В крупнейшей газете Польши «Дойче выборче» он считается лучшим репортажным журналистом. Несколько раз получал премии, где значилось что-то вроде «лучший репортер страны». Когда-то Яцек Хуго-Бадер ненавидел Россию, теперь любит и вот уже 17 лет пишет про нее. Репортерствует совершенно отчаянно. Видел нашу жизнь такой, какой мы сами ее не видим, — бичевал на московском вокзале с бомжами, питаясь из мусорных баков и запивая объедки спиртом, автостопом путешествовал по Якутии. Глядя на человека за пятьдесят лет с мимикой и жестикуляцией возбужденного подростка, веришь всем его приключением и несколько удивляешься, что такие люди бывают.
Заметки из подполья
Я понимаю, что ваши тексты чудовищно трудоемки. Но шесть материалов в год, которые вы должны сдавать в газету по контракту, — не мало ли? Редактор не обижается?
Давай на ты, хорошо?
Давай.
Шесть материалов в год — это нормально, объем не оговаривается. Как напишу, так напишу. И гонорар не оговаривается. Есть небольшая зарплата и гонорар, его редактор определяет сам. Смотрит на качество материала. Но никто не в обиде.
А быстрее материал не собирается?
Я как-то хотел сделать интервью с Валентиной Терешковой. Она уже двадцать лет не общалась с журналистами, но я хотел. Целый год мы переписывались, вроде договорились. Я приехал. Две недели ждал встречи. Встреча не состоялась. Нет, материал получился: я встретился с ее дублершами. Ты знаешь, что каждый космонавт имеет минимум трех дублеров? Так вот, это были дублеры Терешковой, они были ничем не хуже нее. Три прекрасных женщины, они умели все то же, что и она. А Валентина ничего особого не умела, просто она была колхозница и поэтому полетела. Хрущев сделал выбор. Ему нужно было такое — как правильно сказать? — пропагандовое лицо. Он имел ее жизнь в своих руках. Он сам выдал ее замуж. Нужно было выдать замуж за космонавта, но Гагарин был занят, Титов был занят, нашли другого. Хрущев был на этой свадьбе, весь СССР был на этой свадьбе, можно сказать.
У тебя в одной биографии значится «профессиональный подпольщик». Как это было?
Почему профессиональный? Да, я был в подполье, но не получал за это денег. Это было в
Чем рисковали?
Можно было сесть, за такое в Польше давали срок. Обычно таких, как мы, ловили плохо, но иногда ловили хорошо, и некоторые садились. Была такая организация, где в 1982 году посадили всех. Они потом вышли из тюрьмы, но там сгорели. Посадили и человека, который создал нашу организацию, он попал в руки службы безопасности, но не выдал остальных. В
Россия по случаю
Возвращаясь к тебе: изначально ты все-таки не журналист, по образованию и профессии?
Я был педагог, учитель детей с ограниченными умственными способностями. Но я был много кем. Был продавцом и грузчиком. Было время, когда моя профессия была взвешивать свиней на рынке.
Революция победила, а дальше как? У нас многие диссиденты куда хуже вписались в новую жизнь, чем те аппаратчики, которых они как бы победили. Вот как ты стал совсем журналистом?
По объявлению. Жена увидела объявление в газете, что нужны журналисты, и сказала: «Может, попробуешь?»
Откуда такая страсть к России, с которой ты годами боролся?
Тебе может не понравиться, извини, но я скажу — я ненавидел русских, мы считали вас оккупантами. В трех километрах от моего дома стояла советская танковая дивизия. А потом, когда советские ушли, ушла и ненависть. Мы перестали рассказывать анекдоты о русских. Ведь что такое анекдот? Мы сделать ничего не могли, а хотелось. Приходилось смеяться. Как говорили про нас: Польша — самый веселый барак в соцлагере. Но это все от бессилия веселились, психическая самооборона была. Рассказывать анекдоты, где русский всегда был самый тупой и глупый.
Расскажи какой-нибудь. Обещаю не обидеться.
Есть такой анекдот про русского, поляка и немца, как им всем дали по два железных шарика и попросили что-нибудь сделать. И вот немец сделал такой прибор для машины, не помню, как называется, поляк — игрушку, а русский — один шарик сломал, другой потерял... Я не очень хорошо рассказал, да? Но если по-польски, то это очень смешно.
Этот анекдот известен и у нас. Так как ты дошел до России?
В СССР я не был ни разу, в 1993 году поехал уже в Россию делать интервью с Калашниковым, который изобрел автомат. И я сделал все неправильно. Понимаешь, это был первый русский, которого я взял в руки. И давай спорить. А надо было помогать, всегда надо помогать человеку, у которого берешь интервью. Но у меня много накопилось.
Чем кончился спор?
