На следующий сезон у Красноярского театра оперы и балета поистине грандиозные планы — несколько балетных и оперных премьер, два фестиваля и даже, возможно, гастроли в Москве. Одним из самых значительных и интригующих событий сезона, как ожидается, станет премьера балета «Весна священная» на музыку И. Стравинского. Хотя, по словам художественного руководителя театра Сергея Боброва, идея этой постановки возникла спонтанно.
Время пришло
Наверное, время пришло. (Улыбается.) А когда мы уже начали работать над спектаклем, вдруг вспомнили, что в следующем году — столетие «Русского балета Дягилева», для которого, собственно, и было написано это произведение. Так что все неслучайно.
В вашей постановке используется новая хореография. Какое смысловое наполнение вы в нее закладываете?
Я пытаюсь идти теми же ходами, которыми шел композитор. Практически все номера из его балета будут эмоционально совпадать с номерами в нашем спектакле.
А сюжетно?
Дело в том, что сюжета как такового у Стравинского нет, его музыка дает хореографу большую свободу. Да, в основе этой истории — некий древний славянский обряд. Но, думаю, не стоит сосредотачиваться только на обрядах, потому что мы не знаем, какими они были у наших предков на самом деле. И как мне показалось, эта музыка очень хорошо перекликается с историей Аркаима — поселения древних славян-ариев в Челябинской области.
Каким образом?
Аркаим в нашем спектакле — некое условное место действия. Главным божественным персонажем в нем будет солнце. А декорации, как я предполагаю, будут представлять гигантскую воронку — ее образовало солнце, когда оно упало на Землю.
Как метеорит?
Да. И из этой воронки начинает разворачиваться действие. Или, иными словами — новая цивилизация. Аркаим тоже ведь был новой цивилизацией, причем высокоразвитой — в ней были ткацкие станки, плавильные печи, многоквартирные дома с хозяйством. А сам город как раз был построен в виде солнца, лучи от которого расходились во все стороны. В центре Аркаима — огромная сцена, жертвенное место, где происходили обряды и священнодействия. А вокруг нее кругами, как в амфитеатре, были выстроены дома. Поднявшись на крышу дома, человек мог видеть, что происходило в центре города.
И все это вы хотите уместить в своем балете, Сергей Рудольфович?
Обязательно будут параллели и в сценографии, и в самом действии. Например, поскольку в Аркаиме были ткацкие станки, я хочу сделать одну сцену, где будет раскручиваться огромное количество белых и цветных тканей. Эта сцена у нас символизирует праздник рода и рожениц. А главная героиня рождается по ходу действия из живота гигантского животного.
Чем-то эта идея напоминает древнегреческие мифы...
Аркаим ведь не случайно называют дедушкой Трои! (Улыбается.) Часть древних ариев ушла из Аркаима в Грецию. Но все параллели в спектакле относительны, у меня это будет представлено немного по-другому, чем в древнегреческих мифах. Просто не хочу сейчас озвучивать все детали.
А что-то еще можете рассекретить?
Скажем, большое место в нашем балете уделяется птицам — как одним из самых древних существ на Земле. К тому же их присутствие задает спектаклю дополнительную динамику. В одной из финальных сцен будет показана охота на птиц. Гигантская бойня, в которой огромное количество птиц падает на землю, — катаклизм, но после него начинается возрождение. А если говорить в целом, весна священная — это такой полуптичий, получеловеческий мир, эмоционально очень плотный и многоплановый, где нет жесткой привязки к какому-то времени. Много символов и метафор, серия реальных и ирреальных обрядов, которые будут происходить внутри действия балета. И все подкрепляется комбинацией видеопроекций и спецэффектов.
Но не в качестве иллюстрации?
Ни в коем случае — все это, как и сам танец, призвано передавать эмоциональное состояние разных сцен. Попытка совмещения несовмещаемого, некий общий арт, как это сейчас практикуется в Европе.
А что представляет собой сама хореография?
Комбинирование разных хореографических направлений на классической основе.
