У одного философа есть фраза о том, что все наши истинные желания — уже выполнены. А если что-то не выполнено, то лишь кажется, что этого хочется. Если Бог захочет наказать за вранье, он даст нам именно это и посмотрит, как мы помучаемся.
Чего надо?
Ну вот простая картинка в темку. Лет семь назад преподавал у группы студентов, простых таких студентов, у нас сейчас всеобщее высшее образование, и простые парни получают его тоже. Не то чтобы плохие парни, не злобные, но именно что простые, по сути — пэтэушники, многие из районов края. Так вот, на вопрос о жизненных перспективах большинство ответило, что намерено стать… исключительно менеджерами, некоторые добавляли — топ-менеджерами. Нет особых сомнений, что и в средней школе дали бы такой же ответ: народные массы хотят в топ-менеджеры.
Вопрос: как себе представляют топ-менеджера данные школяры? В качестве ответа обычно перечислялась факультативная атрибутика: это такие люди, у которых «отдельные кабинеты», «красивые секретарши», «они много говорят по телефону», «они в костюме, галстуке, и у них интересная работа» и т. д. Никто не сказал, что менеджеры каждодневно и ежечасно принимают решения и, собственно, за это им и платят. О науке управления речь не шла, топ-менеджер — это галстук и много-много говорильни по телефону. Вопрос риторический: какой процент этих парней реально станут менеджерами, не карикатурными, а реальными, по жизни, управленцами? Ну не знаю, если процента два — это много, это успех.
Так вот, только эти два процента — реально этого и хотят. Остальные хотят чего-то другого. Например, иметь образ самих себя, якобы хотящих многого. Приятнее так.
«Чего тебе надо в жизни?» Мы смеемся над Шурой Балагановым, который на вопрос Остапа Бендера, чего ему надо, стал высчитывать и назвал точную сумму, почти с копейками. Современный человек, особенно человек молодой, сразу знает верный ответ: надо быстро-быстро сказать «сто миллиардов долларов». Ну или хотя бы «сто миллионов долларов» (для респондента, который не держал в руках сто тысяч рублей, эти суммы не сильно и отличаются, равно тая в мифологической дымке). Но это еще нелепее, чем ответ Балаганова.
Вспоминается сценка. В мае писатель Дмитрий Галковский посещал Красноярск, и была отдельная встреча с детьми. Точнее, с подростками-старшеклассниками. Галковский там в жанре притчи рассказал один литературный сюжет. Если вкратце: послал лоху Господь немного денег. Точнее, много, по меркам этого лоха. И ничего хорошего для честного гражданина из этого не вышло. Он растерялся, потом деньги спрятал (скромный служащий не смог бы объяснить, откуда они взялись, а дело было в старой буржуазной стране, где деньги, в отличие от Африки и России, принято объяснять), потом красиво оделся, потом его соблазнила коллега по работе, потом его застукал шеф, потом его застукала жена, потом он совсем растерялся, потом как-то помер, кажется, добровольно. Главное, что помер. «У каждого человека, — подытожил Дмитрий Евгеньевич Галковский, — есть свой предел, в том числе и денежный. Если ему дать денег больше, чем полагается, счастья это не принесет».
Как минимум все вернется к уровню, который действительно по уровню самого человечка. Вот если поставить эксперимент: дать бомжу несколько миллионов, а у миллионера отобрать все, сделав бомжем. Вернуться к ним лет через пять. Одаренный бич, скорее всего, будет бичевать без ничего. Ограбленный миллионер будет миллионерствовать.
Искоренение реальности
Отказ разуметь самого себя чреват. Возьмем типового подростка лет пятнадцати, спросим: «Чего тебе надо для счастья здесь и сейчас?» Учитывая, какие нормы сейчас утверждает культура, реальные нормы, не номинальные, политически корректный ответ должен звучать так — «бабу и бутылку водки», а еще лучше — «три бабы и три бутылки». Притом что в жизни нашего гипотетического подростка скорее еще не случалось ни первого, ни второго, но вопрос задан — и надо ответить, не уронив пацанского достоинства. Между тем, как писал еще один писатель, Дмитрий Быков, секс — тяжелая физическая работа. А бутылка водки для тела, к ней еще не приученного, — очень много, две-три бутылки — капельница и больница. Три бутылки и три бабы — это какая-то воплощенная смерть. И уж никак не истинные желания юного организма.
На вопрос о желаниях людям свойственно умножать реальность на сто, а почему? Мы любим самих себя и давно уже перемножены-перекошены в своих глазах для внутреннего потребления. Вот «несчастная любовь» — это что? Это прежде всего плохая аналитика. Человек проваливается в гипотетическую модальность и там живет, строит себе дом, копает огород. «Несчастная любовь» — это когда ничего не получается, а кажется, что все могло бы получиться. Причем уникальным образом. А не получается. Но кажется. Почему кажется? Потому что, например, приписываем себе и объекту качества, которых лишены. Или, наоборот, качества убираем. Реальность — пошла вон. «Нет, что вы, она не стерва», «нет, что вы, я очень даже привлекателен», «главное — подождать» и т. д. Между тем люди нравятся друг другу обычно быстро — или не нравятся никогда. Как можно хотеть того, с кем быть тебе — по законам реальности — не получится? А это хотят не человека. Хотят образ. И образ себя, хотящих образ.
Образец мужества явил один мой знакомец, обронив фразу: «Слишком красивая для меня, — и пояснив что-то типа: — Страдание по данному поводу не входит в жизненный план». Но это почти нелюдская честность к себе, не так ли?
Стать невротиком можно по-разному. Открыть рот на кусок, который туда не влезет. Заглотить кусок, который не переварится. Если честнее, то будет проще. Но народы все равно массово хотят «трех баб», «три бутылки водки», «сто миллиардов долларов», «мирового господства». Точнее, воображают, будто хотят.
Александр Силаев, «Вечерний Красноярск»