Через два часа конструктор Калашников выкинул меня за дверь, но два часа мы поговорили. А надо было говорить две недели. Это же был исторический человек! Потом я это понял и никогда ни с кем не спорю, никогда. А затем у вас в 1993 году был очередной путч, и меня редактор послал в Москву, как специалиста по России. Весь мой опыт был в том, что меня Калашников выкинул из дома. Я сейчас плохо говорю по-русски, а тогда я вообще почти не говорил. Конечно, я учил русский в школе, но это был тот предмет, который чем больше учили, тем сильнее хотелось забыть, как все навязанное. И я сразу полюбил Россию, русские же не виноваты. Хотя простые люди иногда со мной спорят: говорят, как хорошо было в Варшавском договоре. Говорят: «Мы вас, поляков, кормили, сами недоедали ради вас, а вы нас предали американцам». Но у нас в Польше считают, что недоедали мы. Точнее, недоедали и мы, и вы ради того, чтобы у Советского Союза было много танков и самая большая армия в мире. Пять миллионов человек в армии было в мирное время.
Пить до дна
Если все твои репортажи из России собрать в одну большую книжку, какой там был бы лейтмотив?
Я уже 17 лет пишу о развале одной из величайших империй мира.
А разве развал не закончен?
Думаю, нет. Это же не событие, это процесс, такие империи не рушатся одним событием. Вот ты можешь сказать, что будет с Россией через 10 лет? Сложно? И никто из россиян не может сказать, как никто в 1990 году не знал, что СССР распадется. А что будет через 10 лет с Францией? Здесь примерно понятно, в Париже будут ездить немного другие машины, вот и все. А с Россией никто не знает, поэтому я и говорю, что процесс не закончен. Мне предлагали жить в Москве постоянно, но мне удобнее приезжать к вам
Что такого ты видишь, что не увидел бы я?
Здесь произошла революция на дорогах, в последние два года. Не знаю, как в Красноярске, а в Москве произошла. Водители стали пропускать пешеходов в тех местах, например, где нет переходов. Так принято везде на Западе. Но раньше у вас в Москве, переходя улицу, я чувствовал себя зверем, за которым охотятся. А сейчас стали пропускать, и в Москве, и в Магадане.
Какие мифы есть в Польше о России? Самые популярные?
Считается, что Россия очень опасная страна, где бандиты ходят по улицам, где рискуешь каждую минуту...
Вообще-то действительно небезопасная.
Но не настолько, как считают у нас! Мои знакомые купили путевку сюда, оплатили, но не поехали. Видимо, что-то прочитали или увидели по телевизору, что их напугало. Я живу здесь несколько месяцев в году, меня обворовали только один раз, меня в Польше обворовывали чаще. Да и то в тот единственный раз я был сам виноват. Это было на Байкале, я остановился, пил много водки и не смотрел по сторонам.
Что еще удивило в России?
То, что путешествовать автостопом было проще там, где севернее и восточнее. Легче всего путешествовать по колымской трассе Магадан — Якутск. Больше пяти минут ждать на трассе не приходилось. Водители подбирают и еще передают с рук на руки другим водителям, если не могут везти сами. Это в местах с суровым климатом. Там понимают, что, если человеку не помочь, он может погибнуть. Не так в западной части России. Там можно стоять часами — никто не остановится.
Сборник твоих репортажей об СНГ называется «Белая горячка». Давай начнем с цифры: во сколько раз у тебя вырастает потребление водки при пересечении границы?
Жутко возрастает. Я вообще не очень люблю водку, мы в Польше пьем вино. И если дело за ужином, то вино, наверное, будет, но это не пьянка. Я как-то путешествовал по северо-востоку России, и я считал, сколько там было пьянок. Бутылка пива не считается, считается минимум бутылка водки на человека. И вот таких пьянок за 33 дня было 17. Иногда по
Угу.
Был день, когда вечером была намечена пьянка с Виктором, а утром пришлось пить с Юрием, но как я мог не выпить с бывшим майором ракетных войск Советского Союза? У меня такая профессия — я собираю судьбы людей. А это всегда беседа, это даже не интервью, это процесс в обе стороны. Я тоже должен, как у вас говорят, открыть свою душу. Мне это привычно: я человек дороги, конского тракта. Официальные интервью мне менее привычны. Вот я брал интервью у Ирины Прохоровой, и я немного боялся. Это не женщина из цветного журнала, она не будет обсуждать свой секс и своих подружек. С ней придется говорить о русской литературе, а я не так хорошо ее знаю.
Тоже люди
Я читал статью про твой день с московской бомжихой Эммой. С ней было проще, чем с Прохоровой?
Тебе, наверное, было бы сложнее, а мне проще. Я почти влюбился в эту Эмму, она замечательный человек. Когда я ее впервые увидел, она была трезвая, без следов деградации на лице. Когда-то она выступала в лыжной сборной. И у нее было где жить, у нее была квартира в Сыктывкаре, там она получала пенсию, но она сама выбрала жить как бомж в Москве. Мы познакомились в 2005 году, и каждый раз, приезжая в Москву, я стараюсь ее увидеть, подкормить. Сейчас она выглядит уже как все. Рано или поздно она запьет до смерти или ее убьют. Говорит, что пробовала вернуться домой в Сыктывкар, но там ее никто не ждет.
