Апология ценза

Рассуждение о демократии можно при желании начать откуда угодно. Можно, например, с Аристотеля. В двадцатом веке даже случилась книжка, где он ее — демократию и прочее «открытое общество» — защищал от тоталитарных идей Платона.

Немного классики

Между тем Аристотель столь же горячий сторонник демократии, как Платон — адепт коммунизма, ну то есть вообще никакой. Описав больше сотни современных ему режимов (а во времена Аристотеля каждый полис Эллады имел свой собственный режим, так что эмпирии было выше крыши), классик, как известно, поделил их все на шесть типов. Отнеся к «хорошим» монархию, аристократию и политию, к «плохим» же, соответственно, тиранию, олигархию и ту самую демократию. Три правильных формы и три вырожденных, но им соответствующих.

Власть одного, лучшего и правящего в интересах целого — монархия, власть некоторых, но лучших — аристократия, власть всех полноправных жителей полиса — полития. Тирания как власть одного, но кого попало, олигархия — власть кучки кого попало, демократия — а вот чем плохая демократия отличается от хорошей политии? Напомним, что самый лучший тип правления по Аристотелю — монархия, а худший — его вырожденный вариант, тирания. Полития и демократия отстоят друг от друга не так сильно, но отстоят. Смотрим на аристотелевскую политию: это не власть всех. Во-первых, политические права имеют многие, но только полноправные и полноценные граждане, во-вторых, это правление в интересах целого, в-третьих, по заведенной процедуре (сейчас бы это назвали «правовым государством»). При этом пункт второй и третий как бы следуют из первого, ну раз граждане полноценные, зачем им ломать регламенты и сдавать отчизну?

Мы говорим: «демократия античного полиса», но в нашем смысле, смысле всеобщего избирательного права взрослого населения, такого не было. Не было избирательного права у женщины и раба, где-то не было прав у не служившего в армии, где-то — у не имеющего дома, где-то были иные цензы, но были они везде.

Так же примерно понимали демократию и либерализм до 20-го века во всей Европе. Вот мы говорим: «старейшая в мире английская демократия». Но еще в 19-м веке там голосовало 2% населения. Каким бы словом назвали такую страну демократы 21-го века?

Причем до 20-го века ни практикам, ни теоретикам особо не приходило в ум наше понимание демократии. Обсуждали достоинства и огрехи, делали выбор — между монархией, аристократией и политией. Логика классиков незатейлива: качество принимаемых решений соответствует качеству принимающих их людей. Люди разные. Принимающий решения орган из 10 людей, каждый из которых оценен на 95 условных баллов, лучше органа из 100 людей со средним баллом 90, тот — лучше органа на 1000 человек со средним баллом 60, и все это лучше миллиона голосующих со средним баллом 30. Ну то есть смотрим не на количество, а на средний балл. Ну а максимизация балла оборачивается уже минимизацией количества.

Как оно вышло?

Эмпирия подтверждает. Цари бывали выродками, но средний монарх — умнее, тоньше и решительнее среднего дворянина, тот — лучше среднего свободного мещанина, мещанин — лучше крепостного землепашца. Хотя отдельный раб может быть качеств душевных и телесных изумительных, лучше графа, но это не кроет общего правила. Главная опасность: истинная монархия, как всякое совершенство, хрупка. Сложно ставить состояние на одну карту; сложно ставить общественное благоденствие на одного человека. Такая система всегда на грани коллапса. Аристократия устойчивее, чем и лучше, еще устойчивее полития. Скажем так: падает качество функционирования в идеальном варианте системы, но улучшается качество ее работы в состояниях разболтанных, неудачных и критичных. Пожалуйста, можно выбирать. Но до 20-го века идея о том, что в тело верховного суверена государства должна быть включена вся масса чумазиков из городских гетто, не овладевала ничьими умами. Эту веру не исповедовали ни элитные, ни сами чумазики. Как же так получилось?

Добавим к очевидным соображениям неоптимальности демократии менее очевидные — о ее невозможности. Права, как известно, не дают. Их берут, когда до них дорастают. Можно трехлетнему ребенку дать права вождения автомашины — водить все равно не будет. Можно ученику дать право учить, а пациенту — лечить, процесс не пойдет. Будет имитация, а если все-таки машина едет, а лечение идет, ну, значит… излишне сложная функция все-таки отдана недорослями на аутсорсинг. Кому-то, кто может.

Поскольку современное общество худо-бедно, но все-таки управляется, оно управляется не демократическим образом. Но «демократия» все равно присутствует как легенда этого способа управления. Между тем чистая аристотелевская демократия — власть улицы, профанов, толпы — возникала только в короткие промежутки времени и в специально отведенных к тому местах. Чтобы быть по итогу свернутой, выполнив спецзадачу.

Тезис примерно таков: при всеобщем избирательном праве, но отсутствии всеобщей культуры этого права — обществом правит олигархия. Парадокс, но если избирательное право есть у 2% населения, то решают, скорее всего, они. При 20% суверенитет электората пожиже, но все же есть. При 100% голосующих ситуация переворачивается, и реальным политическим классом оказывается 0,01% населения. Причем таких, которых никто не выбирал и про которых в Конституции ничего не сказано. Но они — держатели ресурса, решающего любые выборы. Сэр Генри, входящий в 2% электората классической Британской империи, не манипулируем, вот в чем фишка. Он себя знает, и мир, и тебя. Тетя Мотя голосует так, как скажет начальник и телеящик, — она суверенна в каком-то антропологическом, онтологическом даже смысле, а вовсе не в социально-правовом.

Если переходить к обобщениям, то аристократии и политии были свернуты в 20-м веке олигархией. Ставка на социальные низы — чья она по большому счету? Это ставка анонимных верхних против разумных средних. Введение избирательных цензов, как ни парадоксально, сыграло бы в пользу не то чтобы абсолютного народовластия (кое невозможно, да и не нужно!), но относительного.

Ну и просто стало бы честнее.