Красноярская ярмарка книжной культуры (КрЯКК), которая уже третий год проходит при поддержке Фонда Михаила Прохорова, недвусмысленно показала: за это время она стала самым знаковым культурным событием в краевом центре. Тем не менее, как считает соучредитель фонда Ирина Прохорова, это только начало, формирование базы для дальнейших культурных инициатив. В интервью «ВК» она прокомментировала свое видение проблем и перспектив книгораспространения в России.
Из червячка в бабочку
Образно говоря, Ирина Дмитриевна, символ ярмарки — книжный червячок сумел превратиться в бабочку?
Судить не мне, а красноярцам. (Улыбается.) Но на самом деле в этой шуточной идее заложена пропаганда чтения: тот, кто много читает, становится прекрасным созданием. И, конечно, КрЯКК — большой праздник для читателей.
А для организаторов? Какова главная цель ярмарки?
Самая элементарная — найти способы регулярной доставки хороших книг в регион. Пора покончить с ностальгической мифологией, что Россия якобы самая читающая страна в мире (это довольно спорный тезис), и, трезво оценив ситуацию, последовательно заниматься решением каких-то насущных вопросов. В частности, КрЯКК должна спровоцировать спрос читателей на культурные книги, чтобы люди не только покупали их раз в год на ярмарке, но и постоянно атаковали своими запросами местные книжные магазины.
Это с одной стороны…
А с другой — мы очень надеемся, что появится команда во главе с просвещенным бизнесменом, которая наконец откроет здесь сеть интеллектуальных книжных магазинов. Потенциальный спрос на такую литературу, как уже три года можно наблюдать на ярмарке, огромный. И необходимо понимать, что еще года два издатели будут ездить в Красноярск в надежде установить прочные профессиональные связи. Многие приехали в первый раз, на разведку: могут ли они здесь распространять свои книги? Если они не установят контактов с региональными дистрибьюторами, то на КрЯКК больше не приедут.
Мне кажется, вы несколько драматизируете — за эти три года количество издателей — участников ярмарки не только не уменьшилось, а, напротив, выросло в три раза.
Причем, учитывая финансовый кризис и эпидемию гриппа, мы к такому наплыву оказались несколько не готовы. (Смеется.) То, что интерес растет, — это, конечно, приятно. Но все же, что ни говори, несовершенное книгораспространение по-прежнему остается фундаментальной проблемой нашей отрасли. Точнее, общая инфраструктурная отсталость — что в автомобильной промышленности, что в книжном деле, — проблемы везде приблизительно одни и те же. И обидно, что за двадцать лет существования книжного рынка и наличия большого количества отважных издателей распространение продолжает буксовать.
Что, на ваш взгляд, может сдвинуть его с мертвой точки?
Наверное, в первую очередь нужна политическая воля — региональных ли руководителей или даже на уровне общенациональном. Отрадно, что об этом начали задумываться на разных уровнях власти в Красноярском крае. И, как мне кажется, главное здесь — не финансовые вложения. В России вообще сильно преувеличена способность денег решать все проблемы. Деньги — это всего лишь инструмент, и им надо уметь пользоваться. Можно вбухать в проект безумное количество средств, а результат будет нулевой. Нет, что касается книгораспространения, необходимо прежде всего обратить внимание на проблему кадров. Я не верю, что в Красноярске при всем очевидном спросе нельзя открыть хотя бы один магазин интеллектуальной книги, который смог бы стать прибыльным. Но, видимо, не нашлось пока человека, у которого любовь к чтению сочеталась бы с правильным пониманием, что такое современный книжный бизнес. При грамотном подходе и хорошей бизнес-хватке с учетом всех новых технологий ниша интеллектуального книгораспространения тоже может принести неплохую коммерческую выгоду.
Культурное подвижничество
А пока этого понимания нет, получается, что наше культурное книгоиздание остается неким подвижничеством?
