Лариса Малеванная: «Я не кошка, которая гуляет сама по себе, у меня собачья натура»

Народная артистка России Лариса Малеванная вернулась в этом сезоне в свою театральную юность. В премьере Красноярского ТЮЗа «Странная миссис Сэвидж» Дж. Патрика Малеванная сыграла главную героиню. В роли миссис Сэвидж актриса вновь выйдет на сцену своего первого театра в декабре, на 45-летии ТЮЗа.

Не стоит пилить опилки

А помнится, Лариса Ивановна, вы не раз говорили, что не любите возвращаться в прошлое…

Не то чтобы не люблю — я не живу прошлым. Никого не хочу осуждать, но некоторые актеры вывешивают на стены фотографии. У меня ни на даче, ни в квартире нет ни одной фотографии, даже моих родителей. Зачем? Они и так всегда со мной, в моей душе, я их очень люблю. А телевизионщики, когда приходят на интервью, все время предлагают одно и то же: «Достаньте, пожалуйста, фотографии, будете их перебирать и рассказывать». Не буду! Когда репетировали «Миссис Сэвидж», в театре меня в шутку упрекали в одном — что я не капризная, мол, это как-то не по-актерски. (Смеется.) Видели бы они меня в тот момент, когда меня просят достать фотографии! Искренне не понимаю, почему должна делать перед камерой то, что мне в жизни не свойственно. Как-то услышала мудрую фразу, она меня очень порадовала: «Жить прошлым — перепиливать опилки». По-моему, всякий нормальный человек — вечный ученик. Мы всегда чему-то учимся. Если не научились, жизнь повторяет ситуации.

У своих ролей многому научились?

Конечно, даже у отрицательных героинь. Когда-то я здесь играла Анну-Лизу Франс в спектакле «Пассажирка». Казалось бы, фашистка, надзирательница в концлагере. Но благодаря этой роли пришлось очень многое прочесть о фашизме. И для меня стало открытием, что фашисты — не какие-то жуткие чудовища, как мы привыкли считать, а обыватели, это страшное явление родом из мещанства.

К слову, я с детства была очень робкой, застенчивой, хотя временами во мне это сочеталось с нахальством. Скажем, если чувствовала, что какой-то мальчик рядом слабее, могла наподдать ему за всех остальных мальчиков, которые надо мной куражились. (Смеется.) Никогда не любила шумные компании — как-то всегда бочком, сторонкой, с этакой сутулостью от неуверенности в себе. И, кстати, именно от трусости поступила не на актерский факультет (о чем мечтала), а на режиссерский. Мне был 21 год, когда я приехала учиться в Ленинград. На актерский брали до 22 лет, а на режиссуру — до 36-ти. Так вот, когда я сыграла Анну-Лизу, почувствовала, что распрямилась. Конечно же, я не стала фашисткой. Но какую-то уверенность в себе приобрела. Сейчас я вообще во многом другая — долго себя переделывала, перевоспитывала, сама профессия очень меняет. Вот, например, еще одна воспитавшая меня роль — Жанны д’Арк…

Обратный полюс!

Да, и мне даже трудно передать, чему научила меня моя героиня. Прежде я думала, что герой — тот, кто ничего не боится. А когда столкнулась с этой ролью, поняла, что Жанна очень боялась, как и все мы. Но герой — не тот, кто не боится, а кто находит в себе силы преодолевать страх. И когда мне в какие-то моменты жизни становилось страшно, я неизменно вспоминала эту 19-летнюю девочку: а как же она себя пересиливала?.. Очень помогало.

Но вы знаете, не о каждой роли я могу говорить с такими подробностями.

И даже дебют свой не помните?

Возможно, я вас разочарую. (Улыбается.) Но… Действительно не помню — для меня та страница закрыта, прожита, надо жить дальше.

 В таком случае, при нежелании «перепиливать опилки» что вас побудило снова сыграть в Красноярске?

О, это не возвращение в прошлое, а день сегодняшний. И если опять же вспомнить изречение, что в одну воду дважды не входят, — так вот, это совсем другая вода. Другой театр, абсолютно мне незнакомый. Мы-то обитали здесь в Доме культуры «на птичьих правах», нам давали играть всего три дня в неделю. А сейчас Красноярский ТЮЗ — самостоятельный театр, в здании сделан колоссальный ремонт, перед входом — скульптурная группа с фонтаном… Перемены разительные. Не говоря уже об отношении ко мне со стороны актеров — встретили как родную, мне кажется, мы полюбили друг друга с первого взгляда. Что очень важно для такой пьесы, как «Странная миссис Сэвидж». С полной отдачей работали, даже больными приходили на репетиции — у меня душа за них болела. Я просто очарована, захотелось снова работать в театре.

