Такое ощущение, что для Мадлен Джабраиловой, ведущей актрисы московского театра «Мастерская Петра Фоменко», рамки амплуа вообще не существуют. Она способна играть кого угодно - от малолетних детей до старух. А в спектакле «Одна абсолютно счастливая деревня» Мадлен играет сразу две роли - бабу Фиму и... корову! Увидеть актрису в этих столь разных образах красноярская публика могла на фестивале «Норильские сезоны», организованном Фондом Михаила Прохорова.
Ни тени уныния
Мадлен, почему, на ваш взгляд, так называется повесть, по которой поставлен спектакль? В чем абсолютное счастье ее героев?
Мне кажется, в таком названии есть своя ирония, потому что абсолютного счастья не бывает, это какая-то полуфантастика. И мы не играем в спектакле абсолютно счастливых людей. Какое может быть счастье, если там все в слезах, в грязи, в навозе - очень непростая жизнь людей накануне войны, потом в военные годы и послевоенные? Любовь, смерть, разруха, дети... Но в то же время, когда человек живет каждою секундой, он сам не ощущает своего счастья, для него оно обыденно. А со стороны кто-то может сказать - вот счастливый человек или вот счастливая пара, счастливая семья.
Об этом спектакле писали, что хочется назвать его христианским, хотя в нем нет ни слова о вере и Боге...
Возможно, но, вы знаете, у нас не было и нет задач специально выводить такие идеи. Просто Петр Наумович Фоменко - человек светлый и старается через свои спектакли этот свет донести, в них вообще нет и тени уныния. А свет - это положительная энергия, и она все равно утверждается через преодоление, через какие-то препятствия. Но в то же время - без морализаторства, без малейшего нажима на зрителя. Простейшая житейская история, в которой прослеживаются судьбы людей в некий период времени.
В «Одной абсолютно счастливой деревне» вы играете возрастную роль. Но, кажется, вам к таким ролям не привыкать еще со студенчества, когда вы в «Волках и овцах» сыграли помещицу Мурзавецкую, «девицу лет 65-ти», как характеризует ее Островский.
Да, так получилось, что самая маленькая на курсе сыграла самую взрослую роль. (Смеется.) Кстати, я сыграла там еще одну возрастную героиню - Анфусу Тихоновну. И поначалу мы и Мурзавецкую, и Анфусу играли на двоих с Ксенией Кутеповой, менялись. Поэтому могли также наблюдать друг друга в этих ролях, очень интересный был опыт. Но позже Ксения ушла из спектакля, и Мурзавецкую стала играть я одна. А Анфусу потом играла Ира Пегова, а после нее Галя Кашковская - кто только ее не переиграл!
Спектакль пока сошел с репертуара и неизвестно, возобновится ли?
Да, после гибели Юры Степанова, который играл Лыняева, не знаю, будем ли восстанавливать... Никто в этом не уверен. Но, лишившись комедии, мы поняли, что у нас в репертуаре очень не хватает истории для разных слоев зрителей. И хотя Островский, считаю, далеко не простой автор, его «Волки и овцы», пожалуй, были у нас самым доступным по восприятию спектаклем. Безусловная комедия, отчасти даже комедия положений. В ней слышно, чего хочет каждый из героев, и интересно, как они будут добиваться своих целей. Собственно, такие вот интриги - всегда самое интересное, что происходит в комедии.
В поисках нового
Что еще поражает в ваших «Волках и овцах» - чувство партнерства, ансамблевость, которые сохранялись в них на протяжении почти двадцати лет. Как удалось такого добиться?
Думаю, это исходит от образа работы, от нашего отношения к ней. В спектаклях нашего театра мы выражаем что-то единое, целостное, а не каждый сам по себе демонстрирует свои таланты по мере поступления текста в роли. А единомыслие, целостность образа спектакля исходит от автора. Мы очень тщательно работаем над каждым спектаклем и после его выпуска еще продолжаем репетировать, что-то меняем.
Насколько сильно отличается премьера от последующих спектаклей?
