь жалуется, что грибов-ягод в этом году мало, рыбы мало, коз кормить нечем. Делаю вывод, что питается Агафья лишь святым духом, рационально растягивая редкую гуманитарную помощь. Кстати, из привезённых запасов больше всего отшельница радуется кураге. Она не знает названий сухофруктов, а потом говорит так: «я это в муке обваляю, варю и ем. Вкуснотища!». Ерофей нахваливает хлеб агафьиного производства. Но ей нечего предложить нам — мы ж не особо званные гости. Как, впрочем, любые её гости.
Подарочек
В пять часов вечера вертолётчики напомнили нам о своём существовании, пора собираться. Мы отсняли несколько часов видео, московские заказчики останутся довольны. Тепло прощаемся, ничего друг другу не обещая. Всем понятно, что встреча разовая, пересеклись два параллельных мира и разбежались.
Впрочем, уже в вертолёте обнаруживаем кусочек параллельного мира: Агафья воспользовалась суетой отъезда и подсунула нам мешок с котятами. Никто из присутствующих, однако, готовность взять такого котёнка не изъявил. Их не то, что в квартире — даже в частном доме держать будет невозможно. Они ж дикие напрочь. Да ещё и староверы. Развязали мешок в ближайшей деревне после прилёта. Не пропадут. Скорее, наоборот — расплодятся и вытеснят всех местных котов. Будет одна только «лыковская» порода. Извиняй, Шушенское.
Александр Дьяков, фото Ивана Казанцева