Когда ты сутки бичевал с ней в Москве, все было по-честному? Никаких денег из дома, никаких ксив, еда и питье, как у настоящего бомжа?
Я взял с собой диктофон и фотоаппарат, а в остальном я был как бомж. Собирал бутылки, объедки. Ел и пил, как и все вокруг.
И что, иностранного журналиста бичи так легко приняли за своего?
У бомжей в голове вегетативная жизнь. Важно курить, есть, пить, спать. Никто не спрашивает, откуда ты, какая у тебя история. Эмма представила меня как своего нового друга, этого было достаточно. И они алкоголики, поголовно все. Им много не надо: стаканчик водки, и уже хорошо, даже не водки, им продавали раствор спирта с водой, градусов двадцать, не больше. Но этот стаканчик они принимали несколько раз в сутки.
Что было самое тяжелое в этом приключении?
Запах. У меня очень чувствительный нос, мне кажется, в прошлой жизни я был собакой, причем бездомной и в России. Но потом привыкаешь. В Варшаве я жил с бомжами дольше — целый месяц. Оставил документы и месяц не заходил домой. Спал в подвалах, подъездах, получал по морде. Однажды сидел в кафе, и там охранник выкинул какого-то бомжа из помещения, как собаку, как зверя. Курва мать! Это я стал материться по-польски... У него приказ такой, люди не хотят видеть бомжей в кафе, но я полез тогда драться. Я не хочу, чтобы в моей стране так обращались хоть с одним человеком.
Интересно, знакомые на улицах тебя узнавали?
Некоторые. Подходили, спрашивали, я отвечал. Давали денег — не брал. «Вы же мне даете не как бичу, а как своему приятелю, так нечестно». Еще я заметил, что люди привыкают к бомжам, и в Москве, и в Варшаве. Раньше бомж подходит к остановке, все отшатываются. Теперь подходит, и мало кто реагирует. Еще в бомжи попадают очень разные люди. Иногда это добровольный выбор жизни. В Варшаве мы бродяжили вместе с Питером, это был известный композитор, у него был ансамбль в
Немного футурологии
Есть такой сюжет, как тебя вдохновила одна футурологическая книжка 1957 года. Там описывался 2007 год в СССР, и ты поехал по местам, которые там описывались.
Я родился в 1957 году, книжка вышла тогда же, ее составили главные советские ученые. Они пытались предсказать будущее. Главное, конечно, что не сбылось, — нет никакого СССР. Но я встречался с некоторыми учеными, которые ее писали тогда, например с физиком Виталием Гинзбургом. Это нобелевский лауреат 2003 года, в прошлом году он умер. Это был большой человек, при мне он звонил со своего телефона Путину на его номер, просил денег на журнал по физике. Сколько у вас в стране человек могли вот так запросто позвонить Путину, кто вообще знает его номер? Гинзбург знал, а если не мог дозвониться напрямую, звонил в службу, там подсказывали, какой у Путина сейчас телефон. Это замечательный человек, на мой вопрос, что в его жизни было самое стыдное, он ответил: членство в КПСС. Его будущая жена Нина сидела в лагере, а он состоял в партии, которая ее туда посадила. Они поженились, когда она была еще в ссылке. И вот прогнозы Гинзбурга из области астрофизики (я сейчас не помню, какие именно) сбылись.
А что-нибудь более наглядное советские ученые предсказали?
В 1957 году они предсказали появление Интернета. Было предсказано, что появится всемирная библиотека, доступ куда возможен из любой точки мира. Посредством телефона или какого-то устройства на базе телефона можно будет из Львова связаться с Москвой и посмотреть книгу или прослушать доклад. Предсказали мобильные телефоны. В чем ошиблись? Не освоен космос так, как это виделось тогда, нет огородов на Луне. Не научились менять климат. Самое главное, не сохранился СССР.
Ты вот говорил, что развал империи еще не закончен...
У вас много фундаментальных проблем, я не знаю, что будет, вот ты знаешь? Что будет с войной на Кавказе? Что будет с Сибирью, с Севером? Я смотрел и видел, как люди уезжали, бросив все. В
Как тебе Красноярск по сравнению с европейскими городами?
Вот эти ваши три центральные улицы — Мира, Маркса и Ленина — они красивые. Они красивее, чем Варшава. У нас очень много плохой застройки, город кое-как восстанавливали после войны. У вас все-таки нет такого бардака, как в Москве или Варшаве. Деревья на проспекте Мира, которые ночью светятся, — это хорошо. У нас так делают только на Рождество, а у вас постоянный праздник.
Александр Силаев, «Вечерний Красноярск» № 47 (288)