Какие-то изменения можно заметить после каждого очередного показа, появляются совсем другие нюансы. А спустя год жизни спектакля в нем можно вообще увидеть нечто совершенно иное. Трактовка роли уходит в неожиданную сторону, чего нельзя было даже вначале и предположить. Мне вообще очень жаль, когда людей что-то не устроило в премьере и они делают о спектакле какие-то окончательные выводы. Премьера - это только начало жизни постановки. Чем мне и нравится театр - вот этой своей жизнью, ее продолжительностью. В кино все закреплено раз и навсегда, и уже ничего не изменишь. Если фильм сделан хорошо - получаешь от него удовольствие, смакуя знакомые реплики. А в театре, если людям нравится спектакль, они могут на него вновь и вновь приходить и всегда видеть что-то новое - незнакомый поворот, новые детали, которые они раньше могли не замечать. Или их поначалу просто не существовало, они были внесены по ходу жизни спектакля. Причем что-то новое вносится не потому, что нам скучно играть. Просто мы сами не перестаем делать для себя какие-то открытия в наших спектаклях. Я лично это особенно ощутила в «Трех сестрах». Сколько всего перелопатить пришлось - ужас! (Смеется.) Сейчас я там играю совсем не то, с чего начинала.
Как вам удалось сломать в «Трех сестрах» привычный отрицательный стереотип восприятия Наташи? Смотришь - и ловишь себя на мысли, что в ее заботе о детях, в общем-то, нет ничего предосудительного.
Слава богу, значит, моя мысль доходит. (Улыбается.) Очень часто говорят, что актер - адвокат своих ролей. Наверное, это тот самый случай, когда мне надо было оправдать разрушительные действия человека, которые, с ее точки зрения, во благо. Да и не только Наташа уверена в своей правоте, но и многие зрители в зале, если правильно донести подоплеку поведения героини, наверняка сочтут его вполне адекватным. На меня в решении образа Наташи очень сильно повлияла Ксения Кутепова.
Каким образом?
У нее, как и у моей героини, тоже двое детей, Вася и Лидочка. И Ксения мне однажды сказала: «Ты знаешь, когда у меня дети заболели, я просто вышла и выдворила всех гостей. В тот момент я была злая, как тигрица, и, наверное, со стороны мое поведение выглядело жестко. Но я абсолютно четко осознавала, что по-другому в таких обстоятельствах быть не может». Когда я это услышала, мне тоже стало очевидно, что в материнской заботе Наташи нет ничего предосудительного. И потом Чехов настолько удивительный автор, что сам не дает актеру больших возможностей сделать что-то однобоко, однозначно. У Чехова действительно все очень странно: в одно и то же время все, что ты говоришь, выглядит и абсолютной правдой, и неправдой. И есть что-то еще, какая-то недоговоренность. Как это сочетать - совершенно непонятно... Мы в «Мастерской» в первый раз занимались Чеховым, и в том, что он гений, нет никаких сомнений. На каждой репетиции открывали для себя что-то новое в нем.
Глубинные вещи
К сожалению, не все способны передать эту неоднозначность...
Но у автора-то она заложена, нужно лишь внимательнее в него вчитаться! Я вовсе не стремилась к разрушению стереотипов, это не самоцель. Но, вы знаете, я специально обошла множество театров в Москве, где шли «Три сестры», чтобы увидеть, как у других актрис решена Наташа. И всегда расстраивалась, потому что в основном это была кричащая, неумная женщина, которая всех раздражала. Но если задуматься: а разве может такая вот недалекая женщина привлечь столь тонкого человека, как Андрей? И сразу становится понятно - нет, не может. Значит, в их отношениях есть какие-то глубинные вещи, которые надо раскапывать.
Что для себя раскопали?
В частности, например, то, о чем вы упомянули, - ее отношение к детям. И сам союз Наташи и Андрея, на мой взгляд, - очень близкая и понятная ситуация для нашего времени. Люди из разных слоев общества - не плохие и не хорошие, они просто разные, - и они действительно любят друг друга. А вот дальше самое сложное: как удержать отношения? Несовместимость не дает такой паре никаких перспектив. И наступает момент, когда кто-то из них допускает слабинку, и происходит разрушение семьи, хотя изначально ее объединяла любовь. А все потому, что люди выросли в разных культурных кругах. Грубо говоря, он разговаривает с ней о высоких материях, а она с ним - о сметане и тапочках. Любовь - любовью, но в какой-то момент один из них устает от таких разговоров...
Действительно, распространенная ситуация.