Полезное переливание

А что, было время, когда вам это расхотелось?

Да еще буквально с год назад ощущала, что театр мне до смерти надоел! (Смеется.) Ушла из БДТ. Исполнилась заветная мечта — можно лежать на диване и ничего не делать. Но не тут-то было. Мне заказали написать книжку, потом вторую. Посыпались приглашения от режиссеров. Поначалу отказывалась. А потом подумала — судьба лучше нас знает, что нам делать. Если она предлагает мне варианты — не стоит, извините, выпендриваться, надо ценить то, что идет в руки. И тут как раз позвонил Андрей Николаевич Максимов, у которого я играла в БДТ в двух спектаклях, и спросил, не соглашусь ли я что-нибудь сыграть в его постановке в театре, где когда-то начинала. Я подумала и предложила «Странную миссис Сэвидж». Кстати, роль миссис Сэвидж мы здесь играем в паре с Галей Елифантьевой — мы с ней в Красноярском ТЮЗе вместе начинали работать. Очень приятно было встретиться снова. И с молодыми актерами мне комфортно.

Похоже, это уже становится традицией, когда столичные актеры играют в каких-то спектаклях в провинции. Например, Георгий Тараторкин приезжал играть Колчака в Иркутск, Валерий Золотухин — Луку в «На дне» на Алтае.

Серьезно? Даже не подозревала. Наверное, это сродни переливанию крови. И очень полезно — причем обоюдно, для всех. Когда я только начала здесь репетировать «Миссис Сэвидж», поняла, как это нужно мне самой. Какое-то оздоровление. И очень большая ответственность — все на тебя смотрят и ждут чего-то эдакого, вроде как надо удивлять. А поскольку я человек взрослый и к тому же театральный педагог, знаю, насколько опасны такие ожидания, их нельзя допускать. И нельзя себе позволять солировать, быть лидером — мол, приехала львица и всех подавляет. Надо быть вместе со всеми, в одной компании. На площадке все равны, тут нет ни народных, ни заслуженных.

Жестокая школа БДТ

Вы много лет проработали в БДТ, пришли туда еще при Георгии Товстоногове. У него на сцене тоже все были равны?

Мне трудно об этом рассказывать, потому что у меня непросто сложились отношения с Георгием Александровичем. Товстоногов говорил: «В БДТ нет звезд — в БДТ все звезды. Поэтому в БДТ просто артисты». Он терпеть не мог слово «звезды» — у него был ансамблевый театр, и он всячески на том настаивал. Но в то же время… Не буду называть имен, но в БДТ были актеры, о которых упаси боже было критически высказаться — сразу попадешь в опалу. Что я испытала и на себе.

А как вы попали в этот театр?

Товстоногов увидел меня в питерском Ленкоме и пригласил к себе. Это было в традициях БДТ — Товстоногов воспитал свою «могучую кучку» и смотрел, кого можно позвать из других театров. Кто бы отказался у него работать? Например, он сорвал Николая Лаврова (сейчас он у Додина), пообещав ему роль Алексея в «Оптимистической трагедии». И что-то ему не понравилось, и он отстранил Николая от этой работы. Представляете, как после такого на актера смотрят в театре? Но Товстоногова это не волновало. Он был замечательным режиссером и очень интересным человеком. Но это был режиссер-диктатор, он 30 лет держал театр в ежовых рукавицах. И, может быть, такая, как мы считали, жестокость на самом деле и необходима, чтобы труппа не распалась, — я не знаю…

Как вас поначалу восприняли в труппе БДТ?

С некоторой ревностью. Хотя и не все. А я тогда еще была очень робкая, смотрела на них как на живые памятники. Поэтому мой первый спектакль в БДТ, «Дачники» по Горькому, мне было трудно репетировать. К тому же это был ввод — прежде роль Варвары играла невестка Товстоногова Светлана Головина, она уехала в Москву. А после у меня была Наталья в «Тихом Доне». Репетирую и вижу рядом Лебедева, Юрского — мне аж дурно от волнения. А они так хотели мне помочь, что от этого становилось еще страшнее. (Смеется.) И поначалу вроде все шло хорошо — одна роль, вторая, третья… А потом у Товстоногова словно охлаждение наступило. Много воды утекло, всего не расскажешь… Понимаете, при всей своей робости я не умею ходить все время с согнутой шеей. Вроде покладистая, со всеми лажу, ни с кем не враждую. Но если что-то не так, первая лезу в драку — такой вот борец за справедливость. И в какой-то момент даже попала в больницу с истощением нервной системы.

