Весной где-то писал про отличный мексиканский социальный хоррор «Мы то, что мы есть». Теперь посмотрел американский ремейк — тут совсем, совсем другая история.
У дебютанта Хорхе Михеля Грау в оригинальном фильме история современных каннибалов из трущоб мексиканской столицы была решена довольно нетривиальным способом — в его фильме печальный медленный хоррор про непреодолимое давление уклада, в котором ты родился, сплавлялся с мрачнейшей социальной сатирой несколько балабановского толка. Интонация в результате получалась столь необычная, что авторы ремейка автоматически вставали перед неразрешимой дилеммой — когда львиная доля прелести именно в уникальной интонации, но в то же время слепо воспроизводить её в отрыве от будничных реалий места действия было бы страшнейшим фальшаком.
Режиссёр и сценарист Джим Микл, сделавший до этого отличный фильм «Земля вампиров», нашёл для ремейка грандиозный ход — вернее, даже два. Для начала он сделал очень простой, но дьявольски эффективный шаг — отзеркалил половую принадлежность членов центральной семьи. Если мексиканская семья теряла добытчика-патриарха, благодаря чему ответственность падала на плечи ещё недостаточно повзрослевших братьев, то у Микла внезапная смерть мамы оставляет бремя обеспечения семьи с немного слетающим с катушек папой и беззащитным младшим братом двум лучистым в любых других обстоятельствах девушкам-подросткам. Ну а второй момент — вместо социального размышления Микл замешивает настоящую провинциальную американскую готику, с её размеренными романными ритмами, повышенной влажностью, библейскими рифмами и общим ощущением медленно наползающего густого неотвратимого рока.
Две эти вроде бы довольно нехитрые поправки на деле обеспечивают колоссальную разницу. Там, где у Грау была аллегория про социальные роли, выживание и те многочисленные способы, которыми человек может есть человека, у Микла — внезапный роман взросления и становления, данный с такой точки зрения, что временами буквально теряешь дар речи. Страшная сказка про монстров рассказывается как бы от их лица — есть даже смешной момент, когда одна из девочек читает брату сказку на ночь, которая заканчивается словами «И монстр жил долго и счастливо».
Роман у Микла получается размеренный и неторопливый, но эта неторопливость невероятно коварна — она даёт прочим персонажам этой истории успеть обрасти очень чувствуемой плотью. К примеру, если у Грау полицейские, которые в какой-то момент находили семейное гнёздышко главных героев, были выписаны скорее сатирически, то здесь Микл с щедростью писателя-романиста даёт им целую половину фильма на то, чтобы подышать и развернуться в ярких и запоминающихся героев — в результате в фильме попросту нет проходных героев, которые могли бы покинуть процессию безболезненно; каждое использование лопаты или канцелярского ножа режет, в том числе, по живому зрителю, успевшему проникнуться к кому-нибудь обречённой симпатией.
То есть, Микл обыгрывает каждое убийство на экране так, что тебе становится немного стыдно за многолетний опыт просмотра ужастиков — живого человека за каждой смертью здесь видно особенно сильно. Грау в своём фильме несколько отстранялся от происходящего, а Микл, наоборот, устраняет дистанцию между зрителями и героями — в результате получается, что фильм Грау был, пожалуй, глубже как высказывание, зато фильм Микла сильнее как переживание. Иначе говоря, вместо одного отличного фильма у нас теперь есть два — и если есть вообще на свете причина делать ремейки, то вот она.