Во многих отношениях так, к сожалению. Книгоиздатели, выпускающие культурную книгу, — это бизнесмены-энтузиасты. Но кто сказал, что в бизнесе энтузиазм не имеет значения? Это ложное представление. Хороший специалист — будь то врач, учитель или бизнесмен — всегда фанатик своего дела. Вспомнить хотя бы «Русские сезоны» — все почему-то забывают, что это был очень успешный бизнес-проект. Что не помешало Дягилеву войти в историю культуры как человеку, сформировавшему в Европе положительный имидж России, которым мы до сих пор пользуемся. Кстати, этот невероятно креативный человек не только вывозил русское искусство за границу, но и в Россию привозил выставки современной живописи — что породило русский авангард. Но при этом он сумел просчитать, что проект высококультурного уровня может быть коммерчески успешен на европейском рынке.
Те же механизмы успешности применимы и на книжном рынке?
Разумеется. С одной стороны, как мне кажется, владелец интеллектуального книжного магазина должен отличаться высокой образованностью. А с другой — коммерческим талантом. Развитию этой отрасли немало вредит старый советский стереотип, что нужно разделять человека мысли и человека действия. Мол, если он мыслитель, значит у него, простите, руки должны расти не из того места — это якобы признак привилегии интеллектуального сословия. Может, именно потому у нас многое не развивается?.. Давно пора пересмотреть, что входит в условный джентльменский набор достоинств современного интеллектуала. В частности, я бы как раз добавила туда умение действовать.
Вы сопоставили проблемы книжного бизнеса и автопрома. Но различие здесь все же есть: репутация отечественного книгоиздания в разы выше.
Кто ж спорит? (Улыбается.) И, кстати, создавать конкурентоспособность силовыми методами, как пытались сделать в нашем автопроме, — это изначально было обречено на провал. А что касается книг, то и убеждать их покупать никого не нужно — было бы где. А вот это как раз очень проблематично, особенно при нынешних арендных ставках. Нельзя ставить в равные условия людей, которые торгуют машинами и книгами — на книгах столько не заработать. Многие крупные книжные магазины в Москве вообще существуют лишь потому, что у них с давних времен сохранились льготы на аренду. Но, к сожалению, распространено какое-то всеобщее психологическое непонимание, как складываются и развиваются профессиональные инфраструктуры. И это неготовность не только власти, но и общества.
В каком смысле?
В нашей стране привыкли все требовать от власти, но при этом мало кто что-то делает сам. Поймите меня правильно — я не карась-идеалист и прекрасно понимаю, что в регионах есть масса объективных проблем. Но, согласитесь, это не оправдание, чтобы ждать, пока все само собой разрешится, и тем временем ничего не делать. Вы знаете, ведь было немало создать дистрибьюторские сети в регионах. И даже договаривались по аренде.
Что же им помешало?
Все упирается в одно — нет команды, людей на местах, которые умели бы работать на книжном рынке. Поэтому сейчас острая необходимость в повышении квалификации, обучении, формировании социального слоя культурных менеджеров. Наш фонд, во всяком случае, проводит в этом направлении сознательную политику и будет ее продолжать, пока мы активно работаем в регионе. Без этого ничего не сдвинется. Ни репрессивные меры, ни закачивание денег не помогут.
Букинизм вечен
К слову, о социальной активности: красноярцам удалось отстоять магазин «Букинист», который хотели выжить с площадей в центре города.
Вот видите! Кстати, когда я проезжала по проспекту Мира и увидела вывеску «Букиниста», искренне порадовалась, что этот магазин по-прежнему существует. Понятно, что место престижное, и какой-то конфликт интересов неизбежен. Но то, что городское сообщество вступилось за свои интересы, — здоровая гражданская реакция. Конечно, не всегда все сразу получается, и к этому нужно быть готовыми. Но диалог с властью необходимо выстраивать, это постоянный процесс.
А как вы вообще оцениваете букинистический сегмент книжного рынка? Есть ли у него будущее?