Из-за чего?

Все из-за того же — слишком активно лезла на рожон. А когда через полтора месяца вышла из больницы, узнала, что меня сняли с роли Елены Андреевны в «Дяде Ване» и ввели другую исполнительницу. А потом, когда спустя шесть лет та актриса ушла из театра (а Товстоногов уже умер), мои бывшие партнеры по спектаклю подошли ко мне: «Не хотела бы ты вернуться в „Дядю Ваню“?» Я на них даже заорала: «Нет, предатели! Хоть кто-то из вас за меня заступился, когда я в больнице валялась?» Но я не умею долго сердиться. Могу вспылить, но при этом очень отходчива. К тому же «Дядю Ваню» собирались везти на фестиваль в Киев, мне пообещали, что я сыграю всего раз, а потом спектакль снимут. Согласилась. И очень быстро ввелась, с двух репетиций. А после спектакля мы выпили коньячку в гримерке у Басилашвили, и Лебедев торжественно произнес: «Наконец-то у нас получился тот спектакль, который мы играли на премьере — то, что сделал Товстоногов». Гады вы, гады, подумала. Но промолчала. Кстати, потом мы еще играли «Дядю Ваню» лет семь. (Смеется.)

Вот вам Большой драматический театр — такая мясорубка! И вместе с тем это потрясающий театр. И опять же — вся наша жизнь разве не мясорубка?.. Нужно иметь большое терпение, чтобы не ожесточаться. И, видимо, многочисленные терки в БДТ мне как раз и были даны, чтобы я научилась терпеть.

Уроки не прошли даром?

Надеюсь. Вообще, как я теперь уже понимаю, я сама слишком часто вставляла себе палки в колеса. С той же ролью Елены Андреевны — премьеру сыграла очень тяжело, потому что комплексовала, что не подхожу для этой роли. И только на гастролях за границей по-настоящему разнуздалась. Чужая публика, которая тебя совсем не знает, воспринимает сюжет, эмоцию, игру, а не оценивает, в отличие от своих. И это очень раскрепостило. В театре был шок, когда в Женеве в прессе больше всех похвалили именно мою работу.

Почему шок?

Видимо, никто этого не ожидал. Вы знаете, раньше я не задумывалась, насколько в людях распространено чувство зависти — и в нашей актерской среде, и в общечеловеческой. Никогда не придавала этому значения. Иногда зрители о нас столько судачат, им кажется, что артисты просто счастливчики. Поклонники, шампанское, цветы — таков образ артиста. И они даже не представляют, какой ценой дается успех. Каково это — сыграть большую роль: после удачной премьеры ночь не спишь, все проигрываешь и проигрываешь ее про себя. А когда не получилось, не спишь две ночи. Профессия жуткая, не для слабонервных. Так вот, поначалу я очень доверчиво относилась к любым замечаниям. И в мыслях не было, что зачастую люди сознательно говорят гадости, чтобы испортить тебе настроение, выбить из колеи, сломать. Я не кошка, которая гуляет сама по себе, у меня собачья натура — собаки всегда хотят дружить, всем служить. Но поневоле пришлось воспитать в себе и кошачью независимость, отстраненность. Я понимаю, что люди делают пакости не от силы, а от слабости. Поэтому стараюсь болезненно на выпады не реагировать. Даже не читаю рецензии, уже лет тридцать не заглядываю в газеты.

Любимая «Интердевочка»

И фильмы не смотрите, в которых снимались?

Некоторые смотрю. Даже отдельные сериалы, где я играла, мне нравятся — например, «Апостол» или «Эшелон».

Я думала, вы назовете «Идиота».