Очень распространенная! И еще у меня как у «адвоката» этой роли были большие внутренние «претензии» вот к какой детали. Почему все считают, что, если Маша с Вершининым изменяет мужу - это вроде как прилично, а тот же самый расклад - Наташа, Протопопов и Андрей - всеми осуждается? Меня очень смутила такая двуличность. Ведь Чехов вообще убрал Протопопова из действия пьесы. О нем все говорят, но мы не знаем, что это за человек, мы никогда его не видели - почему же мы думаем, что он плохой? И как относиться к тому, что Протопопов приглашает Наташу покататься на тройке? Петр Наумович сказал: «А вы представьте, что приехал Михалков на лимузине».
Представили?
Да, и все сразу как-то встало на свои места. (Смеется.) Во всяком случае, вопрос, почему Наташа бежит к Протопопову, больше не возникает. И вообще, когда начинаешь внимательно задумываться над текстом пьесы, выясняется, что в образе Наташи у автора все далеко не так просто.
Для меня лично однозначно одно - мне кажется, «Три сестры» просто созданы для вашего театра, они идеально ложатся на вашу женскую часть труппы.
Возможно. (Улыбается.) Мы давно планировали эту постановку, но выпустили лишь несколько лет назад. А когда мы только брали «Три сестры», мне вообще казалось, что это самая неудачная пьеса Чехова, самая неинтересная. Ну что такое - сплошные разговоры, все время философствуют, что там можно раскопать? То ли дело «Дядя Ваня», «Чайка» или «Вишневый сад». А оказалось, что покопаться в «Трех сестрах» очень даже интересно.
Актерская интуиция
Честно говоря, не ожидала услышать, что вы сознательно смотрели «Три сестры» в других постановках. Обычно актеры, наоборот, стараются этого избегать, дабы не сбиваться.
Действительно, бывает, когда я тоже вообще не хочу смотреть ничего, что имело бы отношение к той или иной моей героине. Не знаю, чем это вызвано, - возможно, самолюбием или боязнью увидеть что-то лучшее и сесть в лужу, потому что сам ты это никогда не перепрыгнешь... Мне трудно судить. Например, когда мы делали спектакль «Самое важное» по роману Михаила Шишкина «Венерин волос», где я играю Изабеллу, я намеренно не стала слушать, как поет Изабелла Юрьева. Я смутно помнила ее пение, потому что слышала раньше. Но во время репетиций специально отказалась от такой идеи, чтобы меня это не сбивало и ни в чем не ограничивало.
Помогло?
Очень помогло. И когда через год после премьеры я решила наконец послушать записи Юрьевой, поняла - совершенно правильно, что не сделала это во время работы над спектаклем. Потому что ее манера исполнения могла сильно повлиять на меня, и, может быть, даже в отрицательную сторону. Так что не понять, как лучше. Видимо, актерская интуиция сама подсказывает, что надо делать, а что нет.
Но в случае с Наташей вам такая подпитка оказалась необходима?
Даже не подпитка, а просто разная информация. И не только о Наташе, но и вообще о самом Чехове. Сразу такого автора почувствовать невозможно, все происходит в процессе. Думаю, основная ошибка актеров и режиссеров - как осовременить Чехова. Почему-то все сразу начинают переодеваться в костюмы наших дней, пытаются придумать современные образы. Хотя, на мой взгляд, Чехов и так современен, как никто другой, что видно и по «Трем сестрам». Да, Вершинин там рассуждает, что через 200-300 лет жизнь будет другая, все изменится. Но мы-то видим, что меняются лишь технологии, а люди остаются все теми же, как у Чехова, с такими же знакомыми нам страстями и переживаниями. Эта мысль заложена в пьесе, и в ней гениальность ее автора. Поэтому осовременивать Чехова бессмысленно, в него надо просто погружаться и раскрывать.
Кстати, в «Самом важном» вы играете Изабеллу от возраста маленькой девочки до зрелости. Каково было играть взросление героини на протяжении спектакля?
Cпектакль выстроен в очень плотном ритме, и нет времени и возможности как-то настраивать себя на своего персонажа. Все происходит легко, свободно, динамично и в чем-то даже импровизационно. Конечно, чтобы этого добиться, пришлось над многим очень серьезно подумать. Прежде всего мы опять же опираемся на автора. Чего не видит зритель, потому что все сокращено до предела, чтобы хоть как-то донести до зала это произведение. Некоторые эпизоды мы прямо с кровью вырывали - роман большой, спектакль идет четыре часа, и все в него вместить невозможно. У нас была задача, чтобы зритель хотя бы минут через 10-15 начал понимать, что вообще происходит, иначе контакта не возникло бы.
