Оппоненты и зрители публичных дебатов литературной премии «НОС» не смогли изменить мнение жюри при формировании шорт-листа.
Перед началом дебатов соучредитель и председатель Экспертного совета Фонда Михаила Прохорова Ирина Прохорова отметила, что премия «НОС» не имеет аналогов и «делает явным то, что было тайным, а именно принцип принятия решений жюри, выбора произведений, аргументацию принятых решений».
В состав жюри вошло пять экспертов, никто из которых не представлял сообщество писателей. Председателем жюри выступил известный социолог Алексей Левинсон, с ним работали литературный критик, обозреватель радио «Свобода» Елена Фанайлова, литератор, историк радиожурналист Кирилл Кобрин, журналист Владислав Толстов и филолог, историк культуры, критик Марк Липовецкий. Оппонентами жюри выступали филолог и телерадиоведущий Николай Александров и литературный обозреватель журнала «Русский репортер» Константин Мильчин.
Всего на участие в премии было прислано около 250 книг, 30 из них попали в лонглист. По словам председателя жюри, Алексея Левинсона, при отборе книг для лонглиста члены жюри отбирали книги, в которых «отражена такая новая социальность какая есть, сопряженная с русскоязычной литературой, показывающая отношения людей и реальности, отношения, не устраивающие людей и, как правило, негармоничные».
В шорт-лист попали шесть книг: Андрей Аствацатуров «Люди в голом», Татьяна Бочарова «Новочеркасск: кровавый полдень», Лев Гурский «Ромин Арбитман», Сергей Носов «Тайная жизнь петербургских памятников», Андрей Степанов «Сказки не про людей», Елена Элтанг «Каменные клены».
Всего в шорт-лист, согласно условиям премии, могло попасть до десяти книг. Оппоненты задали вопрос, почему в главный список не попали такие известные авторы, как Пелевин, Сорокин, Рубинштейн. В ответ на замечание Кобрин ответил, что этих авторов считали крупными писателями, но сложилось так, что книги, попавшие в лонглист, не удовлетворяли требованиям жюри при внесении их в шорт-лист. «Пелевин написал очень слабый сборник „П5“, Рубинштейн создал очень интересный жанр, но он остался в его книгах, которые выходили раньше, мы не уверены, что это новая словесность, она больше похоже на старую публицистику, — сказал Кобрин. — Книга Сорокина „Сахарный кремль“ не понятна вне контекста предыдущего „Дня опричника“. Поэтому мы бы оказались перед необходимостью рассматривать несамостоятельное произведение».