В его благоприятном будущем я нисколько не сомневаюсь, букинизм — важнейшая часть рынка. Да и вообще показатель книжной культуры как таковой. Ведь это не только старинные книги, которые сами по себе представляют ценность. Скажем, я издала три тысячи экземпляров какой-то книги и по разным причинам ее больше не переиздавала. А спустя лет сто кто-то заново откроет для себя этот текст. Прошлое — это большой интеллектуальный ресурс, возможность обнаружить информацию, идею, которые пропустили современники, что ускользнуло от них в пене дней. Недаром люди, которые любят ходить к букинистам, иногда находят какие-то потрясающие книги, которые потом становятся достоянием общественности. Не стоит забывать, что книга — это хранение информации. Если текст дошел до последующих поколений, его можно воспроизвести и пересохранить. И если бы букинизм не существовал как культурный институт, мы навсегда потеряли бы важнейшие памятники эпохи и знания о ней. Плюс, конечно же, это еще и знакомство с книжной культурой — как раньше делались книги, какие были принципы их оформления — с чего, собственно, начиналась современная цивилизация.
Вам в вашей издательской деятельности удалось сделать какие-то открытия в букинистических магазинах?
Видите ли, мое издательство «Новое литературное обозрение» (НЛО) принципиально ориентировано на поддержание нового. Я считаю, это очень важно — помочь на старте. У молодых исследователей и начинающих авторов не так уж много возможностей опубликоваться. Но кто знает, может, в какой-то момент и букинистические магазины станут для НЛО значимым подспорьем? (Улыбается.) Кстати, наши первые книги, изданные малюсенькими тиражами в начале 90-х, — настоящий раритет, у нас у самих в редакции некоторые из них присутствуют по одному экземпляру, а переиздать их пока нет возможности. И либо они есть в домашних библиотеках, либо неожиданно всплывают у букинистов.
Спрос меняется
А что из изданий НЛО пользуется наибольшим спросом на КрЯККе?
Это очень любопытно наблюдать, потому что волна читательского интереса меняется каждый год. На первой ярмарке повышенным спросом пользовалась наша гуманитарная продукция — серии Historia Rossica, «Россия в мемуарах», «Научная библиотека». Не могу сказать, что сейчас они не продаются. Но все же былого ажиотажа нет. Мы подозреваем, что эти книжки уже как-то вошли в обиход. Может, кто-то заказывает их через Интернет, через издательство.
А в этом году у нас очень хорошо продавалась художественная литература. Ну и, наконец, как стало понятно еще в самом начале, в Красноярске повышенным спросом пользуется все, что связано с искусством, особенно с визуальностью. Наша серия «Очерки визуальности» тоже оказалась в зоне читательского внимания.
Честно говоря, я думала, вы назовете серию «Культура повседневности».
Вы знаете, она везде популярна. Это наше ноу-хау, и нам было бы странно, если бы в Красноярске она почему-то не продавалась. (Улыбается.) А еще, наверное, фонду стоит провести социологический опрос среди издателей, что пользуется здесь спросом, а что нет. Возможно, что-то нуждается в дополнительной рекламе, презентациях. Но в целом у меня очень хорошие впечатления от красноярских читателей. Нормальный культурный город с большим спектром интеллектуальных интересов.
Антикризисные инициативы
Один из базовых постулатов Фонда Михаила Прохорова — поддержка инициатив. Насколько, по вашей оценке, инициативны наши творческие круги?
Они весьма активны в своих начинаниях. Один из успешных, на мой взгляд, совместных проектов фонда и Красноярского театра им. Пушкина — фестиваль современной драматургии «Драма. Новый код» (ДНК), мы сотрудничаем уже третий год. Красноярский музейный центр тоже наш партнер, постоянно что-то креативит, и мы его с удовольствием поддерживаем. И, к счастью, это не единичные примеры.
А насколько заразительна благотворительная деятельность фонда для красноярских предпринимателей — скажем, участвуют ли они в той же книжной ярмарке?
Было бы замечательно, если бы местный бизнес перехватил у нас инициативу и стал спонсором ярмарки — мы будем только приветствовать подобные инициативы. И если КрЯКК сумеет стать самой мощной региональной ярмаркой, коммерческим проектом, а не благотворительным, как он существует сейчас, — это будет правильно. Но пока о таких перспективах говорить рано. Не стоит строить замки на песке, три года — всего лишь начало развития бренда.
К тому же нельзя сбрасывать со счетов и кризис?