Когда я пару лет назад видела в Москве этот спектакль, не помню, чтобы что-то показалось в нем непонятным. Сама структура романа Шишкина, на мой взгляд, гораздо сложнее.
Да, согласна, читать его трудно. Помню, я даже злилась на себя, что не в состоянии его одолеть. Но все же я себя пересилила, прочла роман до конца и осталась очень довольна.
«В кино текст не первичен»
Если коротко резюмировать наш разговор, в основе в театре все равно остается слово, с которого просто нужно бережно счищать шелуху предубеждений и устоявшихся представлений?
Конечно, театр очень сильно связан с работой со словом, именно этому нас обучали еще в ГИТИСе. И ради того, чтобы выразить автора, мы должны сдерживать наши собственные амбиции. К сожалению, очень часто происходит наоборот - как бы самим выразиться через автора... В нашем кинематографе порой совсем иное отношение к тексту.
В чем разница?
В кино по нынешним временам текст - самое последнее, через что выражают мысль, игру, он перестал быть первоосновой для работы, как в театре. Я привыкла отталкиваться от текста, а мне заявляют: «Да ты вообще можешь говорить своими словами». И вот это было для меня страшное открытие, тупик. Я никак не могла понять: а как же можно произносить отсебятину, если автор что-то написал, вот его слова! Очень трудно было перестроиться.
Но со временем вы почувствовали себя в нем комфортнее?
Иначе я не смогла бы работать в кино. Сталкивалась с разным материалом - от современного до классического. Иногда вообще попадала в экстремальные ситуации. Несколько лет назад у меня был крохотусенький эпизодик в «Герое нашего времени»...
...но вы для этих съемок по театральной привычке, конечно же, прочли весь роман?
Естественно, не могу же я неподготовленной явиться на съемку! (Смеется.) И, кстати, в работе над тем эпизодом мне это помогало, потому что я понимала общую составляющую. Хотя, подчеркиваю, текст Лермонтова не был основой для работы. Но все-таки автор меня как-то поддержал, потому что в фильме мне вообще пришлось говорить на другом языке.
На каком?
На адыгейском - вдруг заставили за два дня выучить мои реплики на нем. Простите, говорю, но я же совсем не знаю этот язык! «А вот наш помреж вам сейчас все перескажет, как ему пересказали на съемках в Адыгее». Мы в то время снимали на Таманском полуострове. И два дня в этом прекрасном климате с благоухающими розами я провела в «жесточайшем стрессе». Надо же было не просто выучить другой язык, но еще и играть на нем! (Улыбается.) Это было сильное испытание на прочность. Но из таких испытаний, в общем-то, и состоит жизнь актера.
Досье «ВК»
Мадлен Джабраилова
Заслуженная артистка РФ, ведущая актриса московского театра «Мастерская Петра Фоменко».
Родилась 19 декабря 1970 года в Москве в семье известного актера Расми Джабраилова, долгое время проработавшего в Театре на Таганке. В 1988 году поступила на режиссерско-актерский факультет ГИТИСа на курс Петра Фоменко.
Играет в спектаклях «Мастерской» «Война и мир. Начало романа», «Волки и овцы», «Одна абсолютно счастливая деревня», «Отравленная туника», «Самое важное», «Три сестры», «Триптих».
Снималась в фильмах «Ростов-папа» (2001), «Прогулка» (2003), «Зима Весна» (2004), «Жизнь - поле для охоты» (2005), «Аэропорт» (2005), «9 месяцев» (2006), «Эйфория» (2006), «Печорин. Герой нашего времени» (2006), «Плюс один» (2008).
Лауреат премии им. Станиславского (за роль Девчонки в спектакле «Приключение», 1998), премии Фонда Олега Табакова («За актерский талант, реализованный в спектакле «Варвары», 2000), премии «Чайка» в номинации «Синхронное плавание» (за актерский ансамбль спектакля «Три сестры», 2004). Дважды становилась лауреатом премии газеты «Московский комсомолец» (за роли Наташи в «Трех сестрах» и Изабеллы в спектакле «Самое важное»). Приз за лучшую женскую роль (фильм «Плюс один») на российско-украинском фестивале продюсерского кино в Ялте, 2008.
Елена Коновалова, «Вечерний Красноярск» № 27 (268)