Мне было очень интересно в нем сниматься, хотя у меня там маленькая роль Нины Александровны. Но «Идиота» трудно смотреть повторно… Есть и фильмы с моим участием, которые мне нравятся и которые я смотрю без чувства неловкости. Скажем, еще одна моя маленькая и скромная ролька мамы главной героини в «Интердевочке» — не скрою, я очень ею довольна. Вы знаете, когда я играю в театре, во мне не включается моя режиссерская профессия: видение картинки, что вокруг чего должно быть организовано и т. д. И в этом мое счастье, иначе я не смогла бы быть актрисой. А когда я смотрю свои фильмы, где уже все зафиксировано, воспринимаю их нередко как режиссер. И, честно говоря, не всегда довольна результатом — эх, думаю, вот эту сцену ведь можно было бы сделать гораздо убедительнее и интереснее! Так вот, при просмотре «Интердевочки» перестаю быть режиссером — я участвую в этом.

Как вы восприняли приглашение сняться в этом фильме?

Задохнулась от восторга, в буквальном смысле слова. До сих пор помню разговор с Петром Ефимовичем Тодоровским — он сам мне позвонил и предложил сняться в «Интердевочке». Я его всегда обожала, он один из моих самых любимых режиссеров. Часто режиссеры, особенно сегодня, снимают фильмы, чтобы заявить о себе, утвердиться, показать, что они не лыком шиты. Когда у режиссера такой стимул, вот и получается сплошная кровища, море трупов, ор, скрежет зубовный… Тодоровский прошел войну, многое повидал. Человек мудрый, очень талантливый и очень добрый. А это каким-то образом в его работах обязательно передается. Он наполняет своею добротой артистов, и поэтому у него такие теплые фильмы. Я смотрю их не отрываясь, и душа согревается. Понимаете, материальный мир — не такой уж он и неживой. Говорят, театр — это живое чувство. И помимо того, что зритель видит и слышит, он улавливает еще и некоторую трансляцию из недр актера, то, что Станиславский называл излучением. Казалось бы, в кино это невозможно. Нет, техника не такая уж и дура. Помню, как меня поразил случай, когда в одном фильме не могли доснять агрессивную сцену — пленка плавилась. Сколько ни бились, результат был все тот же… И как пленка плавится от агрессии, так и душевное тепло передается на пленку и проходит зрителям. Поэтому от картин Тодоровского такое тепло и свет.

Думаю, не ошибусь, Лариса Ивановна, что многие зрители, особенно далекие от театра, знают вас в первую очередь именно по «Интердевочке».

Вероятно. Во всяком случае, спрашивают меня о работе в ней очень часто. Особенно популярен вопрос: «А как вы для себя решили: она действительно не знала, что ее дочь проститутка?» Мне было очень трудно ответить, но думаю, поняла я для себя правильно. Моя героиня говорит: «Я видела, что у нее появляются какие-то сапожки, что-то еще, — Таня рассказывала, что ей все это привозил ее друг, капитан дальнего плавания». Человек так устроен, что какие-то вещи он знать не хочет. Подсознание отводит его от неприятной правды, которая может его убить. Не случайно ведь жены часто последними узнают об изменах своих мужей. Так и моя героиня — как страус, прятала голову, не хотела знать правду о своей любимой дочери. Потому что это было для нее слишком страшно…

Семейный спектакль

Возвращаясь к вашей последней роли миссис Сэвидж: что для вас главное в понимании вашей героини?

Она уже дозрела до того уровня, когда точно расставлены приоритеты. Главное для миссис Сэвидж — жизнь духа человеческого. А все остальное, в том числе и деньги, лишь инструмент для достижения ее целей. Что такое деньги? Это свобода, возможность для творчества, для каких-то деяний, но ни в коем случае не самоцель. А еще деньги — не награда, а большое испытание. Мало кто из богатых людей это понимает и выдерживает. Моя героиня его прошла.

А насколько, на ваш взгляд, такой спектакль подходит для репертуара ТЮЗа?

Мне кажется, он здесь очень уместен. Ведь в спектакле есть еще одна очень важная проблема — взаимоотношения в семье, между взрослыми детьми и их приемной матерью миссис Сэвидж. Когда я сама работала в этом театре, нас здесь все время долбали и ориентировали на Павлика Морозова — якобы спектакли о таких героях нужны молодому зрителю. А у нас шла «Бескрылая бригантина» о репрессированных латышских стрелках. И мы слово «ТЮЗ» в то время ненавидели. Сейчас я отношусь к нему спокойно. К тому же, насколько я понимаю, Красноярский ТЮЗ позиционирует себя как молодежный театр, здесь возможен широкий репертуар. Другой вопрос, что городу просто необходим специфический театр для детей. Это очень серьезное и важное дело, к которому нельзя относиться с небрежностью.