Мы с вами уже говорили, что кризис не сказался на интересе издателей к ярмарке. (Улыбается.) А в этом году активно откликнулись не только издатели, но и множество федеральных журналистов, чего прежде не было. Наверное, это некий показатель успеха, что ярмарка набирает обороты, становится серьезным предметом разговора в профессиональных кругах. Посмотрим, что будет в следующем году. Как я уже упоминала, вполне допускаю, что кто-то не нашел то, что искал, и больше не захочет приехать. А что меня по-настоящему огорчило — в этом году намного больше издателей из Москвы и Петербурга, а приток из регионов сократился. Нам-то как раз хотелось бы, чтобы все было наоборот.
Может, кризис как раз больше затронул именно региональные издательства?
Вероятно. Конечно, мы будем над этим работать, постараемся отыскать местные распространительские сети в других городах, чтобы люди приезжали, налаживалась связь. Может быть, создадутся новые библиотечные коллекторы, интернет-магазины, быть может, местный бизнес поддержит подобные начинания. Так что все зависит от нашей стойкости, от желания издателей ездить в Сибирь из года в год и ждать, когда здесь что-то наладится. Очень много составляющих. И поддержка читающих красноярцев играет в этом процессе не последнюю роль.
Новое прижилось
В этом году в честь грядущего Года Франции в России КрЯКК получилась с большой французской культурной составляющей. Значит ли это, что и впредь у ярмарки будет какой-то тематический стержень?
Мы думаем над этим. Первые две ярмарки были просто разведкой боем — нужно было понять, чем живет город, покупают ли его жители книги. А тематический подход мы опробовали впервые, и, как мне кажется, весьма успешно — множество людей посетили мероприятия, связанные с Францией. Чему были немало изумлены и наши французские друзья и коллеги. Потому что, скажем, творчество Жака Превера в Москве собрало бы немногих специалистов. А в Красноярске огромная аудитория внимательно слушала чтение его произведений на двух языках, хотя это очень сложный жанр. Что говорит об очень большой потребности красноярцев в серьезных культурных мероприятиях.
Это отрадно. И в завершение нашей беседы, Ирина Дмитриевна, позвольте несколько вопросов о новой литературной премии фонда «НОС» («Новая социальность»). Без сомнений, объявление ее шорт-листа стало одним из самых важных событий третьей КрЯКК и спровоцировало спрос на эти книги в издательствах.
Разумеется, как и любая премия — для того она и существует.
А насколько мнения читателей и зрителей могли повлиять при публичном обсуждении шорт-листа, как это позиционируется в Положении о премии, на мнение жюри? Или это иллюзорно, и все, что остается читателям, — принять участие в голосовании на сайте премии?
Не думаю, что подобный опыт иллюзорен. Мы с вами видели, какие бешеные споры разгорелись, и в какой-то момент жюри даже дрогнуло. Что как раз очень позитивно. Признаться, я была бы счастлива, если бы они дрогнули еще больше и добавили бы в шорт-лист два имени, которые рассматривались в нем изначально. (Смеется.) Но это был первый эксперимент, и не будем забывать, что жанр публичных дебатов в России вообще не развит. Именно в силу того, что общество не было демократическим. Культура споров и умение достичь консенсуса, идти на компромиссы — это как раз и есть важный фактор открытого общества. Которому тоже надо учиться, что очень трудно. И я сочувствую членам жюри и восхищаюсь ими — они не побоялись публично отстоять свою точку зрения, найти аргументацию. Причем перед разными слушателями — как просвещенными, так и теми, кому нужно было объяснять азы, — мы же не отбирали публику специально, дебаты были открытыми.
А что касается самих критериев отбора — какими они вам представляются?
Мне кажется, шорт-лист интересен именно своей неожиданностью. Из 30 произведений лонг-листа я сама почти все прочла или просмотрела. И, на мой взгляд, жюри сделало очень смелый и интересный выбор в пользу откровенно социальных произведений. Социальность ведь можно трактовать по-разному. В шорт-листе разные книги — на стыке документальности и абсолютной беллетристики. Но этот список заставляет, во всяком случае, думать и спорить — для чего и создана была премия. А еще, я полагаю, очень много людей постараются прочесть эти книги — что уже очень важно.
Елена Коновалова, «Вечерний Красноярск»
