Бывает такое сочувствие, что убивается справедливость. Наша цивилизация сочувственна к падшим, к падающим, к свободно летящим, дабы упасть... К дуракам, к легким правонарушителям, к банкротам во всех смыслах этого слова.
Подарок плохишам
Вот Минэкономики продавливает закон, согласно которому россияне могут становиться банкротами как физические лица. Напомним: человек доказывает, что не может отдать 50 тысяч рублей в течение полугода, и обретает статус банкрота. После чего долги «реструктуризируются», то есть их можно несколько лет не отдавать, платить по ним какой-то странный льготный процент, ну а через несколько лет, как говорится, либо эмир умрет, либо ишак сдохнет, либо инфляция все сотрет.
Что значит законопроект с точки зрения основ права, его, так скажем, ценностного ядра? Вот говорят, что «с таким законом будет много злоупотреблений». Все хуже: сложно злоупотребить тем, что и так уже зло. Именно потому и непонятно, где там кончится употребление доброе и начнется «злоупотребление», грань размыта донельзя, фактически это будет делом вкуса конкретных правоохранителей.
Закон аморален: он перераспределяет общественное благо от хороших людей к плохим. Вот его суть, если коротко. Вася занял у Пети денег и говорит, что не в состоянии их отдать. Какова бы ни была причина «несостояния», Петя плохой. Если действительно не может, то это его слабость как социального существа, никудышность, что ли (само по себе еще не преступление), сопряженная с безответственностью (человек, который не может давать слова, не имеет такого права, вдруг его дает). Звучит жестоко, но «за базар надо отвечать». Ну а если человек может отдать и не отдает: не хочется ему — то уже поведение специфическое и мало чем отличается от покражи. То есть в лучшем случае «не рассчитал свои силы» (слабость + глупость + понты), в худшем воровство.
Можно занять не у физического лица — какая разница? Но за любой фирмой в конечном счете стоят живые люди, те же «Васи». И за государством стоят «Васи», бюджет — это карман большого совокупного «Васи», это не собственность марсиан, чиновников, президента.
Вот человек набрал долгов под зарплату в 50 тысяч рублей, хорошо так набрал, в разных местах — так, что 40 тысяч в месяц надо теперь отдавать. А потом решил, что горбатиться за 50 незачем, лучше уйти туда, где работать весело или совсем не надо, и получать 10 тысяч. Он бы в любом случае получал в итоге 10, кстати. Так и так, считайте меня банкротом. Что ж, 40 тысяч с зарплаты в 10 действительно не заплатишь. Банкрот, стало быть. Что это — злоупотребление или просто употребление закона? «А я там плохо работал, пришлось уйти». Чистое, буквальное соблюдение закона. Ну а кидалово получится, ибо закон такой, кидалово узаконивающий.
Обратить взыскание на имущество? Так там в проекте еще такая, например, милая фишка: нельзя отобрать квартиру, взятую по ипотеке, если это единственное жилье должника. Есть сто поводов доказать, что — упс! — все, не можешь платить. А квартирка-то — вот она. И что главное? Главное — успеть въехать за 20% цены или сколько там.
А уж лох ты такой случайный или жулик преднамеренный — обманутым на 80% не так важно.
Такой бизнес
Вообще банкротство уже не то, что 100 лет назад. Еще в кризис 1929 года деятели на Уолл-стрит добровольно падали из окон. Чудные люди, на современный вкус. А еще у благородных людей всех стран был на случай банкротства обычай — стреляться. Ну это уже совсем не наш язык, называлось «смыть бесчестье кровью». А почему — бесчестье-то? А потому, что банкрот — это вор, ставший таковым хоть и не по злой воле, но по никудышности своей. Никудышность, из-за которой страдаешь ты, — это обидно и досадно, это лохачество, как сказали бы сейчас. Но это еще на грани приличий. Никудышность, из-за которой подставлен другой, — уже за гранью. Ну и если так считаешь не только ты сам, но и весь, так скажем, круг общения — почему бы и не закончить историю точкой, поставленной себе в висок? Как говорилось некогда по другому, правда, поводу, «мертвые сраму не имут».
Значит, 100 лет назад банкротство для человека — это как максимум бесчестье и персональный апокалипсис либо как минимум очень серьезная неприятность. «Начать жизнь заново», «познать нужду» — как-то так. В современном мире банкротство — это, как правило, такой бизнес. К выгоде банкрота, разумеется. Это же его бизнес, ну а как может быть бизнес себе в убыток? Вспомним громкие банкротства что на Западе, что в РФ: познал ли кто-то нужду, начал ли жизнь заново, окунулся ли в бесчестье? Да нет, все фигуранты, за редким исключением, в шоколаде.
Технология в том, что пассивы в современном мире бизнесмены записывают на лица сугубо юридические, а активы перебрасывают на физические. Ну или на такие юридические, которые с первыми юридическими ну никак не связаны. В итоге «юрики» горят, а у «физиков» все чудесно. Если чуть глубже, то в реальном-то мире вообще есть только «физики», а банкротства «юриков» — это способ, каким одни «физики» кидают других. Иногда вполне конкретных: кредиторов, поставщиков, акционеров. Иногда кидают вообще, например, когда владельцы и менеджеры корпораций доят их, как личных коров, а потом, больных и увешанных пассивами, кидают к ногам неизменно «социального» государства. «А теперь помогите нашему частному бизнесу, он же такой общественный». Крупному бизнесу надо помочь, потому что он такой крупный, мелкому — потому что мелкий — а как же иначе? Производится оплата чьих-то расточительства, риска, жадности за общий счет.
Система, стоящая на приватизации прибылей, но национализации убытков. Одна часть населения платит за другую, нельзя сказать, что бедные — за богатых или наоборот (хотя скорее все-таки бедные за богатых!). Можно сказать, что осторожные и честные — платят за безбашенных и вороватых. Видимо, вторые нашей цивилизации чем-то милее.
Александр Силаев, «Вечерний Красноярск»