У вас, кстати, не возникает ощущения, что грань между современным балетом и классическим все больше стирается?
Это действительно так. В современной хореографии очень много стилей и школ. Поэтому и общее направление в европейском искусстве — сочетание несочетаемого, использование разного. И получается такая странная свободная пластика, в которой вдруг — раз, и возникает классический арабеск. Или, наоборот, какой-то элемент, не имеющий ничего общего с классической эстетикой. А потом вновь и вновь все ломается в совершенно другие стили.
Но все-таки как это можно разумно совместить?
Вопрос вкуса и меры хореографа, его умения и интуиции прочувствовать, какое впечатление создает у людей такой синтез — произведения искусства или мусора? Вот в чем грань. Надо найти эту четкую грань, как по лезвию бритвы пройти между разными стилями и создать четкий имидж движения вперед. То же самое происходит в любом другом виде искусства.
Стремление к идеалу
Вашей команде — художников, балетмейстеров, артистов, других театральных цехов — всегда удается воплощать ваши идеи?
Нам всем нужно стремиться к высшей планке. И хорошо, если хотя бы часть из задуманного получается. Конечно, если бы мы могли себе позволить долгое время заниматься только одним спектаклем, результат был бы гораздо ближе к идеалу. Но не стоит забывать, что театр — это очень сложный механизм, в котором надо поддерживать на приличном уровне текущий репертуар и одновременно выпускать по нескольку новых постановок в год. К сожалению, без издержек не обходится.
Какие балеты красноярская публика воспринимает с наибольшим интересом?
Всегда продаются «Ромео и Джульетта» и «Лебединое озеро». Зимой — «Щелкунчик» и «Спящая красавица». Но в целом, как показывает опыт — если ставить спектакли с большой регулярностью, каждый месяц, то продажи падают. Так, например, было с «Царь-рыбой» — балет прошел всего два сезона, причем лишь по разу в один-два месяца. Балетную классику публика воспринимает лучше, но тоже нужно уметь выдерживать время в прокате, чтобы постоянно собирать полные залы.
«Царь-рыбу» восприняли немногие, однако же давно обветшавший рок-балет «Юнона» и «Авось» не сходит с репертуара...
Спектакль действительно уже устарел, идет 22 года, и в будущем мы хотим сделать новую версию — причем не балета, а полноценного мюзикла. А пока выпускаем детский мюзикл по русским сказкам — его композитора Валерию Беседину в Красноярске знают по новому балету «Кот в сапогах».
Планы о гастролях театра в Москве в силе?
Есть предварительная договоренность, и, скорее всего, они состоятся весной. Но то, что повезем, озвучивать пока преждевременно. Сейчас нас больше заботит другое масштабное событие — форум в честь
Жизнь оперной труппы будет столь же насыщенной, как и балетной?
Думаю, оперным артистам без работы скучать однозначно не придется. (Смеется.) Как минимум две премьеры — «Любовный напиток» Доницетти и детская опера «Петер и Пауль» Легара. К тому же наш фестиваль «Парад звезд в оперном» произвел хорошее впечатление на публику, и мы обязательно его продолжим. Невозможно до бесконечности вариться в собственном соку — это понижает профессиональную планку. А когда наши зрители на протяжении трех месяцев слышат приглашенных мастеров высочайшего класса, они и от своего театра будут требовать лучшего звучания. Это очень хороший стимул для всех нас двигаться дальше.
К слову о движении — помнится, у вас была мысль провести в театре и фестиваль современного искусства?
Я и сейчас от нее не отказываюсь. Посмотрим, как публика воспримет «Весну священную», какой резонанс вызовет этот модерновый спектакль. Не скажу, что я склонен идти на поводу у масс и ставить только то, что воспринимается широким кругом зрителей. Но и полностью закрывать глаза на их реакцию, наверное, тоже было бы неправильно. Театр должен развивать свою аудиторию, просвещать ее, но делать это надо очень деликатно и аккуратно.
Елена Коновалова, «Вечерний Красноярск» № 2 (269)
